Школа. Никому не говори. Том 5

Школа. Никому не говори. Том 5
Руфия Липа

Имир, видя, как тоскует брат, решает помирить его с Любой. Поспелова сгоряча заявляет отличнику, что Сэро ей не интересен, и опрометчиво приглашает Имира домой, пока родители отсутствуют на похоронах. Имир приглашение неожиданно принимает. Девушка с ужасом осознаёт, что мстить Сэро за причинённые обиды через близнеца – плохая идея, но разворачивать назад поздно.

В это же время строптивый Сэро решает помириться, находит издёрганную стыдом девушку в библиотеке. Школьники откровенно беседуют. Сэро объясняет жестокую выходку с учительницей усталостью от неприятных приставаний. Девушка неистово горюет из-за опрометчивых решений, которые не исправить.

Руфия Липа

Школа. Никому не говори. Том 5

Глава 1.

«Я выбрала самый рискованный способ из всех возможных, чтобы задеть Сэро за живое… – Люба, беззвучно застонав от тревоги, переполнявшей сердце, накрыла котлеты крышкой, чтобы мясо пропарилось и стало мягче. – Лучше бы и дальше сопела в тряпочку… Где были мои мозги?!.. Стоп, всё: хватит истерить – и так еле двигаюсь со страху, ни фига не успеваю! Семь часов, а я ещё не привела себя в порядок».

Девушка сотню раз пожалела, что позвала его. Окружающие считали Имира человеком холодным, замкнутым, неприступным, властным и тяжёлым на характер. Больше всего Любе не хотелось, чтобы после опрометчивого приглашения пугающая сторона примерного Ибрагимова развернулась к ней лицом.

«Какая муха меня укусила? Ведь совсем и не думала его приглашать… Спонтанно как-то получилось… Удивительно, что Имир согласился! Он так странно наклонился ко мне и глазами сверлил! Наверно, понял, что я хочу его брату напакостить… Вот и неправда! Просто с языка сорвалось. Хотя на Сэро в тот момент я очень злилась, потому что задолбалась. Все его защищают, куда ни посмотри: Камилла, Денис, Ната, ну и Имир, само собой! Родной брат, всё-таки. Хоть бы кто о моих чувствах подумал, хоть разочек побеспокоился! – переживала тихоня. – Нет, никто и никогда. Все на стороне Сэро, а я – так, сбоку припёка. Что мне делать с Имиром? О чём болтать? Романы Достоевского обсуждать, что ли? Не хочу, хоть он и крутой собеседник. Сама напросилась, блин! Придётся делать хорошую мину при плохой игре. Надеюсь, он с часик посидит и восвояси утопает».

Люба накрыла стол красивой белой скатертью и щедро заставила едой, как учила мама: «Гости должны чувствовать себя у нас, словно в доме родном!» Приготовила картофельное пюре, напекла котлет – постоянные атрибуты застолий на Солнечном 27. Открыла несколько банок с зимними салатами, малиновое и клубничное варенье, помня, что именно эти сладости первыми улетели со стола, когда мальчики спонтанно навестили её втроём. Едва вернувшись, она шустро прибралась и помыла полы, но спокойнее от выполненных наспех хозяйских дел чувствовать себя не стала. Её продолжало колбасить от волнения и страха мелкой дрожью, затормаживающей движения.

Поспелова никак не могла принять решение: мыть голову и переодеться в симпатичное домашнее платье, что Сэро подарил ей в Краснодаре, или остаться с хвостиком да в пропахшем готовкой, повидавшем многое халате. Ради приличия, учитывая, что Имир – родной брат Сэро, стоило прихорошиться и выглядеть достойно, дабы не подмочить репутацию. Но Люба настолько боялась отличника да не хотела, чтобы тот у неё не дай Бог задержался, что серьёзно подумывала оттолкнуть парня неопрятным нарядом и несвежей причёской. Приценившись, что в необозримом будущем ей, возможно, придётся краснеть перед всей компанией за бабий неряшливый прикид, если Имир об этом расскажет, девушка всё же согрела чайник и начала купаться в тазике в котельной.

«Может, повезёт, и Имир не придёт… Ага, не придёт, но сдаст Сэро, что я его пригласила, и в понедельник тот где-нибудь меня придушит! Или зачморит у всей старшей школы на глазах… Мамочка родная!.. Ой, а если они вообще припрутся сюда вдвоём, и Сэро за то, что я Имира посмела позвать, как наваляет! Или Имир заявится типа один, а Сэро спрячется снаружи под окнами и будет подслушивать, а потом зайдёт неожиданно и скажет всё, что обо мне думает? Ещё хуже вариант, если они Дена прихватят… Ох, Денис меня навсегда-пренавсегда уважать перестанет!»

Бурная фантазия под давлением неуверенности, страха ошибки да беспочвенного чувства вины, богато взрощенного Александрой Григорьевной, старательно рисовала сцены параноидальные, пугающие и донельзя нелепые. Если бы Имир имел возможность познакомиться с этими самыми сценами, что покалеченное воображение нежной фиалки Любы Поспеловой сейчас порождало, то крепко бы расстроился, а то бы и оскорбился.

Люба отжала над тазиком мокрые волосы, надела трусики и обнаружила, что домашнее платье из-за нервной рассеянности оставила в спальне вместе с большим полотенцем.

«Чёрт бы, курицу, побрал! – зло выругалась, взбесившись от досады, подросток, выйдя голяком из котельной в гостиную. Низкая температура большого жилья тут же дала о себе знать, и Любина кожа мгновенно вздыбилась гусиными мурашками. – Коридор надо за секунду пересечь, или нахрен околею! К вечеру так холодает, что фиг согреюсь потом. Не сидеть же при Имире в толстом мамином махровом халате».

При воспоминании об уродливом растрёпанном халате Шуры Поспеловой Люба брезгливо поморщилась, задрожала от сквозняка, обдавшего нагое тело, едва открылась дверь в никогда не отапливаемый коридор, да столкнулась с отличником, стоявшим у входа в дом с веранды и, видимо, только что вошедшим.

Оба застыли в немом молчании. Люба от шока не смогла даже закричать, лишь хлопала широко распахнутыми глазами. Ошарашенное лицо Ибрагимова вытянулось, аккуратные чёрные брови взлетели на лоб, челюсть отвисла, но юноша, сглотнув, всё же смог с горем пополам вернуть себе невозмутимый вид. Кое-как улыбнувшись, он шутливо произнёс:

– Вот это да! Меня так ещё никто не встречал!

Реакция внезапно вернулась к школьнице. Разморозившись, она пулей влетела назад в гостиную. Тут же сообразив, что одежда всё-таки находится в спальне, девушка чуть приоткрыла дверь и подала голос, предательски дрожавший от унижения:

– Это… Мне надо как бы в комнату…

– Не вопрос! – отозвался смущённый Ибрагимов. – Я отвернусь, а ты пройдёшь, хорошо?

– Спасибо! – девочка стремительным бегом пересекла коридор, мельком глянув на спину отличника. Оказавшись в своей берлоге, она, чтобы окончательно не ударить в грязь лицом, решила перебороть ужас, накативший волной от случившегося, поэтому, приоткрыв дверь, волнуясь, с запинками затараторила из щели:

– Извини, пожалуйста!

– За что? – невинно поинтересовался оставшийся в коридоре брюнет.

– За мой видон!

– Не парься! Я ничего не видел, – ответил ровесник и тут же деликатно добавил: – А если б и увидел, то ничего разглядывать бы не стал.

Сказанное оконфузившуюся Поспелову мало успокоило.

– Проходи в гостиную, там всё накрыто! Ты рано пришёл!

– Нет, я вовремя.

«Не может быть! – Девушка рывком глянула на часы, висевшие над рабочим столом. Они показывали двадцать ноль семь. – Кошмар!!! Какая же я копуша!»

– Точно, вовремя! Извини меня ещё раз!

– Забудь, Люба! Ничего страшного не случилось, – заверил её гость, проходя в гостиную.

– Как ты прошёл мимо нашего бешеного Туза?

– Спокойно, ещё и погладить его успел! Хороший пёс, ласковый. Одевайся давай и прекрати заморачиваться.

Дверь в гостиную прикрылась. Люба на негнущихся ногах подошла к кровати да в немом отчаянии сползла вдоль изножья на холодный пол.

«Туз – скотина неблагодарная! Предатель блохастый! Разок погладили месяц назад – и он раскис! Ну что за сторож бестолковый?! Если б не ты, я бы не осрамилась! Какое унижение! За что?! Что за подстава, мать вашу?!» – тихоня нервно обхватила руками колени да вжалась в изножье так, что казалось, будто она старается превратиться в гусеницу, заползти под кровать, в пыльную темноту спрятанных пакетов, а после схорониться за плинтусом, чтобы её уж точно никто не нашёл.

Сцены, подобные случившейся, школьница видела в романтических фильмах. Они, эти сцены, казались ей довольно милыми и забавными. Но, попав в похожий переплёт, она не испытывала ничего, кроме жгучего стыда да отвращения.

«Охренеть, позорище! Это ж надо так опростоволоситься! Дурынды кусок! Кто за временем следить должен, а?!.. Как с Имиром за одним столом теперь сидеть? Не хочу выходить и смотреть ему в глаза! Какой срам!» – причитала она, покачиваясь, пока не обнаружила, что часы уже оттикали добрых двадцать пять минут.

Десятиклассница подлетела, надела платье с кокетливой красоткой Минни Маус, больше похожее на длинную, до середины бёдер, футболку, да потемнела, вспомнив, что все капронки постираны и сушатся на улице. Обругав себя опять за короткую память и несобранность, Люба поняла, что на ноги, кроме тонких носков, надеть нечего. Большой холодный дом от ласкового доброго апрельского солнца прогреться не успел, и без колготок высок был шанс сидя за столом замёрзнуть. А в высоких толстых колючих латаных-перелатанных уродливых маминых носках Поспелова не появилась бы перед Имиром ни за какие шанежки.

Вообще на Солнечном 27 насчёт носков и колготок цвела отдельная тема. Рваное, растянутое да ветхое по много раз штопалось, а новое ни под каким предлогом не покупалось ради якобы экономии средств. Александра была готова выбросить деньги на ненужную в хозяйстве ерунду, зато смело ходила на работу в дырявых колготках, объясняя неряшество словами: «Голь на выдумки горазда!» Болтаясь с повесой по Краснодару, Люба, уставшая от маминой придури, прикупила немало красивых носков и сейчас искренне хвалила себя за предусмотрительность.

«Лучше околею, чем выставлюсь клуней! Имир одет всегда с иголочки, поглаженный да отутюженный, будто с подиума слез! Вещи на нём ладно сидят! Так что, дорогуша, никаких маминых уродов-носков! Хорошо башку додумалась вымыть да переодеться! – Юная особа глазела в зеркало. – А то бы выглядела мерзкой вонючей какашкой! Ай, если начну черепушку сушить феном-доходягой, ещё полчаса пройдёт! Меня в гостиной кое-кто наверняка проклянёт».

Поспелова вышла в коридор, подошла к приоткрытой двери в гостиную, но войти не решилась. Она слышала, как поскрипывает под парнем стул, и зажмурила от удушливой робости глаза. Школьница настолько боялась зайти да посмотреть в лицо отличнику, случайно увидавшему её нагой, что не могла никаким усилием воли заставить себя взяться за ручку, поэтому так и стояла у входа, переминаясь с ноги на ногу на стылом дощатом полу.

– Люба, всё хорошо? – внезапно поинтересовался Имир.

– Да-да, конечно! Всё супер! – пойманная с поличным, она мигом распахнула дверь, зашла да шустро примостилась на стуле, вытянувшись по струнке.

Ибрагимов, чувствовавший себя, в отличие от хозяйки, вполне уверенно, внимательно и спокойно оглядел приятельницу.

– Мне показалось, у тебя трудности.

– Нет-нет, ни капельки!

– Ты минут пять за дверью стояла, но почему-то не входила – я слышал скрип половиц, да и тень твоя в просвете мелькала.

Тихоня, покраснев, вытаращилась на брюнета. Он невозмутимо добавил:

– Волосы мокрые. Почему не высушила? В доме холодно. Простынешь.