Женя грациозно спрыгнул со сцены и неспешно подошёл к ней.
– Да, – согласился он, рассматривая Дианин профиль, – и Михаил Дмитриевич доволен. Надеюсь, мы хорошо выступим, ведь от этого зависит, кто поедет на конкурс в Москву: мы или Серёга с Сашей.
Краем уха слыша, что он говорит, погружённая в свои мысли, Диана вздрогнула, что, конечно же, не укрылось от внимательного взгляда Жени.
– Мы поедем в Москву, Женя. – Решительно заверила его девушка, – Или я не Диана Манелис.
Во время этого короткого диалога она успела пройти половину пути до выхода из зала, но на её плечи мягко легли тёплые ладони.
Женя обошёл её и заглянул ей в глаза.
– Диана, что происходит?
Его голос звучал тревожно. Он вглядывался в её лицо так, будто хотел прочитать в нём ответы на все свои вопросы.
– Ты плакала сегодня во время танца, обычно ты не такая чувствительная. Когда ты так хорошо входишь в образ, у тебя постоянно что-то случается. Что на этот раз?
Диана невесело усмехнулась и перехватила лямку рюкзака за квадратное крепление, чтобы было легче держать его на плече. Иногда ей хотелось, чтобы её близкие друзья были не такими проницательными.
– Так значит вот какого ты мнения о моих танцевальных способностях, – спросила она, впервые за вечер смотря ему в глаза.
– Не уходи от темы, – ничуть не улыбнувшись, попросил Женя, – Ты напряжена и расстроена. Что случилось?
Диана устало опустилась в одно из многочисленных кресел актового зала, теребя в руках крепление на лямке рюкзака.
– Ничего, – ответила она, – ничего особенного. Все живы, здоровы, и даже веселы. У меня ничего не случилось.
Женя присел перед ней на корточки.
– Что тогда?
– Почему тебя это так интересует, Жень? – устало спросила Ди.
Женя чуть нахмурился, поднялся на ноги и сел в кресло рядом с Дианой. Лицо его приняло привычно закрытое выражение.
– Потому что, если у тебя будет нервный срыв, мы хорошо не станцуем на спектакле, а значит, поездка в Москву нам обломится.
Диана ухмыльнулась и приподняла брови – Женька никогда не признается в том, что она для него является другом, а не просто партнёршей по танцу, и он за неё переживает.
– Антон…
Одно слово объяснило всё. Лицо Жени враз потемнело, и он перебил её, не дав сказать больше ни слова:
– Я так и знал, что дело в нём. – Мрачно проговорил он, – и что теперь наделал этот хорёк?
– Он не хорёк, – буркнула Диана, – и он ничего не наделал. Просто нашёл себе девушку… Она красивая…
Она почти ожидала, что Женька начнёт высказываться в своей омерзительной, едкой манере про Антона и его девушку, которую он даже не знал, но он молчал. Только напряжённо смотрел на неё и молчал.
А Диана вспоминала, как Антон обнимал Милашу – до чего противное, приторное имя! Как он смотрел на неё, как её тонкие дирижёрские пальчики манерно гладили его по волосам. Как она победно улыбалась ему тогда в коридоре, облокотившись на лестницу. Диана не сомневалась, что застала их именно в тот момент, когда Антон предложил ей встречаться. В груди поднялся протест, руки сжались в кулаки, глаза враз снова стали влажными.
– Диана, что ты творишь?!
Короткий возглас Женьки вывел её из транса, и она не сразу поняла, почему он пытается разжать её судорожно сжатую на лямке рюкзака руку.
Руке было скользко и влажно. Диана отпустила острое квадратное крепление и увидела, что его край вошёл неглубоко под кожу, но ранка уже заполнилась тёмной кровью. Боль она чувствовала как-то странно, отдалённо и заторможено.
Тихо ругаясь сквозь зубы, Женя открыл свой рюкзак, достал ватный диск и йод и вернулся к ней.
Диана не удивилась. Она тоже носила с собой средства первой помощи на каждую репетицию. Мало ли что может случиться во время акробатического танца.
Пока Диана разглядывала руку, Женя успел набрать на вату тёмной жидкости и приложить её к ранке.
– Ай, жжётся! – пожаловалась девушка, но руку не отдёрнула.
– Так тебе и надо, – сварливо ответил Женя, осторожно промокая ватой кровь на её ладони, – не будешь думать о всяких…
О каких «всяких», Женя не договорил. Он отложил вату и несильно подул на Дианину ладонь. Потом встал и закрыл йод пробкой. На его пальцах остались коричневые следы, которые он принялся задумчиво оттирать.
– И что ты думаешь, у них это надолго? – не глядя на Диану, спросил он.
– Ну… – замялась девушка, и Жене, похоже, этого было достаточно.
– Раз не знаешь, значит, и думать об этом не стоит, – констатировал он, закрывая свой рюкзак и закидывая его на спину. – И вообще, странная ты. Говоришь, эта его девушка – красивая…
Диана вспомнила осиную талию и тёмные длинные волосы, всегда такие гладкие, блестящие, и поднялась на ноги из кресла.
– По крайней мере, она не носится, как угорелая по улицам и определённо успевает с утра расчесаться.
– Дурочка. – С необъяснимой нежностью вдруг сказал Женя, по-прежнему не глядя на неё. А потом повернул голову и окинул её долгим взглядом с головы до ног, – ты намного лучше.
Он сказал последнюю фразу абсолютно спокойно, без тени кокетства или подтрунивания.
Диана удивлённо подняла голову от возни с застёжкой рюкзака. Женя не отводил глаз, смотрел на неё прямо, давая понять, что говорит серьёзно и ничуть не отказывается от своих слов. Он выглядел удивительно открытым и беззащитным в этот момент, словно спала маска, скрывающая его истинное лицо. Но стоило Диане моргнуть, как во взгляд его снова вернулись привычные льдинки, и то нежное выражение, которое появилось на краткий миг, исчезло.
– Идиот твой Антон, и вкуса у него нет, – констатировал он насмешливо.
Диана неожиданно для себя рассмеялась. Женьке удалось чуть ослабить узел в её душе, и она испытала прилив благодарности к своему дорогому другу. Ей захотелось его обнять и уткнуться в его шею, но она подумала, что он этого не поймёт.
– Ах, Женька, я так тебя люблю. – Шутливо ткнув его кулачком в плечо, сказала Диана.
Евгений взглянул на неё, и уголки его губ приподнялись в намёке на улыбку, однако глаз эта улыбка не достигла. Засунув руки в карманы, он приподнялся на носках и снова опустился на пятки, потягиваясь.
– Взаимно, Ди.
***
Следующие несколько дней прошли у Дианы в борьбе между неудержным весельем и чёрной хандрой. Аня говорила, что это называется ремиссией – когда депрессия доходит до того, что человеку начинает казаться, что всё вокруг просто замечательно, а потом снова возвращается чувство утраты и потери. Наташка же называла такое состояния просто истерией.