– Копыта? Хвост и вымя?
Он обернулся через плечо и уставился в Наташкины глаза, хлопающие из-под надвинутой простыни. В щенячьем взгляде читалось огромное удивление, как будто женщина в кровати не выполняет каких-то важных обязательств, не шепчет нужных слов, не светится от счастья в полумраке спальни.
– У меня ноги, а не копыта, – сказала Наташка без особой строгости, но твёрдо.
Щеночек обвёл спальню взглядом. Собственно, это не спальня даже, а просто комната, где стоит двуспальная кровать. Вряд ли в приличной супружеской спальне должен стоять письменный стол и висеть на стене футбольные бутсы. Но подобранный во дворе парень безошибочно нащупал взглядом застеклённую фотографию, где Наташка в белом платье на высоких каблуках взмахнула руками, швыряя вверх нечто бесформенное. Фотография висела над столом, правее бутсов.
– Я знал девушку по прозвищу Бемби, – сказал Щеночек значительно и веско, как будто сообщал о том, что владеет замком, где живёт фамильное привидение.
– И что ты с ней сделал? – усмехнулась Наташка.
– Я её бросил.
– Интересно… Я почему-то думала, что она сбежала от тебя с торговцем недвижимостью.
Он резко поднялся с кровати и прошёл по комнате, прилипая пятками к паркету. Добрался до фотографии и постучал пальцем по стеклу.
– Это ты так замуж выходишь? Регистрация брака и кидание букета?
– Нет, – сказала Наташка и повернулась набок. Иногда получалось, иногда нет, но в этот раз удалось идеально: в два движения она скатилась с кровати, изящно обернувшись простынёй на манер Древней Греции. Это сразу придаёт уверенности в разговоре с мужчиной.
– Но это же букет?
– Это не регистрация. Это мы в церкви венчались, а потом гостей позвали. Раньше не до того было.
– А! – щенячья улыбка стала злорадной, как у пьяного подростка в подворотне. – Значит, Господь ваше семейное счастье благословил? Ты в бога веришь, что ли?
– А ты нет? – спросила Наташка, окинув выразительным взглядом. Он сразу понял намёк, поднял футболку, кинутую на пол возле кровати, принялся натягивать. Штаны и куртка, кое-как отмытые от масляной краски, обтекали в ванной, наполняя квартиру едким ароматом растворителя.
– В церковь я не хожу, – сказала она, – но ни во что не верить – это тоже как-то тупо. Чаю выпьешь?
Щеночек сглотнул. Видимо, в горле пересохло, а согласиться на угощение не позволяет гордость.
– С детства полюбились? Сразу поженились? С годами всё крепче? – вопросы он задавал всё с той же адской иронией несмышлёныша, потешающегося над взрослыми.
– Нет, не угадал, – снова усмехнулась Наташка.
– А кто он у тебя? – Щеночек снова побарабанил по фотографии, но уже настойчивее, как будто старался разбить стекло. – Брокер? Менеджер? Продюссор?
В последнем слове он безграмотно заменил «е» на «о», да ещё и «с» презрительно протянул.
– Вот он сейчас с работы приедет, – пообещала Наташка с лёгкой многообещающей улыбкой и прошла на кухню. – И ты сам у него спросишь.
– Значит, просто бандит? – крикнул Щеночек вслед, но она уже открыла кран, наполняя электрочайник. Настроение хорошее, игривое. Голова ясная. Ночной беспредел в танцевальном клубе забыт, как после крепкого сна.
– Если чай собираешься пить, джинсы не надевай. Табуретка лакированная, снова прилипнешь.
– Что же мне, в трусах тут ходить? – донеслось из ванной.
– А то я тебя в трусах не видела…
Вазочка с карамельками стояла на кухонном столе. Фантики со слониками. Наташка в детстве такие страшно любила и старается покупать, пока ещё продают. Хотя вкус уже не тот.
Щеночек вошёл в небольшую кухню угловато и примостился на табурет неловко. Надо ему либо совсем сбрить щетину, либо отрастить богемную бороду. Хотя мне-то что за забота? – подумала Наташка.
– Тебя что, четыре девчонки подряд бросили? Одна с брокером, другая с продюсером?
– Нет, – сказал он, с хрустом разгрызая карамельку. – Только одна.
– Их грызть не надо. Зубы сломаешь.
– Не сломаю, – отрубил он так мрачно, как будто только что лишился пары резцов, но стесняется в этом признаться. Наташка придвинула вторую табуретку и села так, чтобы своими коленями коснуться его коленей.
– Ты чего злой такой, Щеночек? Девчонок в этом мире на тебя хватит, ещё и останется. Ты красивый, ты ласковый. Душ только принимай почаще.
Щеночек не выглядел сейчас ни красивым, ни ласковым. Солнце било ему в глаза через кухонное окно, жарко и неприятно, время перевалило за полдень, и сентябрьское небо голубело в полную силу. По поводу душа он собирался ответить что-то сразу, но помолчал, а потом заговорил с обманчивым спокойствием в голосе, как какой-нибудь профессор, блин:
– Поведение женщины обусловлено биологически. Гормоны требуют родить ребёнка. Для этого нужно выбрать самца получше. Личностные качества тут не столь важны.
– Я не рожу от тебя ребёнка, – сказала Наташка, – успокойся ты, пожалуйста.
Щеночек задрал брови и взглянул на хозяйку квартиры как на исключительную дуру. Для небритого парня, сидящего без штанов на чужой кухне, он обладал неплохим самомнением.
– Деньги! Мышцы! Секс! – проговорил он веско, как будто заклинал древнее зло в языческом капище. – Бемби выскочила замуж за тихого зануду, ездящего на старом «Вольво», а ты за крутого бандюгу на японской тачке. Правда, руль у тачки справа, тоже чуть сэкономили. У каждой из вас своя цена, у тебя она просто выше. Но цену не сама женщина назначает.
– А кто назначает? Уж не ты ли? – поинтересовалась Наташка, ополаскивая кипятком заварочный чайник.
– Мужчина, по крайней мере, знает, что такое любовь!
Она рассмеялась так искренне, что, ставя чайник на стол, едва не уронила одеяние из простыни.
– Ты так решил, потому что я с тобой переспала, что ли?
Это его уже всерьёз зацепило:
– У тебя в спальне фотка на стенке! Год назад, или два года, ты пообещала любить своего менеджера до гроба! И что? И вот я тут сижу, на вашей семейной кухоньке! Значит, ты врёшь! И не ему врёшь, и не мне, а себе самой!
– Ты тут сидишь, – пояснила Наташка, с удовольствием прихлёбывая горячий чай, – потому что мне во дворе утром очень захотелось. Это не значит, что я Андрея не хочу. Или что Андрей меня не хочет и не любит. Это не так просто, Щеночек. Вот женишься – начнёшь разбираться.
– Я не женюсь.
– Все так говорят.
– Я не женюсь, – повторил он и в наглых глазах его загорелось сверхчеловеческое презрение к Наташке лично и ко всей Вселенной в придачу, – слишком уж хорошо я вас понимаю. Я слишком хорошо знаю, что вы сделаете в следующий момент…
Наташка протянула руку и выплеснула ему на голые колени полчашки горячего чая. Щеночек взвыл и вскочил как ошпаренный – что, собственно, и было правдой. Обеими ладонями он держался за ноги и смотрел на Наташку с неподдельным ужасом.
– Ну, – весело уточнила Наташка, – что я сейчас с тобой сделаю? В хлам!