Призраков лучше не тревожить

– Не для того я и мои ребята головы подставляли, чтоб это падло спрыгнуло перед самым приплытием. Сдаст Оноприев кореша, не переживай. Ты только не суйся. Можешь обеспечить некоторую юридическую поддержку?

– Постараюсь, – не стал напрасно обнадёживать Проскуряков. – Свидерский – это ещё и папа-депутат, и целое кодло престарелых бывших чекистов у власти. Трудно… Но всё, что смогу – сделаю.

Емельянов откинулся на спинку кресла, покачал недоверчиво головой и, обращаясь в пространство, констатировал:

– Ну, дожили… Из-за блудливой сучки всю спецуху на уши поставили, а денег сколько ухлопали! М-да… Сколько можно было сирот накормить, а, Степаныч?

– Чего это ты сирот не к месту помянул, Николаич? – скривился Проскуряков.

Емельянов пожал плечами:

– Сам не знаю. Только хоть верь, хоть не верь, я о них в последнее время чуть не каждый день вспоминаю. Детей и стариков вспоминаю. Как увижу правительственное мурло в казённом «мерседесе» – так и вспоминаю.

Глава 21

В тот самый момент, когда Емельянов вышел из кабинета Проскурякова, Долганов распорядился:

– Капитана Сивцова ко мне!

Адъютант Валерка без всякого выражения глянул исподлобья в холодные генеральские очи. Эмоции на безликой адъютантской физиономии давно уж и не ночевали, но вызов Сивцова – явление экстраординарное, и этим младенческим взором Валерка дал понять, что оценил важность поручения.

Капитан Сивцов явился строго через семь минут – ровно столько требовалось, чтобы дошагать от его комнаты до приёмной и пройти обычную «допустительную» процедуру. В экстерьере Сивцова безошибочно угадывалась порода «вечных юношей» – капризный дар природы, которая дала человеку жизнь, но при этом забыла наделить возрастными чертами. Для женщины – бесценный подарок, для мужчины – весьма сомнительный. До двадцати Сивцов развивался, как и все нормальные особи мужеского пола. Метаморфоза произошла на рубеже, за которым каждый мужчина должен определиться: будет ли он каждое утро елозить по физиономии острыми железяками или позволит растительности беспрепятственно владеть её законной территорией. Сивцову не пришлось стоять перед дилеммой, что лучше – процедура бритья или лишние десять минут сна. Та редкая поросль, что обозначалась на его щеках и подбородке, даже не тянула на понятие «пушок». Бритва ни разу не осквернила прикосновением его лица. Но и к категории «девичьих» его физиономия не относилась. Угловатая и бледная, соединившая в себе славянские и татарские черты, она самым чудным образом позволяла хозяину, дожившему уже до сорока, всё выступать в амплуа «вьюноши осьмнадцати годков». Но умом и опытом, причём весьма специфическим, Сивцов отличался отнюдь не юношеским.

– Садись, Борис, – Долганов кивнул на кресло. – Что-то ты последнее время совсем безработный.

– Может, к лучшему? – повёл плечом капитан.

– Не может, а точно, – скривил генерал губы в многозначительной улыбке. – Но всё же придётся потрудиться.

Долганов без комментариев придвинул по столу к Сивцову четвертной лист из блокнота.

– Так… посмотрим… – забормотал под нос капитан. – Данные, вероятное место пребывания и работы. Больше ничего?

Долганов отрицательно мотнул головой:

– По первому объекту больше ничего.

– Ну, думаю, и этого хватит. Если что, сам раскопаю. Сроки?

– Самые сжатые.

– Ясно. Разрешите идти? – Сивцов уже приподнялся, но Долганов жестом усадил его на место.

– Тут, Боря, случай особый. Первый в списке – подонок, что работает на Шестое управление, а второй – сотрудник Управления. Но не в этом дело…

Сивцов удивлённо поджал тонкие и блеклые губы – генерал начал выдавать информацию, которую ему, по правилам, знать не полагалось.

– Наш товарищ, – продолжал Долганов, словно не замечая реакции подчинённого, – раскручивает важное дело. А эта мразь на него вышла – не знаю ещё, по чьему приказу. Но и это не самое важное – работа у нас у всех, сам понимаешь… Но ему, нашему товарищу, пригрозили, что доберутся до семьи и… Вот этот самый подонок, что в списке первый, – Долганов постучал согнутым указательным пальцем по блокноту, – он и пригрозил. Короче: ребята – беспредельщики-отморозки. Первого уберёшь чисто, аккуратно, но с намёком. Понял?

– Так точно.

– А со вторым проведёшь воспитательную работу. Просто поговоришь, как ты умеешь, чтобы больше не шалил и не высовывался. Понял?

– Так точно.

– Ну, иди, работай, – Долганов скомкал листок со списком и щёлкнул зажигалкой. Оранжевый огонёк мгновенно слопал жалкую подачку и обиженно рассыпался в пепельнице серой пылью.

Сивцов не спеша поднялся в свой кабинет на третьем этаже. Посидел в кресле, выкурил обстоятельную сигарету. Затем громыхнул дверью большого платяного шкафа в углу и придирчиво осмотрел гардероб. Вздохнул. Снял форменный китель с голубыми лётными погонами. Через пять минут мундир, любовно развёрнутый на тремпеле, перекочевал в шкаф. Под ним уютно приткнулись надраенные до ослепительного блеска армейские ботинки. Сивцов остался в одних плавках весьма легкомысленной расцветки. Не переставая горестно вздыхать, он облачился в престижные «казацкие» шаровары с искрой, сверхъестественной ширины, пёструю тинейджерскую рубаху навыпуск и кроссовки «пума» на немыслимой подошве. Перепоясался узким ремнём с сумочкой- «визиткой». В «визитку» сунул плейер, что по совместительству мог служить диктофоном, и небольшой аккуратный револьвер. Долго вертелся перед зеркалом, прилаживая паричок с медным «хвостиком». Оглядев себя с отвращением с ног до головы, подумал и добавил к экипировке золотой перстень с монограммой и массивную цепь. Накинул сверху чёрное кашемировое пальто до пят. Издав последний тягостный стон, Сивцов выпрямился и смахнул ладонью с лица невидимую паутину – как некоторые актёры перед выходом на сцену.

Всё! Прежние манеры, повадки, привычки исчезли. На элитарного отпрыска Сивцов, конечно, не тянул, но ничем не отличался от двадцатилетних полубогемных завсегдатаев ночных дансинг-клубов и дискотек. К прикиду полагалось ещё авто – «бээмвешка» или «опелёк». «БМВ-пятёрка», в меру потрёпанная и потасканная, всегда ждала хозяина в гараже по соседству с Управлением.

Захлопнув дверь, Сивцов дважды провернул ключ, сдал его на КПП и зашагал на «чёрный» выход.

В кабинете своём капитан не работал – там он отсиживал положенные часы в праздном созерцании или полудрёме. И подобное времяпрепровождение никогда не наскучивало Сивцову. Зарплата, и немалая, капала исправно, а более всего на свете, с детским обожанием, он любил свой лётный мундир и беллетристов прошлого века. В форме он мог вволю покрасоваться, слоняясь по коридорам Управления и важно козыряя в ответ на приветствия караульных. А в остальное время он смаковал с аппетитом каждое словечко в излюбленных творениях.

А теперь он в шутовском наряде шёл на работу. Шёл – и не знал, когда теперь вернётся в свой покойный и уютный кабинет на третьем этаже, к своему вицмундиру и Джеку Лондону. Что поделаешь? Тролль из гээрушной пещеры шагал будить своё сонное царство. Царство гоблинов и упырей.

Глава 22

– Ну что, орлы, в последний раз: ничего не забыли? – Емельянов устало потёр пальцами виски, встал, подошёл к окну. Распахнул форточку во всю ширь, жадно глотнул свежую струю с морозцем.

В Москве выпал наконец первый снег. Прямо под окном шаркали лопаты комендантского взвода, который, согласно уставу, губил нетронутую чистоту. Несколько снежинок впорхнули на свою погибель в кабинет и растеклись на разгорячённом лбу Берсерка капельками росы.

«Кажется, ничего не упустили, – заверил сам себя Емельянов. – А вот, поди ты, волнуюсь. Случайность, что губит дело, тоже закономерна.»

Это он, положим, философствовал, как всегда перед операцией. Чтобы потом просто жать в автоматическом режиме и не мудрствовать лукаво. А операция предстояла серьёзная. На грани фола. Оноприев – тот ещё фрукт. Но как полезно иногда покопаться в чужом белье! В корнях генеалогических порыться. Всё на места становится. Мотивация! Всё голову ломали – что общего между бандитом Оноприевым и думским отпрыском Свидерским с высшим университетским. Положим, детская дружба. Да, выросли в одном дворе, сидели за одной партой – до шестого класса. Деловое партнёрство? Да. Кормился директор «Сонаты» из рук друга детства. Хорошо кормился, но и хлеб свой отрабатывал. А всё же чувствовалось в их отношениях нечто большее. Положим, ради друга и босса Оноприев мог запросто ухлопать простого смертного. Но вице-премьера, государственного человека! Тут определялась высокая степень доверия. А ларчик просто открывался. Та длинноногая, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, родной сестрицей Оноприева оказалась. Везде поспела. Вот и пришлось бедному братцу честь семьи спасать. И спас – на свой, бандитский, лад.

– Ну, с Богом, – Емельянов вернулся в кресло, подтянул к себе телефон и быстро пробежал пальцами по клавишам.

– Слушаю, – после третьего гудка лениво отозвалась трубка.

– Оноприев Георгий Филимонович? – вежливо осведомился Емельянов.

– Ну… я.

– А я – полковник ФСБ Ротмистров.

Вслед за этим на том конце провода возникло лёгкое замешательство. Вылилось оно в ещё одно, несколько недоумённое «ну».

– Не нукай, не запряг, – развеселился Берсерк. – Слушай, Жора, я тебя через час в ресторане «Пекин» жду. Гарсон тебя проводит до моего столика.

– Ну, ты даёшь, господин полковник, – восхищённо протянул Оноприев. Судя по всему, он уже оклемался и вновь обрёл привычную, годами наработанную, наглую самоуверенность. – У меня, понимаешь ли, дела. Так что… Давай повесточку, официальное приглашение. Я и подкачу – с адвокатами. А через час я занят, извини.

– Плотно занят? – насмешливо уточнил Емельянов.

– Очень плотно.

– А я хер ложил на твои дела, Пиня, – голос Берсерка заскрежетал металлом. – Я тебе не хорь из Шестого и не мёртвый штемп. Сказал: через час в «Пекине» – значит, так и будет. А говорить будем о твоих друзьях, итальянских братках-ангелах. Понял?