Жёлтая виолончель

– Да я весь местный фольклор там и так знаю, – сказал я. – Я же там жил с рождения.

– И что там интересного? – спросил Паша. – Есть какие-нибудь слова свои?

– Ну, есть, – сказал я. – Очень много перенято из украинского, например. Они там ещё «г» по-украински говорят.

– Да, – сказал Жора. – Дела…

– Ну, вот и будешь изучать, как местные слова вписываются в космический разум, – сказал Паша. – В глобальный интеллект.

– Слова сами по себе не интеллект, – возразил я, поморщившись. – Интеллект – это обработка данных, а не сами данные. Вот, к примеру, у нас в деревне жил парень. Дурачок. Димой звали. Родители его любили очень. Отец – учитель математики, мать – врач. Оба книжные черви. Дом книжками по самый чердак был набит. А сын мало того, что уродливый родился – руки недоразвитые, лицо страшное, зубы длинные кривые – так ещё и идиот. Шлялся по деревне туда-сюда, таскал всякие вещи и ел. И съедобные, и несъедобные. Несколько раз его на скорой увозили. То стекла наглотается, то ваты. Когда я маленький был, года четыре, напугал он меня сильно. Сидел я один у нас на кухне. Отец пьяный спать завалился, мама в огороде что-то делала. А я сидел на табуретке, смотрел в окно и булку жевал. Вечером было дело, сумерки уже, но тепло, поэтому окно открыто. И тут в окне появляется чудище. Морда жуткая, пальцы как крюки. И ко мне тянутся. Сейчас я думаю, что он булку хотел отобрать. Я заорал, упал с табуретки и голову расшиб. Мама прибежала, прогнала его, а я потом плакал всю ночь и несколько дней спать как следует не мог. Так-то я его видел раньше, издалека, но как-то не обращал внимания. А тут неожиданно, в полумраке и так близко…

– Да понятно, что жуть, – сказал Паша. – А к чему ты про него?

– Да к тому, что данных у него было сколько угодно, а он так и остался дурачком. Обрабатывать их не мог. В тридцать с лишним лет утонул в речке, позже уже.

– За интеллект, – сказала Надя, поднимая кружку. – Но я не совсем понимаю. Вы же в самом начале говорили про слова. Которые вместе базу знаний человечества представляют. А сейчас переключились на дурачков, которые не могут свои знания обработать. Смысл в чём? Человечество тоже дурачок? Не может обработать свои знания?

– Ну да, – сказал Паша. – Вот есть куча библиотек, Интернет какой-то придумали, а дальше что? Где интеллект, который всё это переварит?

– Создадут со временем, – сказал я. – Мы же вот, например, на кафедре МаТИС учимся. Математическая теория интеллектуальных систем. Всё к этому идёт.

– К чему «к этому»? – спросил Жора.

– К большому мощному искусственному интеллекту.

– Мне кажется, торопимся мы, – сказала Надя. – Прежде чем искусственный интеллект делать, надо разобраться, как естественный устроен. Не так всё просто с ним.

Она посмотрела на меня.

– Что? – не понял я.

– Ну, тормозишь процесс, – сказала Надя. – Неохота трезвой говорить.

– А, ладно, – я разлил очередную порцию. Потом подумал и добавил ещё понемногу, чтобы освободить очередную бутылку и поставить её под стол.

– За человечество, – сказал Жора. Последовал звон кружек.

– Мозг – странная штука, – сказала Надя, осушив свой сосуд. – Никогда не знаешь, что он выкинет. Вот у меня мама, например, тоже учительницей была. Интеллигентный человек. Не башка, а энциклопедия. Правда, верующая сильно, но это уже её личное дело. Пока всё шло хорошо, отлично соображала. Работала, уважали её в школе – и дети, и взрослые. Я в той же школе училась, только в классе другом. Всё время только и слышала «Софья Аркадьевна то, Софья Аркадьевна сё. Какой же молодец у нас Софья Аркадьевна». А потом свалились на семью неприятности. Сначала с отцом. Конфликт там был с местными бандитами, умер отец. Потом моя старшая сестра, Вера, умерла. Я в третий класс ходила, а она в седьмой. Внезапно всё случилось. Обычный грипп, вроде на поправку дело шло, потом осложнение на уши, температура сорок два, а потом вдруг сердце остановилось. Мама тогда как раз ещё одним ребёнком беременна была, и от нервов у неё выкидыш случился. Ну, и всё. Мозг отказал совершенно. Из школы выгнали скоро. Покусала первоклассника. На руку бедному девять швов накладывали. Дома наступил кошмар. Таскала с улицы мусор. Делала из газет и тряпья кукол каких-то. Называла их то Верой, то Любой…

В этом месте я почувствовал дрожь. Я не мог объяснить, почему мне вдруг стало жутко. Мне казалось, что эта история как-то касалась лично меня. Может быть, вино так действовало? Я отломил кусок багета и принялся тщательно жевать. Вроде бы полегчало.

– Меня тётка забрала двоюродная, – продолжала Надя. – Маму пытались в клинику сдать, но в то время там такой бардак был. Сбежала она. И под машину попала. От меня некоторое время скрывали. Спасибо родственникам, дотащили меня до старших классов, спихнули сюда. Здесь-то уж я работать начала на кафедре, да и стипендия… Чёрт. Что-то я забыла, почему всё это рассказываю. Ну да. Вот у моей мамы отличная голова была. И знаний куча. И головой она не билась. Однако же…

– Так ведь софт, – сказал Паша. – Дело не только в аппаратной части. У человека в мозгу программа есть. И он сам её дописывает постоянно. Иногда ошибается. В таких-то ситуациях не мудрено. И получается цикл какой-нибудь. Или прерывание необработанное. Или переполнение стека. Короче, программа неработоспособна.

– Давайте о чём-нибудь другом, – сказала Надя. – И наливай.

Я откупорил предпоследнюю бутылку. Уронил штопор вместе с пробкой на пол. Подобрал. Закружилась голова. Налил всем по чуть-чуть, хотя сам уже совсем не хотел пить. Подташнивало.

– А раньше ты не рассказывала всё это, – сказал Жора. – Странно так – живём рядышком… Может, уже и не встретимся больше как следует. Давайте выпьем за то, чтобы не терять друг друга.

Мы чокнулись.

– А ты потом что делать собираешься? – спросил Жора Надю.

– Я на кафедре останусь, – сказала Надя. – В аспирантуру поступлю.

– А ты? – Жора обратился к Паше.

– Я не решил ещё, – Паша шмыгнул носом. – Хочу придумать что-нибудь этакое… Может, в экспедицию пойду. Ну, в настоящую. Золото скифов искать. Нет, на фиг золото… Лучше буду искать, куда ушли киммерийцы. Ну, придумаю что-нибудь.

– Не поздно придумывать-то? – спросила Надя.

– Да у него же родители богатые, – сказал Жора. – Ему можно не торопиться.

– Какие богатые? – обиделся Паша. – Ну, работают оба, да. Но я же не виноват, что у всех вас семьи покалеченные. Зато у меня идей много. А ты, Жора, чего хочешь делать?

– Вовка, разливай, – сказал Жора.

Я вылил в кружки остатки из предпоследней бутылки.

– За всё хорошее, – сказал Жора.

Мы выпили.

– А что ты имеешь в виду, Жора, под «всем хорошим»? – спросил Паша.

– Ну, как сказать… – замялся Жора. – Я вот что думаю. Я хочу делишки делать хорошие.

– Если хорошие, Жора, – сказала Надя, – то не «делишки», а дела.

– Ну, я серьёзно! – Жора отставил кружку. – Вы смотрите, как всё плохо. У одного папашка пьяница был, у другой мамочка душевно тронулась… Я бы хотел людям помогать. Осную… То есть, создам какой-нибудь фондик помощи. Чтоб от алкоголизма лечить, нищим семьям помогать. Вот только денежек накоплю…

– А как ты собираешься деньги копить? – спросил я, тоже настроившись на серьёзный лад.

– Бизнес какой-нибудь. Купить одно, продать другое. Ну, как сейчас…

– А других идей нет у тебя?

– А разве по-другому можно денежки заработать? – спросил Жора. – Я имею в виду, больше, чем тысячу рубликов.

– Слушайте! – сказал Паша. – У меня идея есть. Надо мозг искусственный сделать. Чтобы он за нас думал и деньги зарабатывал. И складывал всё Жорке на благотворительность.

– А это вообще возможно? – усомнился Жора.

– Ну, ты сейчас как деньги зарабатываешь? – Паша, похоже, загорелся. – Находишь партию товара подешевле, продаёшь подороже. Пусть он ищет.

– Мне не нравится, – сказал я. – Ради этого создавать искусственный интеллект?