Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823

В письме моем к Карамзину пришла мне мысль, которую не мог выразить ярко. Василий Львович так забавен, готовясь в печать, что страх. Он точно как старая – , которая, перебранная всеми руками и на всех перекрестках, краснеет и робеет, выходя под венец. И он, перечитанный, перепечатанный и особливо же пересказанный всем и каждому, подделывается к обстоятельству и глядит –.

414. Тургенев князю Вяземскому.

28-го октября. [Петербург].

Посылаю часть книг. Остальные пришлю после. У Карамзина денег твоих нет.

Гнедич послал к тебе об Иване Ивановиче то, что у него было. Я просил другой копии и пришлю, если ты не получил первой.

Актера Дмитревского не стало вчера. Тургееев.

415. Тургенев князю Вяземскому.

1-го ноября. [Петербург].

Вот тебе еще газеты и книги, из коих две остались до следующей почты.

Скажу Плетневу, чтобы вошел с тобою в сношение прямо, а то, право, некогда садить цветы в нашей литературе. Надобно вырывать терние, да и не оттуда.

Последний стих надписи князя Шаливова слишком глуп и двусмыслен, и вряд ли можно напечатать ее? Спрошу разрешения Блудова.

Козлова порадовал твоим отзывом. Новые члены совета: граф Ламздорф, князь Дмитрий Володимирович Голицын, Васильчиков, Канкрин, Пашков. Председателем Экономического департ[амента] – князь Куракин. Прости!

416. Тургенев князю Вяземскому.

4-го ноября. [Петербург].

Графиня Бобринская, которая вчера или сегодня выехала в Москву, вчера же сказывала мне, что англичанка к вам едет и так охотно, что, хотя и предлагали ей другие места, она непременно хотела определиться к вам, наслышавшись о княгине и о тебе, вероятно. в Варшаве. Бобринская обещала развеселить тебя.

Посылаю последние две книги. Карамзина хотела переговорить о взятых у тебя книгах с гр. Кочубей. Я дам ей реестр, если выручу его. Если нет, то пришли другой. На место Васильчикова – Уваров.

Безобразова и Кривцова непременно велели тебе поклониться, и очень мило.

417. Князь Вяземский Тургеневу.

7-го ноября. Остафьево.

Спасибо за книги и ожидаю последние, и за письмо от 1-го ноября. Какое терние вырываешь ты?

Плюнь на скуку,
Морску суку:

всего не вырвешь; нужно землю перепахать и удобрить или научиться терпеть. Мы должны быть, как бегемот:

Колючий терн его охота
Безвредно попирать ногой;

или, как Левиафан, который

На острых камнях возлегает;

или, как я не знаю какой зверь, который дубы вверх дном вырывает. Полоть нечего: это дело бабье.

Ожидаю Плетневского письма; да вели на всякий случай напечатать билеты, и по чем положите их.

Мне пишут из Варшавы, что Жуковский ходил пешком в Милан; правда ли, и когда его ждете? Дай Бог ему уходить свое малодушие и хотя в Милане отстать от Модена. Скажи это девицам Карамзиным: это по их части.

Я все вожусь с Иваном Ивановичем и боюсь далеко повозиться; меня самого пугает моя расточительность. У меня в прозе большой порок: я все выговорю, как будто после не дадут уже слова вымолвить; впрочем, может быть, это и предчувствие сбыточное. Что ни есть за душою, все высыплю; но, впрочем, иными местами я и сам доволен. Каково покажется Тимковскому? На всякий случай ничего не спущу и дойду до самого нельзя, если отважутся печатать. У нас есть же аппелляционные суды? Собственность ума та же собственность: нельзя мне запретить пользоваться ею в силу существующих законов. Зачем «Сын» засыпал два куплета моего «Ухаба»? Неужели и тут ценсура отмежевала?

Что делает умный и добрый Блудов? Ведь, кажется, и он наш брат ипохондрик? Какие его намерения, занятия и каково здоровье? прости! Братьям мой поклон, а сестрам – ноты.

418. Тургенев князю Вяземскому.

15-го ноября. [Петербург].

Сию минуту получил твое седьмое ноября. Письма разослал. Вот от Карамзина и четыре книжки. Еще столько же пришлю на следующей почте. О Жуковском писала великая княгиня из Веймара, что он только сутки хотел пробыть в Берлине. Теперь он, вероятно, в Дерпте и скоро будет здесь.

Блудов умен и мил по прежнему, но и по прежнему не без хандры иногда.

Пиши все, что на ум придет и после отстаивай свою собственность. За всем не угоняются, и одним махом всего не пришибут. Начни спор за собственность ума и введи новую статью в наше Гражданское Уложение. Больших propriеtaire'ов хотя и не будет на первый случай, но нищие и за суму дерутся.

Присылай на предварительное рассмотрение статью об Иване Ивановиче. О Пушкине смотри «Сына Отечества». Братья и сестры кланяются. Сумароков – сенатор.

419. Тургенев князю Вяземскому.

18-го ноября. [Петербург].

Посылаю тебе поклон, письмо и две книги; еще две у меня остались. Вдруг всего послать нельзя.

К Ивану Ивановичу послал акафист Шишкова, в Смольном монастыре не произнесенный. Если будет второй экземпляр, то и тебе пришлю.

Жуковский писал уже из Берлина; был болен в Штутгарте. Пробудет для отдыха в Берлине, потом в Дерпте и приедет сюда, вероятно, в начале декабря. Что-то привезет?

Великую княгиню Марию Павловну ожидают на днях. Молодая, прелестная графиня Ливен была без двух дней три месяца замужем за стариком Ливеном и скончалась.

She was a pearl too pure on earth to dwell.

Прости!

420. Князь Вяземский Тургеневу.

22-го ноября. Остафьево.

Спасибо за 15-го ноября и книги. Если Жуковский у вас, обними его от меня. Что привез он хорошего, и хорош ли он приехал? Как не совестно Воейкову выдавать его на ругание, как он делает; и все это из журналистического шарлатанства! Как не сказать, что «Летний вечер» переведен с такого поэта, который на аллеманском диалекте писал всегда слогом сельским и хотел быть поэтом простолюдинов; что он переведен был «для немногих», и что такое это «Немногие»! Но если подумать, что Жуковский, нагулявшись по белой Европе, присылает в гостинец в Россию такие стихи, то в самом деле пришлось бы пожалеть о затмении Жуковского. А сволочи того и надобно. Прошу сказать это Воейкову и просить Светлану поберечь славу Жуковского, которую супруг её закалывает, чтобы сказали, что нигде, опричь «Сына Отечества», нет его стихов. Ведь толпа как судит: ей кажется, что и в стихах должно идти, как и в чинах. Сперва ездить нарою, там четверкою, а там и шостеркою, не зная, что иной вонь стоит иногда дюжины шестериков. «Как можно», говорят они, «он писал в старину оды и стихи с светлейшему, да удостоился писать и самому благочестивейшему и самодержавнейшему государю, а теперь сбивается на стишки про солнышко:

Есть и про солнышко беда:
Нет ладу с сыном никогда.

«Это значит из попа да в диаконы». Оно и в самом деле почти так. Зачем не делать попыток во всех родах? И тому, кто – богатырски «Орлеанскую деву», можно позволить, если охота есть, соваться в сплетни семейные солнца с месяцем; но хорошее он делает келейно, а когда дурачится, то Воейков на цепи выводит его на площадь: вот что дурно. Кто это вклеил: Сделать издание на хорошей бумаге – в моей статье о Пушкине? Мне пишет об этом Николай Михайлович, а сам я еще не видал. У меня, кажется, этого не было. Ивана Ивановича буду присылать вам по отрывкам на. разсмотрение. Сначала вы с Блудовым, а там на последнюю инстанцию в Николаю Михайловичу.