Лука Иванович втягивался в игривый тон разговора.
– Ах, Боже мой!.. идет как-то глупо жизнь… вот теперь еще самая свободная минута… если вы только не торопитесь к вашему собрату по литературе…
Она не докончила и резко обернулась к двери, заслышав шаги в салоне.
Только что Лука Иванович успел вслед за нею обернуться, глаза его упали на высокую фигуру в военном сюртуке и густых эполетах, с белой фуражкой в руках. С фона портьеры выступило широкое, несколько отекшее лицо человека лет за тридцать, с черноватыми плоскими бакенбардами, хмуро ухмыляющееся и покрытое жирным лоском.
– Ах, это вы! – воскликнула хозяйка, совершенно так же, как она приветствовала и Луку Ивановича.
Военный вошел уже совсем и чмокнул протянутую ему руку, как бы не обратив внимания на того, кто сидел около хозяйки.
– Какая это смешная комната, – заговорила она тоном девочки, – троим уже и тесно, перейдем в гостиную.
Она живо поднялась, вся обернулась и взглядом пригласила Луку Ивановича. Он, весь съежившись от внезапного появления нового лица, поплелся вслед за военным.
XVII
В гостиной полковник (Лука Иванович разглядел, что у него эполеты были без звездочек) уселся около дивана, где поместилась хозяйка, и плотно придвинул к дивану свое кресло. Палаш он уткнул между ног и сейчас же полез в карман рейтуз.
– Вы позволите, – сказал он ей не тоном вопроса, а мимоходом, как вещь, которая сама собою разумеется.
Лука Иванович присел около пианино, по ту сторону овального стола.
– Пожалуйста, – кинула хозяйка полковнику и, точно схватывая начатый разговор, продолжала, – вы меня видели вчера на Невском, только не успели поклониться… как вам нравится мой attelage [5 - упряжка (фр.).]?..
И потом, спохватившись, она указала рукой на обоих гостей своих и стала называть их:
– M-r Прыжов, m-r… ха-ха-ха!.. вот это хорошо: вашу-то фамилию я вдруг и забыла… только со мной случаются такие вещи, подскажите – шепнула она, шаловливо наклонившись в сторону Луки Ивановича.
– Присыпкин, – отчетливо, но не особенно охотно ответил он и обменялся с военным поклоном.
– А у вас, кажется, новая лошадь? – обернулась хозяйка в сторону полковника.
– Нет, все та же.
– Эта посветлее.
– Как вы называете?
– Подъездок; вы понимаете, вторая лошадь, для простой полковой езды.
– А у вас сколько всех лошадей?
– Вас это интересует?
– Вы знаете, я лошадей люблю больше людей.
– Похвально! Извольте, я пересчитаю: небезызвестный вам парадер, два подъездка и три упряжных лошади.
– Серые в яблоках?.. я их знаю!
– И караковый.
– Рысак?
– С порядочной побежкой.
– Какого завода, Хреновского?
– Нет, Воейковского. Ваши чаленькие тоже, кажется, с побежечкой?
– Только такая возня с моими лошадьми! Я хочу продать их и буду ездить на извозчичьих. Чтобы держать своих лошадей, надо быть мужчиной.
– Не спорю, – подтвердил полковник и дунул на папиросу.
"И долго они этак будут?" – подумал Лука Иванович и еще больше съежился.
– Это прекрасиво, – продолжала хозяйка, – когда по Невскому едут пять-шесть человек в ряд, и все в белых фуражках. А вы не боитесь простудиться в одном сюртуке?
– Привычка!
– Да он, может быть, у вас на пуху?
И она расхохоталась.
– Вот этот самый сюртук, из обыкновенного драпу.
– Не поверю. Уж под ним наверно что-нибудь надето.
– Ну, конечно, – протянул полковник и переставил палаш.
– А кто ехал рядом с вами?
– Корнет Цабернакель.
– Красивый мужчина, кажется?
– Очень хороший мальчик.
"И как им обоим легко", – продолжал Лука Иванович, поглядывая то на нее, то на него.
– Да вы меня на парадере видали, а это – подъездок.
– Хороший? – переспросила хозяйка.
– Прикажете привезти?
– Привезите.