Черная Роза

Девушка прислонилась виском к холодному стеклу и потуже завернулась в одеяло. Воспоминания трёхлетней давности были наполнены летней пылью, жарой и запахом свежей краски…

Лето 2004 года было для Дианы Манелис особенно солнечным и радостным, ведь она стала студенткой Саратовского Областного Училища Искусств. Счастье не могла омрачить даже традиционная отработка, которой подвергались все поступившие абитуриенты.

Она познакомилась со своими однокурсниками, коих было всего шесть человек. Для них сразу распределили задания: Аня, Саша и Оксана отправились в 26 класс мыть окна, Маша, Оля и Вика красили стулья, а Диане вручили ведро, тряпку, и отправили к входной двери, которую следовало отмыть от засохшей штукатурки и меловой пыли.

Диана долго скребла и намывала дверь, но на ней всё равно оставались противные белые разводы. Тогда она схватила ведро и размахнулась, собираясь сполоснуть деревянную поверхность в полном смысле этого слова. Судьба выбрала именно этот момент, чтобы некто открыл эту злополучную дверь и попытался зайти в училище.

«Благо, я воду только что поменяла», – пронеслось в голове Дианы.

Она растеряно взирала на отплёвывающегося мокрого светловолосого парня, вертела в руках ведро и решительно не могла придумать, что сказать в своё оправдание.

Парень тем временем убрал с глаз налипшую светлую чёлку и взглянул на неё. Должно быть, у девушки было забавное выражение лица, потому что уголок его рта неумолимо пополз вверх.

– Ой… – наконец произнесла Диана и прижала к себе пустое ведро, – прости пожалуйста.

Парень усмехнулся. Девушка заметила появившиеся вокруг его глаз забавные мелкие морщинки. Она покопалась в сумке, вытащила пачку одноразовых салфеток, пахнущих клубникой, и предложила ему.

– Ну… хорошо, что сейчас не зима, правда? Всё высохнет, не переживай, на улице такая жара. – Он смял мокрую салфетку и, прицелившись, бросил её в урну. – Я – Антон. Поступил на РНХ.

Диана с удовольствием пожала протянутую руку.

– Диана. С теоретического…

Девушка вздохнула и спрыгнула с подоконника. Да, наверное, именно тогда что-то в его зелёных хитрющих глазах её зацепило. Со временем она чаще начала обращать на него внимание, рассматривать его, когда он не видит. И с каждым разом его недостатки будто тускнели, а достоинства – становились всё отчётливее. Диана фыркнула, застилая кровать покрывалом. «Должно быть, именно это зовётся любовной слепотой», – подумала она.

Ди ждала совместных уроков с РНХ, как чуда. Каждое прикосновение и мимолётный взгляд она старалась сберечь, словно необычайную драгоценность. Каждое его слово значило для Дианы что-то, чего эти же слова, сказанные другими людьми, не значили.

Она села на убранную кровать и потрясла головой, пытаясь вытряхнуть от туда мысли об Антоне.

– Да уж… – протянул вдруг негромкий голос.

Диана вздрогнула и подняла голову. В дверях комнаты, сложив руки на груди и прислонившись плечом к косяку, стояла Лиза со скептическим выражением лица. Её школьная сумка валялась рядом.

– Знаешь, Ди, наблюдая за такими твоими «зависаниями», когда ты по нескольку минут стоишь без движения и тупо пялишься в пространство, я всё чаще думаю, что у моей сестры медленно развивающаяся шизофрения. – Приподняв брови, Лиза смотрела на сестру, словно это она была на пять лет старше, а не наоборот.

– Какие мы выучили умные слова, – вяло отмахнулась Ди.

Лиза покачала головой и подхватила с пола сумку.

– Ты хоть изредка дверь в квартиру запирай, – продолжала она, вытаскивая учебники и небрежно кидая их на стол, – а то так грабители залезут, всё вычистят, ещё пообедать успеют, а ты так и не заметишь.

Последним поверх стопки многострадальных книг упал циркуль, мстительно воткнувшись в самый центр обложки учебника по геометрии.

Наученная бережному обращению с книгами училищными библиотекарями, Диана передёрнулась, отобрала из рук сестры сумку и поинтересовалась.

– Тебя снова забрал из школы отчим?

Лиза скривилась и сердито плюхнулась на диван.

– Лимит моего терпения – полчаса общения с ним в день. Сегодня я превысила его в пять раз, пока мы стояли в пробке.

Диана понимающе хмыкнула. Михаил Константинович абсолютно не интересовался жизнью сестёр, однако постоянно делал им замечания по поводу и без такового. Бесконечные нравоучения, должно быть, сводились к его понятию о воспитании.

– Лизавета, дойди до магазина, и чтобы обед был к моему приходу, – гримасничая, передразнила Лиза писклявым голосом, – Лизавета, пропылесось прихожую, не видишь, что там пыльно? Лизавета, подай мне, живо, вилку! Тьфу! Я что ему, прислуга? И я ненавижу, когда меня зовут «Лизавета»!

Диана ещё раз вздохнула. Её уже давно не трогало, что отчим замечает их с сестрой, только когда пусто в холодильнике или пыльно в квартире. В остальное же время их словно и не существовало, а раз так, то Ди научилась пропускать его реплики мимо ушей.

– Когда он придёт? – спросила она сестру.

– Через час, – мрачно ответила Лиза, гипнотизируя взглядом стопку учебников, – поехал машину в гараж ставить. Забрал меня из школы по просьбе мамы, и теперь, верно, ждёт, что мы сочиним ему оду и продекламируем её за ужином.

– Отдыхай. Я сама приготовлю обед, – примирительно сказала Диана, на мгновение дотронувшись до руки сестры.

Лиза ответила взглядом полным благодарности. Ей, похоже, стало немного совестно за «медленно развивающуюся шизофрению».

***

Близился новогодний праздник. Диана любила эту пору, когда стары, бородатый год, предчувствуя свой уход, сердится на землю и людей, обдувая их по вечерам колючими ветрами, кидая пригоршни снега им в лицо. Декабрь как-то незаметно окутал улицы морозным дыханием и погрузил деревья в сонное забытьё. Страсти, навеянные хмурой осенью, заснули до весны, а тревожные мысли исчезали, уступая место спокойствию.

Из окна 32 аудитории училища искусств были видны ленивые облака. Солнце светило обманчивым теплом, и на душе у Дианы было ясно. Зачётная неделя близилась к своему логическому завершению. Последней оценкой в зачётной книжке Дианы была оценка по ОБЖ, которая обещала быть отличной. Девушка с предвкушением взглянула на каток, поблёскивающий только что отполированным льдом. Через 15 минут заканчивается последний зачёт, и они с Наташкой пойдут обкатывать новенькие коньки.

Получив своё законное «отлично», Диана счастливо вздохнула: зачётная сессия закончилась, и впереди всего два экзамена. Спускаясь вместе с Аней на второй этаж в замечательном расположении духа, Диана заметила странную вещь: Мила, подкравшись к Антону сзади, закрыла ему глаза в старом жесте «Угадай кто?!», но Антон раздражённо скинул с себя её ладони, отвернулся и ушёл.

Ди приподняла брови и оглянулась на подругу. Аня смотрела на неё, чуть улыбаясь, с выражением «а что я тебе говорила?».

– Три недели, – произнесла она деловито, – Я ведь сказала, что они и месяца не продержатся вместе.

Диана усмехнулась.

Через неделю третий курс теоретического отделения сдал второй и последний экзамен – Гармонический Анализ.

– Кажется, я допустила ошибку в анализе романса Чайковского «Я тебе ничего не скажу», всё-таки это был аккорд доминантовой группы. Хорошо, что ассистент не заметил, я бы сгорела со стыда! – заливалась соловьём Дианина однокурсница Маша, жизненное кредо которой было «читаю всё, что вижу!».

Выйдя за дверь из аудитории, она взахлёб объясняла всем желающим, в чём именно состояла её ошибка и как, по её мнению, её следовало избежать. Желающих было немного, но и они слушали её с такими кислыми лицами, что вскоре она затихла, возмущённо сопя. Диане расслышала в этом сопении отдельные знакомые слова: «не понимают», «гармония», «доминантовая группа»…

У студентов в голове порхало праздничное настроение, и все находились в ожидании вечернего концерта.

Новогодний вечер в училище всегда был волшебным. Тут шутили сборные команды КВН, пели эстрадники, танцевали народники, или ставили какие-нибудь смешные сценки. Окончание сессии и праздничное настроение всех сплачивало, и после концерта все танцевали единой шумной и весёлой толпой.

Диане тоже предстояло выступить на сцене. Она пела. Это была очаровательная песня на французском языке, и только сама Ди знала, каких трудов ей стоило выучить текст.

Композиция была посвящена знаменитой реке Парижа – Сене, но за незамысловатым текстом скрывался романтический смысл: эта песня была о влюблённости в жизнь, в родной город, и в человека, который совсем рядом с тобой. О том, что на самом-то деле мир вокруг прекрасен.

Отзвучав, она оставляла на душе приятное, светлое ощущение. Диана влюбилась в мягкие аккорды, простую, но от этого ещё более очаровательную тембровую окраску фонограммы, и плавную, напоминающую спокойную водную гладь, мелодию.

Уже слыша, как объявляли её номер, девушка поправила поблёскивающие шпильки в высокой причёске и длинное серебристое платье, плотно охватывающее её фигуру. Зеркало отразило её румяное от волнения лицо, и она с облегчением подумала, что Антон наверняка где-то в толпе, и она не заметит его.

Послышались аплодисменты, когда девушка выходила на сцену, они придали ей уверенности – в училище всех выступающих принимали тепло. Диана улыбнулась, приветствуя публику, скользнула взглядом по залу и застыла. Антон сидел прямо по центру в первом ряду. Девушка встретилась с ним глазами, и шум вокруг внезапно смолк, словно кто-то резко выключил звук.