Капкан для германского короля

Франц продолжал молча смотреть на дядю. Дядя Карл помедлил мгновение, а затем бережно убрал предписание Францу в карман ледерхозенов. Затем высвободил из застывшей левой руки Франца Меч Ирмина и убрал его в другой карман.

– Франц! – дядя Карл встряхнул его за плечи. Франц очнулся. – Береги перстень, Франц! В этой реликвии не только сила Ирмина – в ней годы и моей жизни, второго такого перстня мне уже не сделать!

Франц посмотрел на карман. в котором лежал меч Ирмина. Сердце его вдруг загорелось радостью и отвагой:

– Я готов, дядя Карл! Я готов!

Он чувствовал. как горят его глаза.

– До Бордо ты доберешься за пару дней, – сказал дядя Карл, застегивая китель и обводя глазами комнату, словно искал, не забыл ли он чего-нибудь. – Спешить тебе не надо, я не хочу, чтобы твои действия вызывали подозрения. В военный комиссариат ты пойдешь через день-другой. Ты отдашь там свое предписание, а далее будешь следовать приказам, пока не окажешься в штабе у Файфеля. Боже! – воскликнул дядя, ударяя себя ладонью по лбу. – Совсем забыл! Вот, это мое письмо к генералу с просьбой о помощи тебе. – дядя достал из внутреннего кармана шинели конверт и передал его Францу. – Умоляю тебя, не потеряй его. Без помощи командира дивизии твоя миссия будет практически невыполнима.

Франц взял конверт и попытался засунуть его в карман, но карман был слишком маленьким для него, к тому же, в его карманах уже лежали перстень и повестка, и если втиснуть туда еще и конверт, свернув его в несколько раз, появлялся риск, доставая какой-либо из предметов, случайно выронить другой. Тогда Франц приподнял подол рубашки и заткнул конверт за пояс.

– Ну, – сказал дядя Карл, застегнув китель и надев фуражку. – Будем прощаться?

Он взял Франца за плечи.

– Я очень хочу, чтобы ты вернулся живым. Но мы на войне, и всякое может случиться. Заклинаю тебя об одном – сбереги свою жизнь до Дня Предзнаменования. Сбереги любой ценой – ценой трусости, предательства, подлости, если понадобится. Потому что все эти бесчестья меркнут в сравнении с великим делом, которое ты должен совершить и без которого погибнет Германия и ее единственная надежда – Адольф Гитлер! За это великое дело тебе многое простится на суде Одина в Мидгарде.

Франц с готовностью кивнул глазами

– Ты можешь писать мне, – сказал дядя Карл, – но письма идут долго, и потому большого проку в них нет. К тому же, их будет читать цензура и наши враги. Так что, там, в России ты должен будешь рассчитывать только на себя. Помни: ты солдат фюрера, посланец Ирмина, наследник рода Вилигутов и надежда Германии! Пусть это знание дает тебе силу и хранит тебя!

– Запомни: что бы ни случилось, что бы ни произошло, 1 декабря 1941 года, ровно в восемь часов вечера ты должен возложить Меч Ирмина к подножию памятника и трижды воззвать к Одину с рунной формулой, которая на нем написана. Дальше ты все увидишь сам. Ты не имеешь права ни задержаться, ни опоздать. Я приведу в действия силы германских богов и мы будем ждать только тебя и только первого декабря. Ничто не освободит тебя от твоего долга. Если тебя убьют, ты даже мертвый должен будешь явиться на место свершения обряда! – дядя Карл отстранил от себя Франца и посмотрел ему в глаза ледяным, пронзающим взглядом. Франц чуть прищурил глаза и посмотрел в ответ так же пронзительно. Через мгновение дядя отвел взгляд и удовлетворенно вздохнул.

– Прощай! – дядя Карл притянул Франца к себе и коротко поцеловал в лоб.

В это мгновение за дверью послышались шорохи и приближающиеся шаги. Дядя и племянник обернулись на звук. В следующую секунду дверь резко распахнулась и на пороге появилась мама. Заламывая руки, она, с выражением полного отчаяния на лице, бросилась к дяде Карлу.

– Что ты наделал, Карл? Что ты наделал!

– Мама! – сделал было движение в ее сторону Франц, но дядя Карл перебил его.

– Что случилось. Магда? – сказал он, отпуская Франца и оборачиваясь к жене своего брата.

– Карл! Боже мой, Карл! – фрау Меллендорф обхватила голову руками. – Я знала, что это не кончится добром! Я чувствовала! – она готова была расплакаться.

Фрау Меллендорф подняла голову и посмотрела на Карла Виллигута.

– Только что приехал Карл Вольф! Он сидит в гостиной и ждет Франца. Он что-то почувствовал. Он насторожен. Скоро начнут собираться гости. Если группенфюрер увидит тебя… – Магда Меллендорф широко раскрыла глаза, намереваясь продолжить обличительную тираду, но Карл Вилигут поднял правую руку, жестом призывая ее к молчанию.

– Я уйду через сад. Там, насколько я помню, есть старая калитка. Вольф не увидит меня.

Фрау Меллендорф хотела было что-то сказать, но Карл Вилигут остановил ее строгим взглядом.

– Магда, я благодарю тебя за то, что ты дала мне возможность поговорить с племянником. Я очень рад за него. Я желаю ему счастья. И тебе, Магда. Будьте счастливы.

Не дожидаясь ответа фрау Меллендорф, Карл Мария Вилигут повернулся к Францу. Францу показалось, что дядя хочет ему что-то сказать. Он и сам хотел многое сказать дяде, но слова, словно пойманные в силки птицы, бились в его груди и не могли выйти наружу. Вдруг он заметил. как глаза дяди Карла слегка увлажнились. Франц ждал дядиного напутствия. Осознание того, что они расстаются, быть может, навсегда, постепенно пробиралось в его путавшиеся мысли. Дядя…

Карл Вилигут вскинул вверх правую руку в партийном приветствии: «Хайль Гитлер!» – коротко, резко отчеканил он и в ту же секунду, запахнув полы кителя, широкими, решительными шагами пошел к двери, не глядя больше ни на своего племянника, ни на свою золовку. В следующее мгновение он скрылся за дверью.

Франц остался в столовой наедине с матерью.

Фрау Меллендорф посмотрела на сына.

– Франц!

– Да, мама, – посмотрел на нее Франц с нежностью и участием.

– Ты должен обещать мне, Франц, что ты не станешь делать ничего из того, о чем просит тебя этот человек.

– Но, мама!..

– Остановись, Франц! Я слишком хорошо знаю его. Он погубит нас!

Фрау Меллендорф подошла ближе к сыну, обняла его и положила правую руку ему на грудь.

– Поверь мне, Франц, так будет лучше для всех. Ты просто забудь его. Пускай он уезжает в свою Австрию, а я позабочусь, чтобы он уже никогда не потревожил нас. Ну, обещаешь?

Мама посмотрела ему в глаза, Франц потупил взгляд и почувствовал, что начинает краснеть. Он тут же выпалил едва слышно: «Да,» и в ту же секунду мама прижала его к своей груди. «Ну, вот и славно,» – сказала она весьма обрадованно.

Франц хотел провалиться сквозь землю. Он боялся смотреть на маму. Уткнувшись в нее лбом, он вспомнил слова дяди о том, что выполнить его задание он должен любой ценой, но он не думал, что начнет платить эту цену так скоро, обманывая во имя Одина маму. А может, все ей рассказать? Она ведь и вправду – хочет мне добра. Она любит меня. Почему я должен верить не ей, а какому-то непонятному дяде?..

– Ну, вот и славно, – повторила мама, отстраняясь чуть назад и понуждая Франца посмотреть на нее. – А теперь нам пора. Тебе надо поздороваться с группенфюрером, он ждет в гостиной. Потом переодеться в выходной костюм и ждать свою невесту! – последние слова мама произнесла как-то отстраненно и задумчиво. – Франц, ты у меня совсем взрослый, – сказала она, разглядывая своего сына. – Ну, – словно опомнилась она, – иди, нам пора.

Она отпустила Франца и тот, постояв немного глядя на нее, повернулся и, не медля больше, вышел в коридор.

* * *

«Этого не может быть, – повторял про себя Франц. – Этого не может быть!»

Выйдя из комнаты, он юркнул в дверь, ведущую в подвал, скользнул по лестнице вниз, открыл маленькую дверку, за которой был чулан и, плюхнувшись прямо на плетеные корзины, обхватил голову руками.

«А что, если все это правда? И дядя Карл не сошел с ума?»

Как бы он хотел сейчас поговорить со своим отцом, как был ему сейчас нужен его совет! Зачем, зачем он ничего ему не сказал, почему промолчал про родовую тайну Вилигутов? «Я бы все понял, отец. Я давно уже не маленький! А теперь? Как мне быть теперь?»

Франц коротко встряхнул головой. «Может быть, поговорить с мамой?»

Франц встрепенулся. «Мама… Ведь она, наверное, тоже все знает! И поэтому она…» Франц вдруг вспомнил, как его мать умоляла дядю Карла «пощадить мальчика». «Боже! Неужели все это правда?!»

Франц почувствовал, как прутья больно впиваются в оголенные икры ног. Он привстал, опираясь на разъезжающиеся в стороны корзины, и, опираясь на локоть, поднялся на ноги.

«Все это правда. Правда!»

Франц насупился и стиснул зубы. «Но если это правда, то ты – солдат фюрера и должен быть тверд. Не об этом ли ты мечтал? Не этого ли хотел?»

Франц почувствовал, как сердце его начинает биться чаще, а в душе рождается необъяснимое чувство радостного предвкушения. «Если это правда, то тебе выпала великая честь, сладкий жребий – защитить Германию от вражеских сил, защитить фюрера от врагов!» Радостное предвкушение охватило Франца. «Если это правда, то ты станешь героем!»