Алеманида. Грёзы о войне

– Здесь упражняются патриции или дети царя? – он ударил Валента по ноге, выгоняя на зной.

– Наставник, мне уже надоел Эфиальт, – с укором произнёс Валент. – Вот уже полгода мы не отходим друг от друга. Мне кажется, на нас начинают косо смотреть.

– Испугался братской любви? Эфиальт единственный, кто способен выжать пот из твоего бренного тела.

– Я наизусть выучил все его движения, а он – мои! Конечно, он же нем! Он не может пожаловаться.

– Агесилай сказал, ты мало тренировался в моё отсутствие. Ты же орал, что станешь лучше всех. Вот и тренируйся более прочих, иначе твоим единственным местом для побед станет триклиний[117 - Трикли?ний – столовая с тремя застольными ложами, пиршественный зал, столовая, выделенная в отдельную комнату под влиянием греческой традиции.]. Тренируйся, мой друг, тренируйся.

– Чтобы соперники падали через секунду?

– Не зазнавайся, мой мальчик! Скоро у тебя появится настоящие враги. Арена песка с обмоченными стенами – это одно, а изрытая сражением и конскими копытами земля… Думаю, ты понял, что я хотел донести? Ежели здесь тебя опрокинул Эфиальт, повторишь сызнова. И в настоящем бою твоей немой товарищ так улыбаться не станет.

Валент состроил недовольную физиономию. Кустодиан понял, что мальчишке плевать на слова и увещевания. Валент подсек Эфиальту ноги и приставил меч к шее.

– Молодец, фракиец. За быструю победу разрешаю выпить воды, а за упрямство дарю десять плетей. Агесилай возьмёт на заметку. Клянусь Деметрой, говорю это в сотый раз, но ничего не меняется. Однажды я прирежу тебя, Валент. Будь ты хоть способен в одиночку уничтожить целый легион, но без дисциплины стоишь не дороже свиньи.

После слов наставника Валент несколько поутих. Кустодиан вернулся к побратиму.

– Скольких хочешь взять? – поинтересовался Агесилай.

– Нужны все. Из общего количества сформирую отряд в семь-восемь человек.

– Почему так мало? – Агесилай сдвинул брови. – Какой смысл?

– Это будет отряд гоплитов-ланциариев. Оставшаяся дюжина войдет в виндобонский легион. Легат в Виндобоне сказал, что им недостает лазутчиков.

– Разве нельзя взять всех?

– Разведка должна быть незаметной. Не пойдёт же ночью в стан врага целая центурия.

– Согласен. Но твои семь-восемь человек в Галлии умрут в первую же ночь. Тебе не найти восемь человек уровня Прокла или Эфиальта. Есть Валент, но тот умрет по своей же глупости.

– Правда твоя. Посмотрим, что в итоге выйдет. Они все сильны и индивидуальны по-своему. – Кустодиан вздохнул и вновь обратился к ученикам. – Вы закончили? А теперь сделайте то же самое с другим партнером! Эфиальт, уйди к Тефею. Валент – Кемнеби твой.

Фракиец бросил злой взгляд и лениво поплёлся на поиски Кемнеби, коего откровенно ненавидел. Агесилай смотрел на сражение и пытался предугадать, кто войдёт в отдельный отряд. Через несколько минут тринадцать бойцов стояли и ещё столько же лежали поверженные на песок.

– Проигравшие уходят, остальные – разберитесь по парам. Прокл, ты идёшь под навес, – распорядился Кустодиан.

Проигравшие бойцы кряхтели и держались за побитые бока. Прокл с непониманием посмотрел на наставника.

– Иди туда, – центурион пальцем показал на скамью у стены. – Вас осталось двенадцать. Постройтесь в две шеренги по шесть человек и опрокиньте соперника.

Агесилай не подал сигнала к атаке, бойцы начали схватку самостоятельно.

– Почему убрал Прокла?

– Он будет начальником отряда. Прокл мне кажется наиболее рассудительным в дикой шайке. К тому же сейчас как раз чётное количество бойцов.

– Тебе виднее, – лицо Агесилая превратилось в непроницаемую маску. Он был недоволен решением старшего товарища.

– Кто хоть немного похож на солдата? Есть кто-нибудь на примете?

– Иногда мне кажется, что они дерутся, как портовые девки, отбивающиеся от моряков, и жрут, точно свиньи на земляном подкопе при штурме гарнизона, но неплохие ребята всё же есть. Эфиальт – истинный Арес, Кеннет неплохо бьется, Анион голыми руками одолеет медведя, Стиракс несильный мечник, но лучник превосходный. Хотя нет. Гунн не пробьётся: Кассий намного сильнее.

– Я бы взял Кассия, – сказал Кустодиан. – Гунн отдаст дух богам в первую же ночь. Более чахлого здоровья я ещё не встречал, мой друг. А что с Валентом? Я понял, что ему неважно происходящее вокруг. Он желает побеждать, сокрушать и быть первым.

Агесилай перевел взгляд на пару Валента и Кемнеби:

– О Арес! Ты прав! Человек он скверный, солдат никудышный, но боец – сущий изверг. Знаю, ты не желаешь этого признавать, но здесь он – первый. Из всего сброда ему нет равных. Эфиальт что-то пытается против него сотворить, но даже его сил недостаточно. Хотя чутьё подсказывает мне, что немой неплохо притворяется. Мне неприятно это говорить, а тебе – слышать, да только проклятый фракиец уникален.

Кустодиан покосился на Агесилая, словно пытался убедиться в искренности его слов, а потом перевёл взгляд на арену. Там билась последняя пара бойцов – гунн Стиракс и грек Кассий. Кассий вооружился гладием, а Стиракс – иберийской фалькатой. Кассий был сильнее физически, но слишком предсказуем. Стиракс не дружил с ближним боем, однако славился выносливостью.

Кассий сделал выпад, Гунн увернулся и стремительно пошёл в атаку. Кассий не мог поразить соперника в незащищенные места, и часто сходился в клинче, чтобы отдышаться. Стиракс успешно отражал атаки, а когда напор усиливался, увиливал от столкновений. Его тактика просматривалась, точно дно в роднике.

Хитрый Гунн до предела измотал соперника. Кассию было явно не до шуток. Требовался один точный удар, но юркий Стиракс неплохо освоился с сильным противником. Он опустил меч в ожидании очередной атаки Кассия. Грек подумал, что проклятый кочевник наконец-то устал, и неосмотрительно бросился на него, открывая бреши. Стиракс нырнул под рукой Кассия, ловко заломил его запястье и выхватил гладий. Он ударил противника рукоятью в спину, тот охнул и повалился на песок. Стиракс вложил фалькату в ножны, а гладий бросил Кассию.

– Что ж, значит, на то воля богов, – удивился Кустодиан.

На следующий день отобрали восемь самых искусных, по мнению Кустодиана, воинов. Прокл из Тиринфа, Эфиальт из Афин, Анион из Галлии, Кеннет из Дун-Геле, Стиракс из Напоки, Кемаль из Карфагена, Валент из Рима и Кемнеби из Александрии Египетской. Первоначально Кустодиан представлял в голове образ отряда из семи человек, а себя видел примипилом. Он долго не желал брать восьмого лишнего, но Агесилай настоял на Кемнеби, несмотря на то, что тот проиграл бой.

Валент протестовал против такого решения, дескать, на их крепком корабле не место такой крысе как Кемнеби. Но Кустодиан согласился с Агесилаем, мотивируя тем, что египтянин бился против сильнейшего бойца, а в другой ситуации победил бы любого, кроме двух ахейцев.

Каждого своего бойца центурион приравнивал к десяти обычным воинам, а Прокла с Эфиальтом – к двадцати. Лучшим в отряде Кустодиан считал Прокла, а все рассуждения об истинности этого предавал в руки бессмертных богов.

Из всего отряда особенно выделялся Эфиальт. К центуриону он попал со следами истязаний и неспособностью к речи. Никто и понятия не имел, кто наградил парня немотой. Окружающие заметили лишь явные признаки рабства и замкнутость побратима. Его спокойный вид не вызывал у соперников опасений и излишней тревоги. Внешне грек выглядел настолько слабым и хилым, что было трудно поверить в его боеспособность.

Длинные русые волосы Эфиальт часто заплетал в маленькие косы. Бледная кожа и серо-голубые глаза делали его похожим на мертвеца. Неестественная худоба привлекала внимание жителей Лутраки. Его тощее тело с выпирающими ребрами говорило о неопределённости естества. И лишь маленькая, жидкая бороденка неоднозначно намекала на принадлежность Эфиальта к мужскому полу.

Грек ни с кем не общался и сторонился окружающих. Кустодиан чувствовал, что увечье не настолько серьёзное, чтобы юнец до конца своих дней утратил способность к речи. Эфиальт следовал всем правилам наставника, никогда не перечил, не сорился с соратниками, не поддавался на их провокации и подстрекательства.

Его болезненный вид первое время вводил в заблуждение соперников. Анион, Кеннет и бойцы, обладающие выдающейся силой, сначала поддавались Эфиальту. До поры до времени многие пользовались его покладистым нравом, однако в один день чаша переполнилась.

Побратимы не считали Эфиальта за соперника и часто надсмехались над его худобой. Однажды Кассий, Тефей и Эскурон до такой степени раздразнили юношу, что тот схватился за меч и бросился на ненавистную троицу. В пылу боя он нанёс травму Эскурону, а остальным внушил такой ужас, что более его никто не трогал.

С тех пор Эфиальт явил миру свои настоящие способности, кои он намеренно скрывал. Протей больше не бахвалился собственными умениями, ибо увидел, что белая ворона превратилась в ястреба. К каждому тренировочному бою Эфиальт подходил с таким тщанием и бился с таким остервенением, что в паре с ним могли стоять лишь Протей и Прокл. Все раны и порезы Аниона были нанесены одним человеком. Сломанное запястье Кеннета, вывих Стиракса, сильный ушиб Валента, из-за которого тот три недели не мог держать меч, и отбитые почки Кемаля были причинены одним человеком. Эфиальт унизил практически каждого.

За телосложение Эфиальта называли женоподобным, а за впечатляющие навыки прозвали Бледным демоном. Также за ним закрепилось прозвище Длинноволосый Марс. Слабым он становился только после потери клинка. Эфиальт не мог постоять за себя силой мышц, полагаясь на стремительность и проворство. В дни тренировок только Валент мог обуздать его дьявольскую скорость.

Помимо блестящих способностей фехтовальщика и верблюжьей выносливости, грек демонстрировал талант к метанию ножей. Эфиальт швырял всё, что причиняло неприятелю вред. Он и табурет бы бросил, если б ножки заточили.

Эфиальт не бахвалился победами и не участвовал в общих играх, предпочитая одиночество. В греке удивительно сочетались спокойствие в моменты отдыха и чудовищная жестокость на тренировках, что пугало соратников. По их мнению, второго такого человека крайностей на земле не существовало.

Эфиальта не пугали расчленённые тела и насилие: соратники верили, что он мог разделать человека, точно теленка, и устроить умопомрачительную порку провинившемуся товарищу. Он не щадил никого и выбивал всю дурь из болтунов вроде Стиракса и Валента. Но при этом плакал, наблюдая гибель животных, и тяжело переживал потерю какой-нибудь мелочи наподобие ременной пряжки, «счастливого» сагиона или любимого ножа.

Вечная конкуренция Эфиальта и Валента положительно сказывалась на общем мастерстве команды. Соратники стремились к высотам, которые покорились лучшим мечникам. Валент закрепился на поприще лучшего фехтовальщика и иногда позволял вольности в виде прогула тренировок. Эфиальт доходил до крайности, терзая своё слабое тело дни напролет. Стоило ему превзойти Валента, как тот недовольно хватался за меч, ощущая уколы гордыни.

Командира отряда так и не назначили. Центурион видел начальником гвардии Прокла. Смелый и рассудительный грек отвечал всем требованиям и был способен взять на плечи тяжёлое бремя управления шайкой следопытов. В последний момент Агесилай напомнил старшему товарищу про подарок Филиппа. Но Кустодиан не видел в Валенте разумного лидера. Крутой нрав и скверный характер парня портили картину.