Адресованное послание

– Да.

– Не прогибается… Понятно, конечно, но выглядит странно: ты совсем живая, а постель не прогибается. Можешь ответить – что там с поляной? Как я мог здесь какой-то узел завязать?

– Не завязал, но до конца и не развязал…

– Мама?..

– Да.

– Закрой мне глаза… Спасибо…

Пелена. Книга первая

Глава первая

Невесомая пелена, серо-голубая в ярких лучах щедрого на тепло солнца, неспешно опускалась на головы парня и девушки. Они стояли в круге, выложенном из свежесрезанных прутьев дерева икка. Парень, здоровенный детина с детскими голубыми глазами и выцветшей на солнце почти белёсой, небрежно зачёсанной шевелюрой (явно северянин), бережно держал за руку девушку, в отличие от него – смуглую, черноволосую, ладную, как и подавляющее большинство из стоящих вокруг людей.

Колдун сидел посреди поля, чуть в стороне от дороги, на большом мшистом валуне, вросшем в землю несколько веков назад. Незримые нити накрепко связывали его с серо-голубым покрывалом. Ворожба, судя по всему, давалась нелегко. Пот крупными каплями тёк по худому, заострённому книзу лицу. Сквозь вертикальную прорезь на левом плече колдуна виднелась наколка: одинокая звёздочка; а отсутствие надписи вокруг неё говорило о том, что он не принадлежал ни к одной из школ и был посвящён магом-одиночкой, который, впрочем, тоже не пожелал поставить своего имени. Имя колдун обязан был назвать, только не каждому встречному-поперечному, а особой комиссии, имеющей право спросить. Но балахонов, в которые рядились члены комиссии, в толпе видно не было, значит – и спрашивать было некому.

У ног колдуна лежал огромный чёрный пёс не известной в здешних местах породы, с неестественно угловатой – чуть ли не квадратной – головой и янтарными глазами. Встречаться с ним «с глазу на глаз» не захотелось бы ни при каких обстоятельствах.

Покрывало подержало в своих странноватых объятиях молодую пару, неспешно поднялось в воздух и зависло над землёй.

Парень, не скрывая радостной открытой улыбки, подхватил девушку на руки и вынес за круг. Она тоже улыбалась, но в глубине её тёмных и чуть притянутых к вискам глаз, казалось, притаился какой-то вопрос. Она даже исхитрилась извернуться в крепких объятьях, повернула голову в сторону круга и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. Но встретилась взглядом со счастливыми голубыми глазами и, махнув рукой, обхватила спутника за крепкую шею.

Колдун наконец вытер дрожащей рукой пот с лица и, положив руку на спину псу, расслабился.

– Родимый!..

Старуха в коричневом стареньком платье, заштопанном в нескольких местах, несмело топталась перед камнем. Два шва на правом рукаве её платья были сделаны криво: видно, старухе стало отказывать зрение.

На неё посмотрели двое: колдун и его собака. Рука старухи дёрнулась в попытке сотворить охранный знак, но она себя пересилила и, достав из поясного мешочка белый застиранный платочек, развернула его на дрожащей ладони. Несколько серебряных монет (скорее всего – всё, что у неё было) сверкнули в лучах полуденного солнца.

– Мне бы про сынка узнать… Семь лет уж в чужой сторонке, не знаю, жив ли… Скажет? – и она мотнула головой в сторону покрывала.

Колдун несколько мгновений смотрел на монеты. Видно было, что деньги ему нужны позарез, но ответил он честно:

– Не знаю, мать, я ему не хозяин; может, и скажет. А может и вовсе про другое сказать или вообще ничего…

И, чуть помедлив, добавил:

– Но деньги я не верну, сама понимаешь.

Старуха сжала ладонь в кулак, затем, не раздумывая больше, положила платок на камень и засеменила в круг.

– А ведь неплохо зарабатывает, хоть и безусый ещё! – рыжий коротышка с непомерно широкими плечами и быстрыми воровскими глазами толкнул в бок соседа, сухопарого горожанина с седыми висками, медлительными движениями и прищуренными в блаженной лени глазами; и только очень внимательный наблюдатель мог бы заметить, что движения его нарочито замедленны, а острый взгляд из-под век выхватывает и оценивает события со скоростью падающего коршуна. Да и одежда горожанина, хоть и сидела на нём как родная, вряд ли была его повседневным платьем.

– Ты вон туда посмотри, – глаза сухопарого, казалось, совсем прикрылись от слепящего солнца.

– Ну и что? Пёс как пёс. Просто большой и уродливый какой-то…

– Просто? Нет, друг мой, совсем не просто, ты уж поверь мне на слово.

Пёс, словно понимая, что разговор идёт про него, – повернул голову в сторону коротышки и сухопарого и, открыв пасть, дважды провёл языком по гранёным треугольным зубам.

– Мама, смотри, собачка улыбается, – девочка лет четырёх, босоногая, с красной лентой в чёрных волосах, подбежала и смело положила руку на морду псу. Тот вздрогнул, красный язык быстро промелькнул по ладошке девочки и спрятался, как в ущелье, за частоколом зубов. Полумёртвая от страха женщина оттаскивала дочь прочь от камня и дрожащими пальцами ощупывала руку дочери, будто не веря, что рука осталась при ней, а не в пасти страшного зверя.

– Ну, вот видишь! – насмешливо протянул коротышка.

– Вижу, – неопределённо пожал плечами сухопарый.

Серо-голубое покрывало поднялось над поляной.

– Живой! – старуха широко улыбнулась всем своим беззубым ртом и, подобрав подол платья, резво засеменила прочь из круга.

– А-а-а! – рыжий решительно дёрнул из-за пояса кошель, отсчитал четыре монеты, бросил их на ходу на колени колдуна и направился в середину круга.

– Давай!

Покрывало, повисев над головой рыжего, упало ему на плечи и голову и, запеленав в кокон, замерло. Некоторое время ничего не происходило, затем фигура коротышки задёргалась. Изнутри донёсся хриплый рык:

– Врёшь! Не было этого… не было…

Покрывало разжало узлы-щупальца и, расправляя складки, стало медленно подниматься в воздух. Показалось перекошенное от ярости красное лицо рыжего. В тот момент, когда его правая рука, прижатая под неестественным углом к туловищу, освободилась, он выхватил из-за пояса удлинённый нож и полоснул по полотнищу.

Произошло неожиданное: острейший клинок, вместо того чтобы располосовать тончайшее, похожее на кисею марево, – сам начал раскаляться. Синеватая полоса пробежала от кончика лезвия до рукоятки – и по ней, как по каналу, полился белый огонь. Сталь сгорала без следа абсолютно бесшумно.

Коротышка, открыв рот, заворожённо следил за исчезновением дорогого оружия. Следил до тех пор, пока не загорелась рукоять и пламя не отхватило ему ногтевую фалангу указательного пальца. Он заорал, бросил то, что осталось от ножа, на землю и, сорвав с шеи платок левой рукой, начал лихорадочно заматывать в него кисть правой.

Поскольку желающих испытать судьбу больше не нашлось, покрывало, свернувшись в трубочку, заструилось в сторону камня, на котором, сгорбившись, сидел маг, и, втянувшись в щель не завязанной переносной сумы, исчезло.

Вскоре зрители разошлись. Лишь молодой колдун долго ещё сидел на камне, положив правую руку на шею своего четвероногого спутника. Пёс терпеливо ждал, когда хозяин сможет покинуть поляну и продолжить путь. Время от времени пёс поглядывал на него своими жёлтыми горящими глазами. Если бы это был человеческий взгляд, можно было бы с уверенностью сказать, что сочувствия в нём отнюдь не было.

Глава вторая

В уже не жарких лучах заходящего солнца два человека стояли перед утопающим в сочной зелени аккуратным домиком, отгороженным от улицы невысоким заборчиком с резной калиткой.

– К-кто здесь живёт, Умлат? – на посеревшем от боли лице коротышки дёргались губы.

– Её зовут Тина. Во всяком случае, так к ней надо обращаться. Выдаёт себя за простую ведьму, а на самом деле…

– Что на самом деле?

– Не знаю я, Хаара. Только сдаётся мне, что если тебе где и могут помочь, так только здесь.

С этими словами тот, которого назвали Умлатом, толкнул незапертую калитку – и они пошли к дому по дорожке, выложенной подогнанными друг к другу каменными плитками белого и розоватого цветов.

– А что, сюда каждый может попасть запросто?