Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни

– Не глупее, товарищ командир.

– Значит, и они подделать могут?

– Могут, но трудно это. Если у них специалист найдётся, то смогут.

– Они уже смогли, Игрушечник! – проговорил на повышенных интонациях полковник. – Мы думали, что не смогут, а они смогли и нам это боком вышло.

Он немного помолчал и уже спокойно добавил:

– М-м…да… Могут, но трудно… Однако, делать нам нечего. Придётся играть в ту игру, которую навязывают… – Хорошо, Игрушечник, иди… иди и слушай. Крепко слушай! И чтоб там без всяких диссонансов! Прослушаешь…, пеняй на себя.

Игрушечник, круто повернувшись, вышел.

– Давайте пробовать, командир, – проговорил присутствующий при этом начальник контрразведки, – другого не остаётся.

– Если мы будем всё время пробовать, то без людей останемся. – Бросил полковник.

– Я делал запрос по рации. – Добавил начальник контрразведки. – С центра ответили…

– Что?… что ответили!? – нервно и недовольно спросил полковник.

– Ответили, что в условиях фронта и тем более партизанского соединения, такое просто невозможно. Там очень удивлены, что у нас есть такой специалист. Это им сказал какой-то музыкальный светила.

– Что он понимает этот светила, что здесь возможно, а что нет…? Здесь может быть всё. Понимаешь…? Всё. Ладно…, действуйте.

На этот раз партизаны поступили хитрее. Они не стали дожидаться, когда оперативная группа будет возвращаться с задания и подаст знак двойчаткой., а выслали на опушку леса двух партизан и они несколько дней подавали такие сигналы. А вот ответа на такие действия им пришлось ждать не менее двух недель. Эти две недели немцы на связь не выходили и партизан не тревожили.

– Инструмент готовят, – хмуро говорил Игрушечник и уходил в засаду.

По истечении двух недель, когда на опушке снова раздался свист, все в засаде даже переглянулись от неожиданности. Свист был сиплый и отличить его от партизанской двойчатки было невозможно.

– Наши. – Прошептал Лёха. – Наверное, Терехов с сотки вернулся.

Отделение подрывников под командованием Терехова ушли на подрыв железной дороги за сто километров. И только эта группа могла вернуться с задания. Другие на подрыв не уходили.

– Может быть наши, а может быть и нет, – проговорил Игрушечник.

– Почему «может быть нет»?– спросил Лёха.– Это они…, по времени подходит.

– Почему… почему – потому… – буркнул Игрушечник. – Немцы это.

– Что так? – удивился Лёха.

– Звук двойчатки нашей и этой… одной высоты, а привкус тот же, что и прошлый раз… Немцы это, Лёша…, немцы. Я своим ушам, Лёша, больше, чем чему – либо доверяю… – И тут же тихо скомандовал: – Приготовиться… Маричев!… Дуй к разведчикам. Пусть отсекут их от деревни.

– Ты что, Игрушечник! С ума сошёл! – вскипел Лёха. – Ты же себя под расстрел подводишь, да и нам…

– Делай, что говорят… – вполголоса сказал игрушечник.

Чувствовалось, что решение это ему далось не просто. Глаза его были напряжены, скулы обострились, на носу повисла капля пота. Он вынул из кармана двойчатку и дунул в дульце. Над лесом прокатился, взметнувшись над деревьями призывной звук. Минут через десять на тропинке показались вооружённые люди. «Огонь!» скомандовал Игрушечник и сам дал длинную очередь из ручного пулемёта по впереди идущим. В ответ раздались проклятья, выстрелы и команды на немецком языке.

Немцы хотели с хода смять партизанскую засаду, но бойцы в ней были бывалые и немцам это сделать не удалось. Бой длился с полчаса. Немцы продолжали атаковать. Партизаны не знали, что майор Мюльтке отдал приказ – «обязательно, живым или мёртвым захватить русского мастера-свистуна».

План Мюльтке не удался. Партизаны из разведвзвода верхом на лошадях обошли немецких егерей, отрезали их от деревни, спешились и пошли в атаку. Самого Мюльтке в этом бою захватить не удалось, а вот настройщик Дитмар попался. От страха он залез под кучу веток, откуда его за сапог и вытащил Лёха. Немец был бледный как мука. Он стоял на полянке с поднятыми руками и повторял: «Я есть музыкант»… Вскоре его доставили в штаб партизанского отряда, где он и рассказал, как было дело. В штабе посчитали, что фриц может быть полезен нашей разведке своими знаниями, правда, не в области музыки.

– Кокнуть бы надо этого ушастика, – зло проговорил Лёха. На что командир разведки сказал:

– В Берлине он был вхож в разные дома. Знает многих сановных лиц в лицо, а ещё знает их взаимоотношения, всякие детали. Это нашей разведке может помочь.

– А я бы застрелил… – упорствовал Лёха. – Сколько из-за него наших полегло.

Перед самой отправкой немца, Игрушечника вызвали в штаб к командиру. Когда он спустился в землянку, в ней был начальник контрразведки, командир отряда, переводчик и Дитмар. Игрушечник стал докладывать о своём прибытии, но начальник контрразведки прервал:

– Немецкий музыкант выразил желание увидеть тебя, Игрушечник. Кстати, в кармане у него нашли свисток, которым он и подавал сигналы. Он взял со стола деревянную штуковину и подал её Игрушечнику. Это была немецкая двойчатка, только сделана она была не из глины, а из дерева.

– Разрешите попробовать? – попросил Игрушечник, кивнув на немецкий инструмент.

– Пробуй, – кивнул командир.

Игрушечник взял в руки двойчатку, тщательно вытер дульце, поднёс его к губам и дунул. В блиндаже раздался сипловатый свист. Игрушечник улыбнулся и проговорил:

– Вот он этот привкус, товарищ командир, который меня первый раз с толку сбил.

– Поясни, – сказал контрразведчик и посмотрел строго на бойца.

– Тут всё просто, – улыбнулся Игрушечник. – Немец двойчатку сделал из дерева, а наша – из глины. Высоту звучания они дают одинаковую, а вот привкус у звучания разный. На этом немцы и срезались. Помните, когда мы первый раз лопухнулись на простом свистке. Я, тогда подумал, что это овражки да деревья такой эффект отражательный дают? Так это был совсем не отражательный эффект, а привкус звуку давал материал, из которого сделан свисток.

– Вас ист дас? – произнёс немец, глядя на Игрушечника и понимая, кто он такой.

– Переведите ему, – сказал начальник контрразведки.

Переводчик перевёл, сказанное Игрушечником. После чего брови немца высоко поднялись. Всё его лицо выразило абсолютное удивление.

– Ваш солдат ни есть профессиональный музыкант? (далее всё в переводе) – удивлённо проговорил Дитмар.

– Нет, не музыкант, – ответил переводчик.

– Что такое «Игрушечник»? – спросил немец, что тут же было переведено, для находящихся в блиндаже.

– Объясните ему, как сумеете, – сказал командир отряда переводчику.

– Он не музыкант, – начал объяснять переводчик. – Он игрушки для детей делает из глины и свистки то же. Понятно.

Дитмар кивнул, но удивление не спало с его лица, а, кажется, только ещё больше усилилось. Он проговорил тихо и ясно:

– Я понял, кто такой игрушечник, это лепить из глины детям свистки. Это я понимаю. Но как улавливать в лесу тончайшие обертоны на расстоянии в сотни метров… Это выше моего понимания…. Жаль. Очень жаль…

– Чего жаль?– спросил переводчик.