Старый дом под черепичной крышей

– А ты, Мухай, начинаешь становиться настоящим сыщиком, раньше ты о таких вещах даже не заикался, а теперь…, вижу, растёшь, азарт появляется.

– Пока ноги бьёшь – о чём угодно подумаешь, потом же велосипед охота.

Дальше они шли молча, каждый думал о своём: Муха о велосипеде, а Пегас о покупателе и о Червонце. «Чего это Червонец на перехват пошёл, отказался, а потом – назад пятками?».

Много чего не знает Лёня. Не знает, например, что в это же время, за десять километров, в здании отдела милиции Заводского района идёт совещание, касающееся напрямую его Лёниного бизнеса. Если б знал, то возможно он бы и пересмотрел план действий, но этого не случилось. Пегас шёл за игрушкой, а в это время в кабинет начальника милиции Заводского района входили сотрудники.

Глава 15. Интерпол информирует

Начальник милиции Заводского района полковник Ушанов собирал совещание. В кабинет входили милицейские работники и рассаживались на привычные места.

Ушанов обвёл взглядом собравшихся. На каждого из этих людей он мог полностью положиться. Вот сидит за передним столом полноватая женщина, уже пенсионерка Муза Карповна Городец – начальник розыскного отдела. На её счету столько раскрытых хитроумных преступлений, что никакие фильмы о сыщиках не идут ни в какое сравнение с её раскрытиями. Или инспектор по несовершеннолетним Сорокина Мария Васильевна – сколько малолетних преступников обязаны ей дальнейшей судьбой? Сколько этих бродяжек она вывела на правильную дорогу? Лихие девяностые страна никогда не забудет. Разве он может упрекнуть кого-то из них в недобросовестности? Однако сегодня он их собрал не затем, чтобы хвалить.

– Николай Ильич! Не томите… – проговорила Мария Васильевна, – все уже здесь.

– Дело необычное, – начал полковник. Только что был на совещании. – И он показал пальцем вверх. Информация такая – из России за рубеж поступают антикварные изделия.

– Так они и всегда поступали, – сказал один из оперативников.

– Поступали, но разрозненно, – пояснил начальник, – сейчас другое дело, поступают партии. Это информация от Интерпола. Нам надо принимать меры, дело носит не эпизодичный характер.

– Есть какая-то наводка? – поинтересовалась Муза Карповна.

– Можно сказать – нет ничего, – полковник пожевал ус. – У Интерпола на этот счёт тоже ничего определённого. Предполагается, что за этим стоит хорошо законспирированная организация. У Интерпола даже есть предположительные названия – «Рубин», «Алмаз», «Изумруд» и тому подобное. Таким сообществам можно дать любое название из названий драгоценных или полудрагоценных камней, – и он махнул рукой, дескать, не забивайте себе головы названием. – Может быть, у кого есть какие соображения или информация на этот счёт? – спросил он, почему-то посмотрев на Музу Карповну.

– Пока никакой информации не поступало,– сказала Муза Карповна. – Думаю, что должны проявиться низовые звенья в цепочке. Кто-то ведь собирает старинные вещи, кто-то реставрирует, хранит и так далее…

– Обратите внимание на факты воровства старинных изделий, – добавил полковник.

– Это само собой разумеется, товарищ полковник. Только как они попадают за границу? Что, есть факты ареста таможней? – спросила Городец.

– Попадают они туда совершенно легально, как изделия, не имеющие исторической и художественной ценности, – ответил полковник.

– Кто-то это установил? – допытывалась Муза Карповна.

– Установила это комиссия по культурным ценностям, которую возглавляет доцент Эдуард Аркадьевич Забродин. Пока больше никакой информации.

– Думаю, что с комиссии надо и начать, это единственная зацепка на сегодняшний день – сказала Муза Карповна.

– Хорошо, учёных учить не буду, – сказал полковник. Можете быть свободны – и он встал из-за стола. Собравшиеся дружно стали выходить из кабинета.

– Мария Васильевна! – окликнул полковник Сорокину.

– Тебя, – толкнула локтем Марию Васильевну Городец. Мария Васильевна остановилась и выжидающе посмотрела на полковника.

– Хотел вас спросить о новеньком, о…

– О Митине, – помогла ему вспомнить фамилию Юры Сорокина..

– Да, да о нём.

– Ничего, привыкает, схватлив, но пока, как говориться, молодо-зелено. Вчера, например, минут пятнадцать наблюдал как воробей по подоконнику прыгает. Он ему даже семечек носит, покупает у бабульки на остановке и подкармливает, видите ли воробей у него жареные и без соли любит.

– Кто?.. Воробей? – спросил подполковник, – пряча улыбку в усы, – он точно схватлив.

– Оба схватливые. – уточнила Сорокина. – У одного ни одна крошка с подоконника на землю не падает, а у другого идей полна голова.

– Это хорошо… это даже очень хорошо! – улыбнулся полковник.

– Что хорошо? – переспросила Сорокина, – что воробей по подоконнику прыгает, или что стажёр за ним наблюдает? И тоже улыбнулась.

– Всё хорошо, – уже серьёзно сказал полковник. – Воробей – это дело серьёзное, показатель того, что у вашего подопечного душа не чёрствая. Это в человеке беречь надо, это будущее милиции. – Полковник помолчал. – Запомните, Мария Васильевна, вот кто сейчас придёт к нам работать, после этих круговертей в стране, такая наша и милиция завтра будет. Придут те, кто по воробьям из пистолета стреляет – одна милиция; придут Митины, что воробьёв на подоконнике кормят – будет совсем другая. Правда, институт уже не милицией будет называться, а полицией. Есть такое мнение и желание, – полковник поднял палец к верху, – в полицию нас переименовать. Только как не назови, а обязанности будут всё те же.

– А какое же указание будет? – не мешать будущему полицейскому младшему лейтенанту Митину на подоконнике воробья семечками кормить, так я поняла? – улыбаясь, спросила Сорокина.

– Ах, Мария Васильевна, Мария Васильевна, – покачал головой полковник, – как была остра на язык, такой и осталась. Ступай, не задерживаю.

....................

К вышесказанному необходимо добавить, что в это самое время, когда в кабинете начальника милиции Ушанова собрались сотрудники отделов, за тысячи километров от Саратова, в уютном сквере, на восточном побережье Атлантического океана встретились два джентльмена. Они зашли в кафе и разместились на открытой веранде за столиком. Эти двое – единственные посетители заведения. Беседуют на английском. Один, должно быть англичанен, с тяжёлым мясистым носом, и таким же тяжёлым подбородком, стряхивая пепел сигары в фарфоровую пепельницу, говорит длинному сухощавому с оттопыренными ушами собеседнику:

– Ваша задача, любезнейший, раз вы занимаетесь коммерцией, выйти на интересующую нас в России тему. Вы, Батист, по-прежнему занимаетесь антиквариатом, не так ли?.. Ваше дело процветает? – И, не дожидаясь ответа, продолжил, цепко ловя взгляды собеседника. – Нам необходимо знать всё, что касается народной глиняной игрушки.

– Не понимаю, Бакстер, зачем вашему столь серьёзному ведомству детская забава? – удивился сухощавый.

– Этого вам знать не надо. Главное, что наше ведомство вам хорошо заплатит, если интересующая нас глиняная штуковина будет лежать в нашем сейфе.

– Но, сер, я никогда не слышал, чтобы в Саратове бытовала народная игрушка. Видно вы с чем-то спутали?

– Наше ведомство, господин коммерсант, никогда, ничего не путает. – Твёрдо произнёс собеседник. После этих слов обладатель тяжёлого носа и тяжёлой нижней челюсти встал, положил на стол перед коммерсантом несколько пачек денег. – Это аванс, – произнёс он, не вынимая изо рта сигары, и, не попрощавшись, направился к выходу.

После его ухода сухощавый ещё какое-то время посидел за столиком, обдумывая неожиданно свалившееся на него предложение. Затем он почувствовал себя неважно. Коммерсант знал, что в этом случае надо делать. Он достал кусочек сахара, положил в рот, подождал, когда отступит приступ диабета, спустился по ступеням с открытой веранды и зашагал по тенистой аллее.

Только ты, уважаемый читатель, не подумай, что Батист является насквозь прожжённым коммерсантом и что кроме долларов его ничего не интересует. Господин Батист всегда помнил о том, что в его жилах течёт кровь предков-аристократов. И как просвещённый человек он не мог не понимать, что данное предложение толкает его перешагнуть некую совестную линию, которой Батист очень дорожил. Ему было неприятно, что он, Батист, должен отобрать у иного народа его игрушку и увезти. В это время он представлял этот народ ребёнком и понимал, что игрушка в данный момент не может быть предметом торга.

Батист не был лишён сентиментальности, но в нём всегда боролись два равносильных чувства – чувство корысти и чувство долга. Хотя последнее чувство стало в окружающем его мире всё более хиреть и изживаться. Батист знал об этом и старался сберечь в себе это последнее, что он унаследовал от предков. На этот раз чувство корысти победило, Батист не смог отказаться от выгодного предложения. После ухода Бакстера он посидел ещё какое-то время за столиком, затем встал, пересчитал деньги, положил их во внутренний карман пиджака и, довольно, насвистывая весёлую песенку, вышел из кафе и зашагал по тенистой аллее.

Была и ещё одна немаловажная деталь в облике Батиста – это его стеклянный глаз. О-о-о! Это был особенный глаз. Дело в том, что имея голубую роговицу, глаз, когда Батист шёл на сделку с совестью и в нём побеждало стремление к наживе, начинал менять свою окраску и из голубого становился коричневым, что всегда изумляло его собеседников, а Батисту доставляло немало хлопот. На этот раз у предпринимателя стеклянный глаз сделался почти чёрным, а вот с другим, живым глазом, ничего подобного не происходило. В эти минуты Батист был рад, что Бакстер обратился именно к нему, а не к кому-то ещё. Выгодное предложение. Значит его, Батиста, ещё ценят.

Глава 16. Проклятая крышка

– Вот теперь ни Гуделки, ни Свистопляса не стало, – проговорил горестно Заступник, – унесли Глиню. Маленький рыжий положил в карман и всё. А он с Свистоплясом хотел помочь нам сдвинуть эту проклятую крышку.

– А вторые, забрали Свистопляса, – проронил Пустолай.

– Нас осталось совсем мало, – сказала в полумраке ящика Дуня. Жалко, что так получилось. Где теперь Васёк, Белянка и Смуглянка? – и она глубоко вздохнула. – А теперь нет Гуделки и Свистопляса.

– Гуделка с Свистоплясом хотели нас выручить, только у них времени не было, – сквозь слёзы сказала Дуня. – А Белянка и Смуглянка совсем ещё дети…