– Я не убивал никакую… бабу! Разве я похож на убийцу? Я скромный учёный, который…
– Хватит! Сам не убивал, но приказал своим недоноскам перегрызть ей глотку!
– Глотку? О какой глотке речь? О глубокой или нет?
– Каннингем, твоё словоблудие не уместно! Она была мне дочерью. Хоть и приёмной, но любила я её как родную.
– Но ты же не можешь любить. Не дано тебе! Не да-но!
– Заткнись! Не тебе, лысому, рассуждать о любви!
Профессор снова поправил свой чёрный парик.
– Если тебя всю жизнь отбривали, то не потому, что не умели любить. Но ты этого так и не понял! Ты как был мелким базарным торговцем, так им и остался!
Мадам кивком китайской головы показала на свою стопку, и её подручный налил туда водки.
– Этому тоже налей! – сказал Мадам. – Пускай насладится в последний раз.
Китаец налил и Каннингему. Тот схватил стопку и отправил вкусный напиток себе в рот, но на этот раз он и бровью не повёл.
– Ты собираешься меня уничтожить, надо полагать? Стереть в порошок и скормить медузам?
– Медузы тобой подавятся! Я жалею морских тварей. Думаю, что ты и твои тушканы заслуживаете иного.
Тушканами нас с Патрицией ещё никто не называл, поэтому я захотел вспылить, но профессор жестом посоветовал мне сохранять спокойствие, и я последовал совету учёного человека.
– Чего же мы заслуживаем? Талонов на усиленное питание?
Мадам выпила.
– Ты угадал. Вы будете поедать друг друга. И не исключаю, что усиленно.
– Я слышал о твоём новом увлечении скармливать людям их же собственные члены, но думал, что это завистники преувеличивают.
– Никаких преувеличений! Полагаю, я не смогу заставить вас съесть друг друга прямо сейчас?
– Вы правильно полагаете, Мадам, – сказала Патриция.
Мадам посмотрела на неё с презрением.
– Это ведь ты перегрызла горло моей Ниу? Не думаю, что это сделал этот очкарик.
– Я! И сделала бы это ещё раз без всяких угрызений!
– У тебя будет возможность грызть не только чужие глотки и свои грязные ногти. Уверена, это будет интересное представление! Как вы считаете, джентльмены?
Телохранители китаянки оживились и закивали своими головами.
– Мадам, мы будем делать ставки? – спросил негр.
– Конечно. Как всегда. Ставлю десятку, что сначала эти двое загрызут лысого, а потом белобрысая сучка съест долбаного очкарика.
– Что ты задумала? – спросил Каннингем.
Мадам снова затянулась и выпустила дым в немолодое профессорское лицо.
– Я задумала повеселиться, а заодно отомстить. В моём дворце в Макао есть клетка, которую я заказала специально для наших милых шоу. Вас поместят туда и не будут кормить. Воду будут давать, но морскую. И где-то через неделю начнётся самое интересное. Мы будем наблюдать, как ваши животные инстинкты победят ваш глупый гонор, как ваш европейский лоск сменится смердящим безобразием, и вы начнёте пожирать друг друга! Поверьте, на это стоит посмотреть!
– Ты всегда была мерзкой тварью. Удивляюсь, как я мог катать свои долбаные яйца в твою сторону.
– Твои раскатанные яйца тебе отрежут перед началом представления, пожалуй. Это будет справедливо.
– Не думаю, – процедил профессор.
Мадам засмеялась, а я прикинул наши шансы на побег – они показались мне тогда незначительными.
– Думать тебе больше не нужно, – продолжила китаянка. – Ты труп! Тебя больше нет! Тебя, старого, проглотит и переварит молодёжь. А потом она тебя вы…
– Ну хватит! Если едем в Макао, то зачем терять время? Никогда ещё не был в Макао. Это ж португальцы постарались? Я не путаю?
Профессор встал на свои ноги, и мне показалось, что он что-то задумал.
Я не ошибся.
– Дрейк! Пол-у-ундрра-а! На абордаж! – завопил Каннингем с такой громкостью, что мои уши мигом оказались заложенными. Вероятно, он оглушил всех, кто находился в кают-компании, потому что все присутствующие прикрыли свои уши руками. Руки – полезные штуки, скажу я вам.
Дальнейшие события развивались с такой скоростью, какой мог бы позавидовать любой уважающий себя спринтер.
В кают-компанию влетели морячки во главе со своим капитаном. У всех в руках были шпаги – да, да, я не ошибся – самые настоящие шпаги, какие я наблюдал в своём прошлом вояже.
Морячки в одно мгновение обезоружили мадамовых головорезов и скрутили их морскими канатами.
Мадам даже не шелохнулась, хотя яхту и покачивало на волнах.
– Что ты себе позволяешь, долбаный англичашка? Это бесполезно! Со мной тебе не справиться! Тебя найдут и обезглавят, а твой парик засунут тебе в задницу! Твою коллекцию древнего хлама распродадут на аукционе! Старый дурак!
Она рассмеялась, но как-то без задора.
– Очень может быть, что коллекцию ждёт распродажа, но зато никто больше не увидит твоей мерзкой хари, от которой всех давно тошнит! Я избавлю человечество от дерьма и войду в историю!
Мадам прекратила свой беззадорный смех, и лицо её исказилось до состояния полной неузнаваемости.
– Дерьмо не может войти в историю! Особенно такое низкопробное, как ты! Дешёвка! Шваль!
Мадам потеряла самообладание и была похожа на базарную бабу обыкновенную.
– Посмотрим! Но ты уже ничего не увидишь. Якоб, ты не забыл мой растворитель?