Последнее испытание

К концу дня становится ясно, что главная и единственная слабость пункта обвинения, в котором говорится об убийстве, – это как раз то, что «Джи-Ливиа» все же работает, а именно облегчает состояние больных. Да, законодательство, касающееся убийств, направлено против бандитов, которые, расстреливая конкурентов на ходу, убивают кого-то другого. Но может ли такой бандит быть осужден за убийство, если он во время стрельбы каким-то магическим образом делает других людей неуязвимыми для пуль? Разумеется, такую аналогию нельзя назвать идеальной. Но вопросы, которые возникают в этой и других подобных ситуациях, вполне очевидны.

Видимо, понимая, что положительный эффект «Джи-Ливиа» может смягчить вину подсудимого, федеральный прокурор и его люди очень тщательно подошли к вопросу об отборе жертв и их родственников, перечисленных в тексте обвинения. Все больные, которых они вписали в документ, страдали немелкоклеточным раком легких не тяжелее второй стадии. Это значит, что болезнь затронула лимфоузлы только со стороны опухоли. Таким образом, при следовании стандартным протоколам лечения, принятым до появления «Джи-Ливиа», эти пациенты, по прогнозам медиков, могли прожить дольше тех тринадцати – восемнадцати месяцев, которые – в зависимости от тяжести состояния – им отводили медики. Было ясно, впрочем, что даже при такой ситуации присяжные неизбежно услышат что-то о достоинствах лекарства «Джи-Ливиа». Ведь они в любом случае будут упомянуты. Как ни крути, этот факт был одним из важнейших в процессе клинических испытаний, лежащих в основе как самого дела, так и позиции обвинения. По сути, Фелд добивается признания того факта, что с правовой точки зрения позитивное воздействие «Джи-Ливиа» не оправдывает убийства.

Кроме того, представители обвинения, видимо, решили не затрагивать эту тему до начала процесса, надеясь, что это позволит им застать Стернов – а может быть, и судью – врасплох. Однако сделать это им не удается. Марта вооружена несколькими аргументами и ссылками на аналогичные дела. Судье, похоже, наиболее убедительным кажется ее последнее замечание.

– Ваша честь, – говорит Марта, – обвинение должно, исходя из текста закона, продемонстрировать «значительную вероятность» того, что действия доктора Пафко могли привести к смерти пациентов, а также того, что ему об этом было известно. А раз так, то нет сомнений и в том, что защита имеет право показывать положительный эффект от лечения препаратом – ведь, с позиции моего клиента, этот момент как раз мог улучшить перспективы пациентов и, соответственно, способствовать излечению.

– Это отвлекающий маневр, ваша честь, – заявляет Фелд. – Существовала значительная, если не сказать преобладающая, вероятность того, что кто-то из пациентов мог умереть в результате использования этого препарата. Несмотря на улучшение состояния некоторых из них, пусть даже большинства.

– Ваша честь, – снова вступает Марта, – оценка действий доктора Пафко и влияния на больных препарата «Джи-Ливиа» – это дело присяжных, а не мистера Фелда. А для того, чтобы члены жюри смогли все это оценить, наша задача – предоставить им все результаты тестирования лекарства, а не только случаи отрицательных последствий, на которых обвинение намеренно делает акцент.

При рассмотрении дел в судах штатов редко поднимается вопрос, что именно можно считать «значительной вероятностью» – в основном по причине того, что статут об убийстве никогда не применялся в обстоятельствах, подобных нынешним. Сонни покидает свое место на десять минут, чтобы своими силами наскоро изучить данную тему. Вернувшись, она выражает свое мнение предельно просто:

– Возражения гособвинения отклонены. Защита имеет право указывать на положительные результаты лечения с помощью препарата «Джи-Ливиа» – разумеется, и в тех случаях, когда речь идет о пациентах, которых, как предполагается, лекарство убило. Некоторые тонкие нюансы законодательства нам придется обсудить и согласовать на завершающей стадии процесса, когда дело дойдет до инструктирования присяжных.

Это – первая конкретная победа, одержанная Стернами от имени Кирила.

* * *

Опрос свидетелей возобновляется. Следующим в зал суда вызывают сына женщины, которая умерла через год с небольшим после того, как начала принимать «Джи-Ливиа». Для Стернов в этой ситуации единственная разумная стратегия – стараться сделать так, чтобы этот свидетель, выступающий от имени так называемых жертв препарата, как можно скорее закончил свое выступление. После разъяснения, с которым выступила Сонни, Фелд меняет схему опроса – он начинает с того, что интересуется у сына умершей пациентки, можно ли сказать, что использование препарата на какое-то время улучшило состояние его матери. Как только мужчина заканчивает отвечать, Марта поднимается со своего места и говорит:

– Мы приносим вам свои глубочайшие соболезнования. У защиты нет вопросов.

Следующий свидетель – мистер Хорас Пратт из штата Мэн. Фелд явно тщательно репетировал с ним его выступление. Поднявшийся на трибуну мистер Хорас внешне очень похож на фермера с картины «Американская готика» – разве что вил в руке не хватает. Он одет в брюки цвета хаки и фланелевую рубашку, застегнутую до самого горла.

Утром, еще до того, как в зал суда были доставлены присяжные, Марта подняла вопрос, из-за которого у ее отца возникли трения с судьей. Она поинтересовалась, можно ли ей задавать вопросы о состоянии финансов родственников всех перечисленных в обвинении семи жертв – тех самых родственников, которые подали гражданские иски против компании «ПТ» в связи со смертью их близких. Несмотря на возражения представителей гособвинения, судья приняла решение об уместности короткого перекрестного допроса – по крайней мере в тех пяти случаях, когда дела по гражданским искам о компенсациях еще не завершились. Это давало присяжным возможность узнать, что тот или иной родственник умершего пациента или пациентки должен получить по меньшей мере часть денег, выплаты которых требовали от «ПТ». Кроме того, такой подход ясно продемонстрировал бы присяжным, что кое-кто из выступающих перед ними свидетелей обвинения мог быть финансово заинтересованным в том, чтобы дать те или иные показания. С другой стороны, Сонни запретила задавать какие-либо вопросы на обозначенную тему членам двух семей жертв, в том числе сыну умершей женщины, который только что покинул зал суда. Дело в том, что в этих двух случаях истцы заключили с компанией «ПТ» многомиллионные досудебные сделки. Так что у данных свидетелей финансовая заинтересованность уже отсутствовала – какие бы показания они ни дали, больше денег они уже не получили бы. До начала процесса Сонни ясно дала понять, что в данном случае подход к свидетелям должен быть сугубо индивидуальным. Именно поэтому тот факт, что Стерн без согласования с ней заговорил в первый день суда на эту тему, да еще упомянул о гражданских исках и компенсациях, вызвал у судьи такой гнев.

Фелд в данном вопросе, как говорят юристы, решил заранее выбить оружие из рук противника – а именно сам во время опроса задал свидетелям вопросы о гражданских исках. Миссис Колкитт ответила: «Мой сын вроде бы говорил о чем-то таком с юристами из фирмы «Неукрисс», но я про это ничего не знаю». Мистер Пратт сказал примерно то же самое – что всем этим занимается адвокат, который решает вопрос с наследством его жены.

– А теперь скажите, мистер Пратт, – говорит Марта, когда ей предоставляют слово, – именно вы должны унаследовать состояние вашей жены?

– Верно, – следует лаконичный ответ.

– И вы знаете, не правда ли, о том, что львиная доля состояния вашей жены должна, собственно, возникнуть благодаря компенсации, затребованной от «Пафко Терапьютикс» по гражданскому иску, который был подан в связи со смертью вашей жены в результате неправомерных действий?

Фелд поднимается с места, чтобы возразить.

– Я протестую. Свидетель заявил, что делами жены занимается ее адвокат, – говорит помощник федерального прокурора.

Судья, прищурив один глаз, внимательно смотрит на Фелда. Как и Стерны, она тоже подозревает, что помощник прокурора до процесса репетировал со свидетелями обвинения их выступления на процессе – чтобы свидетели могли уйти от неудобных вопросов по поводу того, что они могут выиграть благодаря своим показаниям.

– Миссис Стерн всего лишь спросила, что известно мистеру Пратту. Протест отклонен.

– Да, – говорит Пратт. – Я это знаю.

– А ваши интересы представляет юридическая фирма «Неукрисс»?

– Энтони Неукрисс. Сын.

– Известно ли вам, что фирма Неукриссов потребовала от компании «ПТ» компенсацию за смерть вашей жены в размере пяти миллионов долларов?

После того как Марта называет эту цифру, по залу суда пробегает волна ропота.

– Да, известно.

– А знаете ли вы о том, что, действуя от вашего имени, фирма «Неукрисс» отвергла встречное предложение со стороны компании «ПТ» на сумму два миллиона долларов?

Возмущенный Фелд заявляет протест. Вопрос, заданный Мартой Стерн, в самом деле на грани фола, и Сонни колеблется. Возникает небольшая пауза, и Пратт успевает ответить:

– Это не значит, что они предлагали два миллиона мне. Сорок процентов получит «Неукрисс». Так что на мою долю пришлось бы немногим больше миллиона.

Стерн замечает, как миссис Мэртаф, пожилая вдова, входящая в состав жюри присяжных, презрительно кривит губы. Вероятно, в этот момент многие начинают сомневаться, что мистер Пратт в самом деле испытывает сильную и искреннюю скорбь в связи со смертью жены.

– Я ограничиваю дальнейший перекрестный допрос свидетелей в том, что касается ad damnum[2 - Ad damnum (лат.) – аргумент к убыткам (юр.).], – объявляет Сонни, сознательно используя латынь – в данном случае свидетели не должны понимать, о чем именно идет речь. Судья имеет в виду, что при перекрестном допросе других свидетелей обвинения Марта сможет спрашивать их только о сумме иска, поданного родственниками того или иного из умерших пациентов.

Впрочем, даже при этом ограничении Марта вполне способна дать понять присяжным достаточно очевидную вещь: три оставшихся свидетеля обвинения из тех пяти, от чьего имени поданы гражданские иски, могут получить и почти наверняка получат финансовую выгоду от своих показаний. К тому же двое из пяти являются клиентами юристов компании «Неукрисс», которая оформила первые иски менее чем через сорок восемь часов после публикации репортажа в «Уолл-стрит Джорнэл», который положил начало скандалу вокруг препарата «Джи-Ливиа». Как адвокаты юридической конторы «Неукрисс» умудрились за такой короткий срок выяснить, кто именно из пациентов умер в ходе клинических испытаний, и оформить гражданские иски от имени их родственников, опередив других юристов, – это тайна, которую Стерны и крупные юридические фирмы, представляющие в этих гражданских делах интересы компании «ПТ», так и не смогли разгадать. Но Пит Неукрисс, глава семейства Неукриссов, которому уже почти девяносто лет, недаром известен среди юристов округа Киндл под кличкой Король Тьмы. Он умело применял в своей деятельности тайные и весьма нечистоплотные методы и обладал умением проникать за закрытые двери и в чужие тайны еще во времена своего первого брака. Тогда, кстати, его тесть, лейтенант полиции, работавший в Службе дорожного движения, договорился со всеми сотрудниками подразделения, чтобы они, оказавшись на месте аварии, все как один вручали участникам ДТП визитные карточки его зятя. Стерн также помнит фотографии, сделанные репортерами телеграфных агентств в Индийском городке Бхопал, где произошел всемирно известный трагический случай утечки химических веществ. На снимках оказался и старший Неукрисс – в армейской противохимической защитной маске и с чемоданчиком, туго набитым договорами о предварительной оплате юридических услуг.

После родственников умерших пациентов гособвинение пригласило в зал суда нескольких лечащих врачей. Из их показаний становится ясно, что у них довольно смутное представление о том, что на самом деле происходило с их больными. Разумеется, можно было бы провести их перекрестный допрос. Однако адвокаты знают, что будет лучше, если они применят эту процедуру в отношении патологоанатома, которого обвинение собирается вызвать следующим. Из предыдущего опыта Алехандро Стерн и Марта знают, что, задавая вопросы доктору Роджерс, они, возможно, смогут за что-то зацепиться. Поэтому они очень надеются на то, что прокурору и его людям придется вызвать ее до того, как Сонни объявит о завершении сегодняшних слушаний. Но судья делает это сразу же после того, как подиум покидает последний из приглашенных в суд врачей. По окончании первого дня опроса свидетелей в ходе процесса «Соединенные Штаты Америки против Пафко» сторона обвинения вырывается далеко вперед.

8. Краска

Когда Стерну стало ясно, что впервые за многие годы предстоит долгий судебный процесс, в нем сразу поселилось беспокойство, что может не хватить энергии для полноценной работы – ведь он уже не тот, что прежде. Но даже с учетом этого его потрясло состояние собственного бессилия после целого дня судебных слушаний. Он почти ничего не делал, в основном наблюдал за происходящим. Но даже при этом предельная концентрация внимания во время заседания, да еще в сочетании с драматическими моментами предыдущего дня выжала из пожилого адвоката все соки. Его мозг и нервная система были слишком истощены, чтобы функционировать нормально. Он даже ощутил легкую тахикардию, которая время от времени беспокоит его и серьезно тревожит Ала, его личного врача. Стерн пообещал Марте и самому себе, что не будет геройствовать, когда почувствует себя усталым. Коротко переговорив с Кирилом, а затем со своей дочерью, Стерн позвал Ардента и вскоре уже ехал в «Кадиллаке» домой, на Западный берег. Он хорошо подготовился к завтрашним перекрестным допросам и в случае необходимости сможет просмотреть все нужные материалы в удаленном режима из дома. Самое лучшее для него сейчас – отдохнуть и набраться сил перед продолжением противостояния.

После того как Хелен и Стерн поженились в 1990 году, они оба продали свои дома, располагавшиеся менее чем в миле друг от друга, – в них они воспитывали своих детей, рожденных в браке с первыми супругами. Дом, в котором сейчас живет Стерн, они с Хелен купили вместе. Это одноэтажный кирпичный коттедж с крышей, отделанной декоративными деревянными планками. В нем есть уютная хозяйская спальня и современная кухня, в гостевом флигеле могут размещаться живущие за пределами города дети, если решатся приехать. На участке разбит большой сад, за которым Хелен очень любила ухаживать. И Стерн, и Хелен никогда не говорили об этом вслух, но прекрасно понимали, что в этом доме, скорее всего, они оба уйдут из жизни. Теперь этот очевидный прогноз уже наполовину сбылся.

До Хелен Стерн успел похоронить свою первую жену, поэтому ему очень хорошо знакомо болезненное чувство одиночества, которое всякий раз возникает у него, когда он входит в пустой дом. Он привычно включает сразу несколько телевизоров, стоящих в разных комнатах, – они создают фоновый шум, от которого ему становится немного легче. Этот шум дает ему возможность подавить мучительное ощущение, что он сам давно уже призрак, без приюта скитающийся по земле. Уход Хелен, как и Клары, случился внезапно. Однажды утром Стерн проснулся еще женатым мужчиной, а к полудню уже был одиноким вдовцом. Хелен скоропостижно скончалась в местном оздоровительном клубе, упражняясь на эллиптическом тренажере, от разрыва аневризмы мозговых сосудов. Было ли Стерну хоть немного легче, с учетом того, что он уже проходил через подобное? Возможно, и так – во всяком случае, он понимал и принимал то, что любой второй брак, заключенный далеко не молодыми людьми, уже хотя бы в силу их возраста может оказаться недолгим. После самоубийства Клары он был потрясен и, можно сказать, уничтожен. Наверное, отчасти его состояние объяснялось и тем, что это именно самоубийство. Теперь же, после смерти Хелен, горе, которое гнездится в душе Стерна, более живучее, это боль, которую он ощущает постоянно. Стерн, который, когда Хелен умерла, уже был болен раком, очень тяжело перенес похороны и период траура. Но затем препарат «Джи-Ливиа» начал буквально творить чудеса. Теперь он надеется на то, что Хелен при жизни чувствовала, насколько он благодарен ей за свет и радость, которыми она наполнила его жизнь.

Открыв входную дверь дома, Стерн едва находит в себе силы, чтобы, спотыкаясь, добраться до гостиной. Когда Хелен вышла за него замуж, вместе с ней в их доме появился небольшой, но ужасно невоспитанный пес породы джек-рассел-терьер по имени Гомер. Когда его не стало, его вскоре заменил Гомер Второй, потом – Гомер Третий. В отличие от своих предшественников, Гомер Третий не скалил зубы на Стерна, когда тот подходил к Хелен. Однако и он считал хозяйку своей собственностью. Единственным свидетельством подозрений Стерна, что Хелен все же может умереть первой, можно было считать следующее обстоятельство: Стерн настоял, чтобы жена нашла кого-нибудь, кто в случае ее смерти заберет собаку к себе. Дело в том, что Гомер Третий – слишком нервный пес, и внукам Хелен его доверить было нельзя.

В итоге, к огромной досаде Стерна, собака осталась с ним и теперь всячески дает понять, что винит в исчезновении Хелен именно его. Старый адвокат каждый день кормит Гомера Третьего по утрам и вечерам и с помощью Пинки договаривается с людьми, которые вычесывают псу шерсть и гуляют с ним. Но никакой благодарности от животного он не получает. Гомер, конечно, виляет своим скромных размеров хвостиком при виде Стерна, но только потому, что ждет от него привычной порции еды.

Стерн ставит на пол чемоданчик и наливает себе в стакан виски примерно на палец, после чего буквально падает в обтянутое черное кожей кресло фирмы «Герман Миллер». Из него открывается вид на сад, который так любила Хелен. В этом году без ее заботливых рук он снова зарос сорняками и выглядит ужасно неухоженным. Незаметно для себя Стерн задремывает. Когда его будит Пинки, которая с шумом врывается на кухню и начинает греметь посудой, он не может понять, сколько времени проспал.

– Дед, не хочешь пообедать? – интересуется она. – Ты вообще ел что-нибудь?

Все еще не проснувшись окончательно, Стерн встряхивает головой – ему нужно несколько секунд, чтобы вспомнить события дня и ответить на вопрос.

– Суп будешь? – спрашивает Пинки. Ее кулинарные навыки весьма ограниченны, но по вечерам Стерн крайне редко чувствует аппетит. Для того чтобы поддержать разговор с внучкой о еде, ему хватает поверхностных знаний, которые он почерпнул из книги шеф-повара Боярди.

Стерн все еще не уверен, можно ли определенно сказать, что Пинки живет в этом доме. В семье у Пинки всегда было два основных защитника – Стерн и Хелен. Беззаветная любовь старого адвоката к своей внучке выше его собственного понимания. Но, так или иначе, он просто души в ней не чает, и Хелен, которая всегда понимала, что для Стерна по-настоящему важно, это сразу прочно усвоила и встала на ее сторону целиком и полностью, о чем бы ни шла речь. В течение нескольких последних лет Стерн всячески поощрял Пинки к тому, чтобы та использовала гостевой флигель как запасной аэродром. Она появлялась всякий раз, когда – в среднем примерно раз в полгода – разрывала отношения с очередным приятелем или подружкой, у которых жила. Стерн, когда она внезапно возвращалась, всегда тайно ликовал. В таких случаях она как ни в чем не бывало вдруг появлялась на кухне в районе восьми вечера, хватала что-нибудь из холодильника и говорила Стерну, что хочет, чтобы с утра ее подвезли на работу. Привыкнув к такой схеме, Стерн несколько месяцев тому назад испытал шок, когда услышал, как Пинки, находясь в офисе, небрежно бросила кому-то:

– Я сейчас вроде как ухаживаю за дедом.

Несомненно, к этому ее поощрили дети Стерна. Возможно, Пинки нельзя назвать практичной и хозяйственной. Но она вполне способна сходить в магазин за продуктами, постирать белье, а в случае необходимости, увидев деда лежащим на полу в кухне, связаться со службой спасения по номеру 911 – ведь рано или поздно это должно будет случиться. Но все же Пинки есть Пинки, так что временами она исчезает на несколько дней без всякого предупреждения.

Стерн и Пинки съедают суп, сидя за кухонной стойкой, где обычно принято завтракать. Пинки между делом просматривает сообщения на своем телефоне. Гомер, который явно симпатизирует ей больше, чем Стерну, укладывается на пол у нее ног.

– Ну что ты скажешь о сегодняшнем заседании суда? – интересуется Стерн, когда его внучка перестает виртуозно барабанить по экрану смартфона большими пальцами. В подобных ситуациях Пинки не всегда слышит то, что ей говорят, но на этот раз она реагирует на слова деда сразу. Задумчиво покачав головой, она отвечает: