Наноид. Исходный код

В моем контейнере была установлена раковина в углу, кровать, тумбочка, маленький письменный стол, кусок мыла и запах всех тех, кто проживал здесь раньше и не пользовался мылом.

Я находился в старом грузовом контейнере. Они были не только дешевы, просты в производстве и быстро перестраивались, но и легки, компактны и надежны. При минимальной переделке и высоком темпе работ можно было за считанные дни обустроить тысячи жилых помещений.

Людям до сих пор говорили, что это временные жилища. Что в один прекрасный день они вернутся к прежней жизни, дивной и беззаботной. Люди были заперты в просматриваемых комнатах, которые стали камерами. Все было пронумеровано.

Я не уставал повторять себе: «Мы не осколки цивилизации, мы – сама цивилизация».

Я умел герметично закупоривать свои поры, исключая на время все запахи, исходящие от тела, однако человеческое предубеждение иногда было лишено всякой логики. Без имплантов мне в любом случае было не выжить. И тем не менее человеческая цивилизация еще жила. Я убеждал себя, что набор генов был достаточен, чтобы не бояться вырождения.

Иногда я ненадолго задремывал, но очень скоро просыпался. Трудно было спать, когда снились кошмары.

Мне снилась залитая солнцем стена. Я шел вдоль белой загородки, следуя за своей тенью. У стены не было ни начала, ни конца.

Я знал, что я умер, и помнил, как это было.

Рано или поздно наступят плохие времена. Это всего лишь вопрос времени. Эти фразы надо было выжечь на коже.

А что же люди? Люди продолжали жить, несмотря ни на какие потери, трудности и приступы отчаяния. Что еще нам оставалось делать? Это очень печально – жить в умирающем мире.

Глядя на то, как меняется окружающий мир, закономерно предположить, что человек обязан меняться вместе с ним.

Спасет ли маскировка жизнь последней человеческой горстки людей, рассеянных по планете? Этого не знал никто. Но каждый твердо знал: если что-то и спасет, то только маскировка.

Я был счастлив, как еще ни разу в жизни. Счастлив во сне. Счастлив сверх всякой меры. Потом я услышал стук. Тук–тук–тук. Снова. И снова. Все громче, все резче. Потом я проснулся. Открыл глаза.

Я ощутил необычное, давно позабытое ощущение тепла, покоя, умиротворенности. Так доводилось просыпаться в лишь далеком детстве. Отец, и мать были людьми базовой расы. Я с трудом вспоминал их лица, скорее это были образы, чем четкие и понятные картинки. Но при этом я их любил. Тех, кто дал мне жизнь.

А наноидов, если память не изменяет, я раньше боялся панически.

Моя теперешняя жизнь – единственное, что имело для меня значение. Это был единственный известный мне способ жить в своем теле. Я выбросил из головы все, что мешало мне жить.

Мне нравилось смотреть, как жили другие люди, нравилось, что закон обязывал машины отвечать на мои вопросы. Иначе я бы ничего не знал.

Однако иногда я терял чувство времени. Наверное, из-за усталости. Я устал. И шепот никуда не делся. Не отстал от меня. И допрос в моей голове продолжался. И будет продолжаться до тех пор, пока я не дам ответы на все вопросы.

Становится все яснее, что я бежал наперегонки то ли с самим собой, то ли с неким воображаемым преследователем, который мчался за мной, дыша в затылок.

Передо мной на столе лежит пачка писчей бумаги, справа – три одноразовые ручки, Я остался один, и пора подвести черту.

«Я напишу обо всем,» сказал я себе. «Сяду и не торопясь все опишу».

Глава 16

Мы поругались с Анной по дороге домой.

– Что случилось?

– Я только хотела сделать для тебя что-нибудь приятное. Мы не виделись несколько дней, а ты даже не хочешь со мной поговорить.

– Я работал, Анна. Очень много работы. Теперь у меня нет ни малейшего желания говорить о работе.

На ее лице появилась гримаса, мною классифицируемая как «типичное женское отвращение». Когда ничего не забываешь, удобно классифицировать, раскладывать мир по полочкам. Я мог точно описать, взвесить и оценить даже то, что люди считали мимолетным и неуловимым.

Она еще не понимала значения того, что сказала. Она могла думать только о себе, о своей обиде. Но я знал. Если дать ей достаточно времени, не так уж много, она сложит все детали мозаики. Естественно, у нее не было никаких доказательств. У нее были одни догадки. Только то, что ей подсказывала интуиция.

Анна один раз кивнула головой, это был простой, незамысловатый жест, означавший только признание факта. Я тоже кивнул в ответ и принялся ждать.

– Я не понимал, что делаю. Прости. Мне очень жаль. Правда.

– Почему ты так себя ведешь? – Слезы и всхлип.

– Не знаю. У меня нет оправдания. Я был не прав.

Не очень лестно для моего мужского тщеславия, но так оно и было.

Стоило подумать об этом, и сердце начинало быстрее биться. Я был похож на фигурку из воска, бессильную перед жарой.

Просматриваю написанное и чувствую презрение к себе – записки выглядят, как попытка оправдаться. Я убежден в одном: лабиринт, в который я сам себя загнал, был неизбежным. Сколько ни нагромождай оправданий, они не нужны.

Она улыбалась, но я видел, как губы кривились от злости. Это было даже красиво. Нет ничего чище ненависти. Из ненависти сделали человечество. Ненавистью мы поставим машины на колени.

Я спал с открытыми глазами. Меня бил озноб по ночам. Мое тело сопротивлялось.

Приходилось сделать усилие, чтобы вернуться в «здесь и сейчас».

Я устал. Свет слишком я ярко светил в глаза. Я ничего не мог с этим поделать. Я устал ждать.

Не все свои шаги я мог контролировать сам. Кто-то руководил всеми моими действиями.

Но я оставался самим собой. Уставшим от собственных мыслей. Не способный удивляться своим ощущениям.

Я натянул серые брюки и внимательно оглядел свой торс, пробежав пальцами по сети шрамов на груди. Новое сердце, легкие уже почти достигли нужного размера и прекрасно функционировали. Хрупкие кости, почти все были заменены синтетическими.

Кости организма состояли не из кальция, а из других наноматериалов. Вода проходила через биологические фильтры и очищалась.

В смерти уже не было ни тайны, ни надежды.

С наступлением рассвета меня начала колотить дрожь. Я попытался остановить ее, но это было бесполезно. Дрожь становилась сильнее. Дрожь становилась такой сильной, что я вынужден был облокотиться о стену, чтобы прекратить ее.

– Что со мной? – прошептал я. – Что случилось, что происходит?

Я – Амант. Ответ пришел изнутри, но не из мозга.

Кто-то словно наблюдал за мной, давил на меня, исследовал и прощупывал мое тело. Я чувствует себя так, словно в мой череп под большим давлением вводили густую вязкую жидкость, сжимая мозг, лишая его сознания. Все это сопровождалось ощутимым физическим эффектом. Ломило суставы, болели мускулы, легкие не хотели расширяться, словно сопротивлялись вдыханию новой порции воздуха.

Я услышал шум. Шаги приближались. Кто-то шел ко мне. В дверном проеме появилась тень. Я открыл глаза. Возникло ощущение словно они и не закрывались совсем.

Когда я увидел мальчика, произошло странное.