– Тогда пускай найдёт себе достойного кавалера. А не щуплого библиотекаря, который не может постоять за себя.
– А пойдём в ресторан – выпьем вина! Кто знает, может быть нам больше не удастся выпить хорошего вина! Ведь мы пили вино, когда познакомились!
– Может, лучше закажем в номер?
– Брось, Якоб! Он вряд ли найдёт нас так быстро. Скоро рассвет!
Я согласился, и мы спустились на первый этаж.
В ресторане мы нашли свободный столик и заказали пару бутылок вина.
Мы пили вино, вспоминали совместные дела и смеялись – прекрасный был вечер, скажу я вам. Когда я вспоминаю о нём, то не могу сдержать своих скупых слёз, чёрт бы их побрал!
– Я скоро вернусь. Не скучай! – сказала Патриция, поцеловала меня и направилась в уборную.
Через какое-то время мне показалось, что Патриции пора уже вернуться, и я решил сходить за ней.
В дверях уборной я столкнулся с какой-то недовольной и пожилой дамой – она что-то проворчала, и даже толкнула меня.
Я приоткрыл дверь.
– Патриция, ты здесь? Патриция!
– Якоб!
Голос Патриции исказился, и казалось, что говорит ребёнок.
Я ворвался в уборную и увидел Патрицию – она лежала на полу и теряла свою прекрасную форму.
Я приподнял её голову и взял за руку – тело её изменилось и размякло, а рука стала мягче красной губки.
– Что случилось?
– Он нашёл нас! – пропищала Патриция. – Уходи!
Она растворялась на моих глазах. Сердце моё вырывалось из худой библиотекарской груди.
И тогда я зарыдал, ведь я терял самого дорогого человека, которого любил. Мы многое вынесли вместе с Патрицией, и многое пережили. Полагаю, если вы когда-нибудь теряли близкого человека, вы меня поймёте.
Это тяжёлые воспоминания, и я не буду расписывать их в чудесных подробностях и деталях. Скажу лишь, что сильнее Патриции я тогда никого не любил, знаете ли.
И любил ли потом? Я не знаю.
Но в тот день я дал себе слово вернуться и отомстить Каннингему.
А последними словами Патриции были «Я люблю…». Вот уже долгие годы я тешу себя мыслью, что она не успела пропищать слово «тебя», но кто знает… Может быть, это было «вино»? Потому что вино она тоже любила.
Патриция исчезла из моей жизни навсегда. Я чувствую в этом и свою вину. Хотя с годами чувство вины испаряется, как вода из глиняного кувшина, который добрые греки украсили своими нелепыми рисунками.
Если спросите меня, кто растворил Патрицию, то я отвечу, что не знаю.
Вероятнее всего, это сделала бывшая жена Каннингема, которая, как он рассказывал, жила в Италии и помогала ему с его чудесным бизнесом. А может, у профессора в каждой стране были свои люди, но он не рассказывал об этом нам. Кто его знает…
Я взял одежду Патриции и побежал к тому самому мильному камню у дороги.
Я сел на него, положил на колени вещи своей боевой подруги и приготовился к переходу.
А потом дождался-таки рассвета и зажмурился.
Все посторонние звуки смешались и стали похожими на эхо в альпийских горах. Кроме одного, пожалуй.
Я различал голос Каннингема.
– Куда ты собрался, Якоб? Не торопись, подожди меня! От меня всё равно не уйти! Я не поленюсь прожить несколько жизней, чтобы найти тебя, Якоб! Я найду тебя и съем твою голову!
Я не знаю, был ли это голос Каннингема, или это был голос моего воображения.
Если внимательнее вчитаться в последнюю фразу, которую сказал тот голос, то кажется, что дело всё же в моём воображении.
Но кто же знает, что у физиков на уме? Так что, на всякий случай, я решил свои глаза не открывать.
Потом всё поплыло, гул стих, и я провалился в чудесную неизвестность.
Часть 4
01
Я сидел на том же мильном камне у пыльной дороги, но ноги мои были голыми, а в одной из своих рук я держал кожаный сандалий. Рядом со мной валялся пилум и деревянный щит, палка с прикреплёнными к ней вещами, и на моём поясе висел короткий меч.
– Марцеллус, давай скорее! – кто-то крикнул из пыльного облака.
Я, конечно же, был сбит с толку, но решил-таки не теряться. Нужно было действовать, как вы понимаете, но мой добрый Kewpie сопротивлялся – он уже почувствовал неладное и попытался возмутиться.
– Долбаный скрупул! – сказал он на латинском языке и швырнул мелкий камешек на дорогу.
Я использовал тот же приём, который доказал свою эффективность ещё в работе с Сэндлером.
– Заткнись, сука! – сказал я.
Kewpie замешкался, но я не дал ему опомниться и дал по морде. По какой-то причине, это вывело его из себя.
– Что за…? Му…! – сказал он.
Я дал по морде ещё раз.
– Марцеллус, что ты делаешь? – кричали мне. – Давай скорее!
Я попытался встать, но Kewpie ещё сопротивлялся и не давал мне контролировать тело, собака.