Призраков лучше не тревожить

– О! Это уже мужской разговор.

Водку Пиня потребил взасос, не отрываясь. Утёр рукавом губы. Уточнил с опаской:

– Полковник, а ты случайно кнопку не тиснешь?

– Случайно только дети родятся, – заверил Емельянов и ещё на несколько дюймов подвинул к Оноприеву диктофон и бумагу. – Начнём? Чтоб проще было, я буду задавать вопросы – короткие и внятные, а ты будешь так же коротко и внятно отвечать. Потом запишешь собственноручно показания, самую суть. Так, поехали, – Емельянов щёлкнул клавишей диктофона. – Ваши фамилия, имя, отчество?..

Да, Пиня умел держать себя в руках. Если отбросить некие колоритные словечки и профессиональные бандитские выражения, отвечал он очень толково и грамотно. Главное, стакан водки никак не повлиял на речевую и умственную деятельность, хотя Берсерк и опасался, что Оноприев окосеет или начнёт косить под пьяного, чтобы потом, во время судебного разбирательства, можно было залепить: мол, наболтал спьяну чепухи, теперь отказываюсь от своих слов. Такие ловкачи уже попадались, имелась и на них юридическая управа. Ну, да Емельянова процессуальные тонкости и прочие юридические закавыки не волновали. Ему дали конкретное задание – найти, взять, доказать и заставить говорить. Он своё дело сделал. Остальное – за прокурорами, адвокатами и судьями.

– Всё записал? – Емельянов потянул к себе листы, бегло пробежал глазами текст, написанный корявым ученическим почерком и почти без знаков пунктуации. – Так… показания даны мной собственноручно на основе добровольного признания… это ты загнул… я, такой-то, сякой… ага… число, подпись… Ну что, Пиня, не Толстой ты, конечно, но в целом пойдёт, пойдёт.

Емельянов рассеянно клацнул в воздухе пальцами, словно подзывая официанта. Тот засеменил торопливо к их столику, но, не успел он добраться, как в зале началось светопреставление. Десятка два бэтменов в чёрных комбинезонах и масках горохом посыпались со всех сторон. Глухо трещали дерево и кости, звенело стекло, раздавался женский визг и сочный мужской мат. Берсерк не очень одобрял подобную показуху, да приходилось мириться. Парни в группе захвата хоть и профи, натасканные, как боевые питбули, но молодёжь, молодёжь. Да и в кои-то веки покрасуешься на публике? Публики, положим, в зале «Пекина» набралось немного, но всё же…

Охрану Оноприева повязали быстро и сноровисто, хотя те и пытались повыпендриваться. Пара лишних ударов по почкам и в пах – незавидная компенсация за несговорчивость. Сам Пиня вёл себя, словно дохлый карась, и плавниками даже не шевелил. Тем не менее и его для острастки ткнули стволом автомата под рёбра и сунули носом в стол, едва не задавив ошалевшего, невесть откуда взявшегося таракана. В такой неуютной позе Пиню продержали, пока Емельянов прибирал в портфель бумаги и диктофон. Честь возложить на запястья Пини наручники Емельянов приберёг для себя. Прапора-спецназовцы терпеливо ждали, пока он возился со стальными браслетами, нарочно растягивая удовольствие.

Наконец Оноприева выпрямили, подняв за волосы. Тот ни разу не охнул, не возразил. Покорный, как гуттаперчевый мальчик, он и гнулся как-то неестественно. Взгляд его был прикован к одному месту – к столу, где матово высвечивал небрежно брошенный Емельяновым пульт.

– Всё, гражданин Оноприев, – удовлетворённо констатировал полковник Ротмистров. – Сейчас мы проследуем в следственный изолятор номер один, где вы и будете находиться до окончания следствия.

– Ты что-то забыл, полковник, – едва шевельнул губами Оноприев и показал глазами на дистанционку.

– Что? Где? – испуганно присел Емельянов. – Ах, это! – Он облегчённо выдохнул, подхватил пульт, подбросил на ладони. – Это шутка, Жора, игрушка…

Он нажал кнопочку, и пульт пискляво и фальшиво проиграл «В лесу родилась ёлочка».

– А в посылке – конфеты бывшей фабрики бывшего «Красного пролетария», вкусные и…

Тренированные прапоры вовремя почувствовали, как вдруг налилось упругой силой тело подопечного, и успели упредить рывок, зажав Пиню в чугунные тиски.

– Гадина ментовская! – брызнул тот слюной, извиваясь в тисках и густо лиловея шеей. – На понт взял, падло! Сука!

– Ну-ну, поори, – милостиво разрешил Емельянов. – Сбрось адреналинчик.

– Хер тебе! – Пиня бы и показал соответствующий орган, если бы мог дотянуться. – Думал Толяна схавать?

Он вдруг моментально сник, прищурился насмешливо и сложил губы трубочкой, присвистнул:

– Фьють, полковник. Ручки у тебя коротки. Уплыл Толян, уплыл туда, где ты его не достанешь. Чао, лох урюпинский!

Пиня рассмеялся каркающим нервным смехом и сам потащил конвоиров на выход.

– Зачем так волноваться? – пожал плечами Емельянов и достал из кармана мобильник. – Алло, Трофим Петрович? Здесь Ротмистров. Мы закончили. Да… Сдаю вам со всеми потрохами. Думаю, необходимо немедленно задержать и Свидерского. Что? Когда? Ну вы, блин, даёте…

Он зло встряхнул аппарат и выругался вслух:

– Вот козлы!

– Кто это козёл? – Робин Гуд, уже упаковавший свою пушку в компактный чемоданчик, похлопал его сзади по плечу.

– А… – досадливо отмахнулся Емельянов. – Это мудачьё позволило Свидерскому отбыть в очередную командировку. В Испанию, видишь ли, ему срочно понадобилось. И сучонку свою, кстати, прихватил, из-за которой весь сыр-бор. М-да… И кто теперь будет его из этой Испании доставать?

– Думаю, уже не мы, – подмигнул Емельянову Сергей. – Мы своё дело сделали, осталось только обещанные награды получить.

– Ты полагаешь? – Емельянов задумчиво поскрёб затылок. – Может быть, может быть… Но, знаешь ли, чувство незавершённости осталось. Не люблю я так. Точка нужна в любом деле. А вдруг начальство высокое прикажет ещё и в Испанию наведаться?

– Прикажет – наведаемся, – пожал плечами Сагайдачный. – Мне, знаешь ли, даже понравилось. Вот последнее дело, с этим Пиней, мне не понравилось. Вернее, методы твои не понравились.

– Методы как методы, – буркнул под нос Емельянов и широко зашагал вслед за последним госналётчиком в чёрной хламиде. Но на пороге остановился, обернулся к Сагайдачному и с неожиданной яростью выкрикнул: – Тоже мне чистоплюй выискался! Такой же больной отморозок, как и я! Только у меня болезнь врождённая, а у тебя приобретённая. Методы ему не нравятся, пижон..

И он люто прихлопнул дверь, едва не сметя запоздавшего швейцара-отставника.

Глава 23

– Марс! Ну, Боб, планиды над тобой стоят в созвездии Козлотура. Пятьдесят баксов за тобой, – Сивцов, которого в кругах профессиональных нардистов знали по имени Стас, вытянул под столом кривые ноги, выщелкнул из пачки сигаретку «Мальборо» и с присвистом потянул кофе из чашки.

– Может, ещё партейку, Стас? – его соперник тщетно пытался скрыть досаду под маской напускного равнодушия. Впрочем, досадовал он больше на невезение. Планиды и впрямь были неблагосклонны, а проигрыш – ерунда. Пятьдесят долларов для игрока – копейки.

Сивцов глянул на циферблат, покачал головой:

– Шалава… Вечно опаздывает. Ладно, давай ещё одну, пока не прихляла.

Он сгрёб зары в паучью пятерню с тонкими мосластыми пальцами и небрежно вышвырнул их на поле.

– О! Сразу дубль пенч[27 - Пенч – пять], везёт мне сегодня.

– Знаем, как вы плохо играете…

Кости-зары и красного дерева, хорошей старинной работы, нарды резво застучали по доске, выколачивая ритм галопа и доллары. В кафе на Моховой никого, кроме игроков, не было. Мёртвый час, когда служащие и бизнесмены корпят по офисам, а пенсионеры и безработные рыщут по секонд-хэндам и помойкам. Последние, впрочем, в этом заведении всё равно не подхарчёвывались – уровень не забегаловский, и истукан в форме на входе.

– Шеш-биш, – радостно выдохнул партнёр Сивцова и заныл тягуче: – Ну, кошаки, кошаки-и[28 - Кош – дубль]…

Сыпанул зары из горсти, шаркнул нардами, рассеянно мазнул взглядом по заоконному пейзажу и ахнул изумлённо:

– Гляди! Никак, мужика завалили. Или плохо стало? Так вроде молодой и с «быками».

Сивцов, не выказывая особого интереса, медленно поворотил голову, глянул сквозь просветы жалюзи и с видом знатока выдал мнение:

– Не, завалили, точно. Гляди, какую мокроту развели.

На противоположной стороне улицы, прямо напротив кафе «Эллада», на тротуаре валялся навзничь крепкий мужик в традиционной «бригадирской» форме – малиновое пальто из кашемира, белоснежный шарфик. Точней, уже не мужик, а тело. Густая, вязкая каша пёрла из развороченного затылка и чёрной лужей расползалась по сырому асфальту. Двое его спутников-качков в кожаных комиссарских тужурках растерянно пялились по сторонам, пытаясь понять. А всё уже было понятно, и воевать было не с кем.

Москва, Москва… Как быстро ты привыкаешь к крови на своих улицах. Или птица Феникс и впрямь возрождается из пепла, если пепел щедро орошён жертвенной кровью? И будто бы ничего не произошло. Ну, убили «крутого». Так по десять раз на дню убивают, как в джунглях. Снайпер из винтовки? Эка невидаль. Лишь бы аккуратно. Ни перестрелки, ни случайных жертв, а остальное Москва простит. В конце концов, по заказу за просто так и абы кого не убивают.

Так и стыл преспокойно труп посреди тротуара, ненужный и неинтересный, как всякий шлак. Ещё ярились на обочине бесполезные «быки»-хранители. Где-то далеко-далеко взвыла полицейская сирена – нашёлся доброхот-обыватель, заявил. Но вокруг тела не сновали потрясённые зеваки, сочувствующие и активно-гражданственные. Пялились, конечно, из окон и подворотен, мелькали за углами, но никто не подошёл ближе. Может, «комиссаров» боялись? И то правильно. Мало ли что такому молодцу в бритую голову взбредёт?

– Да, грамотно завалили, – протянул почти восхищённо партнёр Сивцова, прикипевший к окну. – Ни шума, ни звука. А клиент, похоже, из братвы.

– Я думаю, Боб, сваливать нужно. А то ещё в свидетели потащат, – рассудительно заметил Сивцов. – А вот и Машка, кстати.