– Молодец старик! Уважаю! – сказал Базилий. – Я бы не смог гнилого в дом взять!
– Он выпрашивал у богов моего исцеления и давал мне отвары из горных трав с дерьмом какого-то чудесного дракона, а я за это помогал ему по хозяйству – делал всё, что он просил меня делать – работал на пасеке, собирал дрова, ловил мышей, даже пищу для него беззубого пережёвывал! И вы не поверите – через месяц от моих ран не осталось и следа, и гнить я перестал. Но носа я всё же лишился, и, похоже, навсегда.
– Да… С носом как-то… Да…, – сказал Базилий.
– В общем, я исцелился, но в племя вернуться не решался. Да и не знал, остались ли в нём живые… Так и продолжал жить у старика, а я считал себя его должником, и пить его изумительную медовуху, пока…
– Пока он не помер… – сказал Базилий.
– Пока я его не убил!
– Но зачем? Разве сложно пережёвывать коренья и мышей? Если есть зубы, то…
– Однажды я перебрал с медовухой – уж слишком она была вкусна – и обиделся на старика за его слова. Он назвал меня чем-то нехорошим – не помню чем, но обиделся я крепко! Я схватил полено и забил им доброго медовара насмерть. На следующий день я жалел о своём поступке. Поверьте, мне было стыдно и перед дедом, и перед самим собой, и перед богами. Я грустил не меньше двух дней! Потом я устал убиваться и принялся искать хорошее в своём недобром, на первый взгляд, поступке. И, хвала богам, нашёл! Ведь теперь меня не связывали никакие обязательства, и я освободился-таки от гнетущего чувства долга перед стариком! Да и старым был уже дед, и без зубов – мог только мёдом питаться без посторонней помощи! Для него жизнь – сплошная мука! Я успокоился, похоронил деда с почестями и спустился с гор к людям.
– Прекрасная история! – сказал Базилий.
– А они взяли и продали меня в рабство! Так я оказался в Испании.
Мы помолчали.
– Наверное, зря я всё-таки лишил старуху её долбаной головы. Надо было побить её и прогнать!
– Ну… Не знаю…, – сказал Базилий.
22
Мы прибыли в Рим ранним утром. Сонный и приветливый город встретил нас проливным дождём, но нас, как вы понимаете, это смутить не могло.
Триксий с Дорис поехали заселяться в самую дорогую римскую каупону, из окон которой был виден форум, а меня и Безносия Базилий повёл в театр.
В театре для пребывающих гладиаторов были выделены комнаты в огромном подвале с клетками вместо дверей и крепкими замками.
– Это ваша квартира. Располагайтесь! – сказал Базилий и запер дверь. – Без окон, зато сухо. Факел не жгите понапрасну. Потом принесу масляную лампу.
В комнате были подвешены два гамака, какие используются морячками. Вероятно, гамаки использовались как самый экономный вариант спальных мест – не нужно менять сено в матрацах, да и места не занимают.
– Гладиаторы живут раздельно? – спросил я.
– Конечно!
– Но почему?
– Иначе половина из них не доживёт до турнира! Ключ будет у меня! Выходить будете только на арену тренироваться раз в день, ну и на бои. Так положено. Еду буду приносить два раза в день.
Базилий оставил нам наше оружие.
– Тренируйтесь здесь тоже, чтобы не терять форму.
Мы пообещали учителю свою форму сохранять и, по возможности, улучшать.
Справлять нужду предлагалось в дыру в каменной стене. Вероятно, через неё наше гавно отправлялось прямиком в чудесную римскую клоаку, которая служила музой для многих поколений достойных поэтов.
По свинцовой трубе нам доставляли воду. Сильный привкус свинца в воде, конечно же, удручал, но мы не могли позволить себе мучиться жаждой перед важнейшим турниром в своей жизни.
Соседние комнаты были ещё не заселены, и целый день мы провели в подвале одни.
Базилий отвёл нас на тренировку и мы увидели арену, на которой нам и предстояло биться за нашу свободу. Она была больше тех, которые я видел до сих пор.
И я смог увидеться и поговорить с Дорис – она тоже тренировалась в своей маске вместе с другими женщинами-бестиариями. Но женщин поселяли в другой подвал, и в нём были окна.
Дорис сказала, что Триксий уже отправился знакомиться с любезными римлянами и отмечать свой приезд. Это означало, что до турнира мы его не увидим.
После тренировки, Базилий похвалил нас – он остался довольным нами и в очередной раз высказал уверенность в нашей победе. Вероятно, он хотел приучить нас к этой доброй мысли, чтобы мы не подвели своего учителя в ответственный момент, и его переезд в Грецию не сорвался из-за такого пустяка, как наша с Безносием гибель на глазах десятков тысяч добрых римлян.
– Когда я был молодым, гладиаторам не давали расслабляться – не то, что теперь. В наше время всё было по-другому: биться было тяжелее, но почётнее…
Наш учитель предался ностальгическим воспоминаниям о своей молодости и едва не забыл об ужине.
Триксий не экономил на нашем питании и два раза в день Базилий приносил нам большие порции из «Жареных крылышек Кайсара». Крылья сопровождались овощами и рыбной похлёбкой.
На следующий день, когда мы проснулись, подвал был заполнен прибывшими ночью гладиаторами.
– Смотри-ка! Это же Писец! – услышал я.
Я решил, что это мне приснилось или, возможно, показалось, но ошибся.
– Эй, Писец! Тебе конец!
После этих слов я уже не сомневался в приятной, но неожиданной встрече.
Как вы думаете, кого я встретил в чудесном театральном подвале? Уверен, что ни за что не догадаетесь!
В комнату, которая находилась напротив нашей, заселили двух моих старых и добрых знакомцев – Фаллакуса с Теребинием.
– Что, не ожидал с нами встретиться? Думал, свалил и обвёл всех вокруг пальцев, долбаный мудень?! Теребиний, боги на нашей стороне! Они послали нам Писца, чтобы мы, наконец, прикончили его! – кричал добрый, но тёмный Фаллакус.
– А вас, смотрю, Кайсар таки продал! – сказал я.
– Из-за тебя, мудень! В отместку сучке Помпее! Тебе не жить, Писец! Скажи мне, что ты ретиарий! Скажи, Писец! – прокричал рыжий Теребиний.
– Ретиарий наш Писец! Вон сетка валяется! – сказал Фаллакус.
– Слава богам! Всё-таки я правильно делаю, что жертвы им приношу! Если бы тебя слушал, то боги сделали бы его долбаным провокатором!
Парни ударили друг другу по рукам.
– Твои добрые друзья? – спросил меня Безносий.