Странные истории

– Переделкиных я сам видел, как пошли, и кто-то ещё с ними.

– Может быть, родня приехала?

– Может быть и родня. Всё равно могилки рядом, там увидимся.

И вот, мы уже в потоке идущих и едущих людей. Едущих – это громко сказано. Легковушки без числа стоят тут и там вспарывая воздух клаксонами, и ни с места. Тронется какая-нибудь, прожужжит два метра и снова стоп. На людей-то не поедешь. И стоят эти автомашины, как изюм в кутье. Некоторые отчаявшиеся водители прижимаются к бордюру, запирают своих коней и вливаются в общую пешую массу. Только пять минут назад сидели они в авто распаренные и красные от возмущения, а то вдруг уже улыбаются и плывут, плывут по течению людской реки.

Сергей Сергеич старается держаться чуть левее, чтобы не проскочить поворот и вот он уже на пригорке среди родных могил. «Здравствуйте!– говорит Сергей Сергеич,– Христос воскресе!»

– Христос воскресе!– говорят ему знакомые и незнакомые, старые и молодые люди и все они улыбаются. Христос воскресе!– несётся в тёплом апрельском воздухе, разносится вширь и, когда на земле уже нет места – устремляется в небеса и через некоторое время эхом возвращается на землю и в нём слышится: «воистину-у-у-у воскресе-е-е-е!!!»

Сергей Сергеич устраивается около могилки, снимает с головы фуражку и подставляет лысину под благодатный поток света и тепла. «Христос – воскресе; Христос – воскресе» – выстукивает сердце. «Христос – воскресе-,– слышит он в собственном дыхании: «Хри-стос» – вдох и выдох – «вос-кресе» –вдох и выдох. И снова: «Хри-стос» – вдох и выдох, «вос-кресе» –вдох и выдох.

Сергей Сергеич и моя жена стоят около оградки и слушают свои сердца. Наконец, после небольшого отдыха, сердце сменило ритм и заработало более спокойно и он слышит уже на вдохе – «Хри,– и на выдохе,– стос»; на вдохе –«вос,– и на выдохе,– кресе».

– Какая здесь благодать – говорит Елена Ивановна,– воздух – дышать хочется. Слышишь – воробьи в терновнике чирикают?

– Бога славят

– Серёжа! Серёжа! Они тоже чирикают: «Христос– чирик, воскресе – чирик.»

– Умница ты моя, заметила.

– А как же, с гордостью говорит жена,– вот уж, заметила.

– Домовые воробьи всегда в этот день так чирикают.

– Правда! А другие звери и птицы как же Христа славят?

– На счёт всех, не знаю, а воробьёв мы слышим.

– Чудно всё устроено,– говорит жена и блаженно улыбается.– Вон и солнышко играет. Видишь, как играет солнышко.

Сергей Сергеич посмотрел на небо и зажмурился от яркого свеченя. Он ничего не увидел но поддакнул.

– Да… да… Точно играет,– говорит он.– Вот здорово.

– А Чундрины уже стол накрывают.

– Сергей Сергеич! Христос воскресе,– послышалось рядом,– это Чундрин Константин Константинович. Они всегда встречаются с ним здесь.

– Вы один?

– Вдвоём…

– Ах! Да! Христос воскресе, Елена Ивановна. Не распознал, старческий склероз.

– Нет, Константин Константинович, не склероз, не склероз. При старческом склерозе, а глаза влюблё-нно-го!,– сойдя на игривый тон, сказала жена и погрозила Константину Константиновичу пальчиком.

– Что ж, милая, такой день; такой день. В общем, я зачем пришёл-то – прошу к нашему шалашу! – и он сделал широкий жест рукой.

– А вы уже прославили Христа перед вашими умершими?– поинтересовалась жена Константина Константиновича, когда мы подошли к их могилке.

– Они уже всё, Танечка, сделали,– пропел рядом Константин Константинович,– и мы тоже, нам остаётся только подняться на двадцать шагов повыше, вон к той берёзке.

Там уже скатерть самобранка накрыта, внучка там о нас заботится,– потёр ладонь об ладонь Константин Константинович.

На бугорке, под берёзой, где ещё не было захоронений, на молоденькой зелёненькой травке, которая, смело лезла из земли, была расстелена под цвет травы плащёвка и на ней уже громоздились яблоки, соленья, варенья, окорочка. Главным же украшением стола были крашеные яйца. Ах! Что это за чудо – крашеные яйца. Это, можно сказать, особое чудо света. И как только люди не исхитряются украсить этот символ праздничного стола.

На этот раз яйца у Чундриных были расписаны Городецкой росписью. Бутоны райских цветов смотрели на нас с золотистого фона и весёлые люди сидят за пасхальными столами и улыбаются нам и приветствуют нас.

– И кто этот народный художник?– спросил, усаживаясь на рыбацкий раскладной стульчик Сергей Сергеич.

– А это Мариночка, внучка наша, расписала,– вставила жена Константина Константиновича, довольная тем, что изюминка стола замечена и оценена.

– Прошлый раз вы Хохломой радовали, сегодня Городец, а потом Урало-Сибирскую, думаю, надо ожидать?– спросил Сергей Сергеич.

– Если освоим, Сергей Сергеич, если освоим,– певучим голосом ответила Татьяна Ивановна..– Мариночка только учится. Наперёд говорить не будем. Присаживайтесь, пожалуйста. Вот два пенёчка, а на них дощечка. Правда, здорово! Константин Константинович так сообразил.

– Мы с собой тоже кое-чего принесли, – и Елена Ивановна стала выкладывать на стол приготовленную дома снедь.

– Ай, да красавицы, ай да умницы,– заулыбался Константин Константинович, увидев бутылку виноградного,– своё? С выдержкой? Или купленное?

– Обижаете…

– Да нет, всё в норме.

– Давай, открывай и по одной с дорожки.

– Марина! Марина! Ты куда запропастилась?

– Я здесь, мама.

– Куда ты поставила салат? Я чего-то его не вижу.

– Он под полотенцем!

– Ах, да, вот он. Да подождите вы с рюмками. Вот, мужичьё…

– Татьяна Ивановна! Елена Ивановна! – мы ждём.

– Только вам и делов, что ждать…– Елена Ивановна! Они, оказывается, нас ждут… Что-то незаметно.

– Так-с, может кто-то чего-то скажет?… Сергей Сергеич! Может быть, вы?– обратилась Татьяна Ивановна.

Сергей Сергеич не стал себя уговаривать и, глядя на янтарный напиток, сказал:

– Я бы выпил… за надежду. Иисус Христос дал нам надежду, не так ли? Ведь чем отличается этот праздник от всех праздников в году? – верой в то, что мы не умрём, а воскреснем. И все здесь лежащие воскреснут.