Жёлтая виолончель

– За что пьём? – спросил Паша.

– За то, чтобы жить правильно, – сказал я.

– Хм, – сказал Паша. – А правильно – это как?

– Ну, вот мы неправильно живём, – сказал я. – Пьём вино литрами…

Я вздохнул, выпил кружку до дна и закашлялся.

– Пить же полезно, – сказал Паша. – Я в какой-то книжке читал.

– Ага, – сказала Надя. – В рекламе виски, которую у метро раздают.

– Вот, – сказал я. – Книжек не читаем. Хороших. Строим какие-то дебильные планы и даже их не осуществляем. Вот ты, Надя…

– Так… – сказала Надя. – Что ещё?

– Ну как ты можешь столько пить? – пробормотал я. Меня развозило. – Тебе, может, ещё того… Ну, человека рожать.

– Там посмотрим, – сказала Надя.

– Надо же всё время бороться с трудностями, постоянно, – сказал я. – Видишь что-то плохое – исправляй.

– Так я же стараюсь, – возразил Жора. – Вот фондик мой…

– Который никогда не будет создан, – сказал я, – потому что тебе будет казаться, что денег мало.

– А с чего ты взял, – нахмурился Паша, – что ты сам знаешь, как правильно жить?

– А потому, что я… – я задумался. Во мне боролось желание сказать и не сказать. – Потому что я – живой бог на Земле.

Паша с Жорой засмеялись. Паша завалился назад, дрыгал ногами, мотал поясом от плаща. Жора противно хихикал.

– Ладно, – сказал Жора, успокоившись. – А может, всё-таки сделаем конторку? Ну, пусть не сейчас. Пусть компьютерики помощнее станут. Я как раз разберусь с кредиторчиками. И Вовка что-нибудь придумает насчёт интеллектика. И к маме съездит…

– А я в экспедицию, – сказал Паша. – Вот, кстати. А что, если поехать в ядро Земли? Там никто ещё не был. А вдруг там черти? Может, их мясо можно промышленным способом заготавливать прямо на месте. Решили бы продовольственную проблему.

– А я ему верю, – тихо сказала Надя.

– Кому? Ты о чём? – спросил Паша.

– Вовке, – ответила Надя. – Он – бог.

Паша снова засмеялся, но Надя была настолько серьёзна, что его смех скомкался и перешёл в неуверенный кашель.

– Вы не замечали? – сказала Надя. – Он же всё делает хорошо, за что берётся. Захотел – рассказ написал, захотел – вон – рисунок.

– Ну и что? – не понял Жора. – Тоже мне, шедеврики…

– А я ещё помню, – сказал Паша, – как он в первый раз в тире стрелял. Раз – и все призы его.

– Он программирует легко на чём угодно, – сказал Надя. – На языках, которым никто его не обучал. А к экзаменам он как готовится? Читает какую-то ерунду, которая к делу не относится. А потом сдаёт всё на пять. Вы много видели людей с красным дипломом, которые не учатся и на лекции не ходят?

– У него пока нет красного диплома, – заметил Паша.

– Будет, – сказала Надя. – Ни одной четвёрки же.

– Ну, хорошо, – сказал Паша. – Пусть Вовка и в самом деле бог. Предположим. Но зачем? То есть, смысл-то в чём? Он же тоже с нами тут бухает и дурью мается. Он должен какие-нибудь грехи наши искупать. Ну, или проповедовать что-нибудь, не знаю.

– Я не такой бог, – ответил я и почувствовал, что у меня язык уже плохо ворочается. – Я всем управляю просто. Как могу.

Паша усмехнулся, видимо, заметив, что я сильно пьян.

– Да ну, – сказал он. – Ерунда. Мало ли у кого голова хорошо работает.

– Действительно, – сказал Жора. – И среди человечков встречаются таланты.

– Я могу доказать, – сказал я.

– Сейчас он накормит нас пятью хлебами, – сказал Паша.

Из компьютера доносился «Раммштайн». Я встал, чуть не опрокинув стул во второй раз и, пошатываясь, двинулся к окну. Дождик, похоже, совсем перестал, да и тучки на небе выглядели уже не такими тяжёлыми, как раньше, потеряв часть своей воды.

– Ну, – сказал Жора, – собственно, хлебушка у нас и так много. Да и сырочка завались…

Eins… hier kommt die Sonne… Я повернул ручку рамы, с грохотом открыл тяжёлое окно. В комнату ворвался влажный, холодный воздух.

– Ну вот, – сказал Паша. – То ему холодно, то ему душно.

– Так выпили же, – объяснил Жора. – Сосудики расширились…

Zwei.

– Вовка! – крикнула Надя. – Ты что делаешь?

Я вставал на подоконнике в полный рост. Внизу ездили крохотные машинки, ходили люди-муравьишки. Девушка опустила миниатюрный розовый зонтик и проверяла ладошкой, не капает ли сверху. Drei… sie ist der hellste Stern von allen… Моё лицо обдувало потоком приятного прохладного ветерка.

Сзади загрохотало. Кто-то хотел меня остановить.

– Если воскресну – значит, бог, – сказал я и прыгнул, успев почувствовать чью-то руку, которая пыталась поймать меня за щиколотку.

Воздух был упругим и летел навстречу. Меня завертело. Небо, летящая мимо стена. Бетонная дорожка. Хрясь! Я расплющен болью, которая раздавливает меня в крошки.

Не могу дышать! Паника охватывает меня. Я раскрываю рот, хватаю воздух. Темно. Синяя темнота. Зловещая фигура покачивается передо мной, тянет руки. Шарахаюсь назад. Мокрая тряпка липнет ко мне, не пускает. Падаю на пол. Ползу от фигуры, нависающей сверху. Это что, повешенный человек? Пытаюсь встать. Вдали горят ярко-фиолетовые огни. Они расплываются в языки адского пламени. Так я что же, в аду?

Дышать тяжело. Ещё и язык… Он стал слишком большим. Мешает. Я высовываю его изо рта. Так легче. Всё тело словно не моё. Большое. Руки толстые, мускулистые. Кто я?

Вокруг причудливые расплывчатые образы. Кроме висящего человека, успеваю рассмотреть нечто вроде арки сверху, совсем рядом с моей головой. Сложной формы, похожа на потолок пещеры. И надпись по кругу, еле видная в темноте. Не разбираю. Что-то вроде «mapparecchiava a sostener la gura». А там что? Высокая плоская конструкция торчит справа от меня из земли. Шагаю к ней. Похоже на доску, в которую вкручены сотни шурупов. На них висят то ли тряпочки, то ли обрывки кожи. Посередине – череп, похожий на человеческий, с тремя глазницами…