Долго ли?

– Убирай здесь, Татьяна, да спроси Луку Иваныча – хотят они чаю или нет?

Ответа не последовало. Анна Каранатовна уже сильнее высунулась в дверь.

– Лука Иваныч! – крикнула она.

– Что нужно? – раздалось глухо из кабинета.

– Чаю вы хотите?

– Пожалуй.

– Ну, так подите сюда, а то Татьяна не скоро еще соберется.

Послышались медленные шаги, и в комнату, совсем сгорбившись, в халате, вошел Лука Иванович.

Мартыныч стоял уже в позе, говорившей "счастливо оставаться". Лука Иваныч взглянул на него спокойнее, чем накануне, но невнятно проговорил:

– Вы бы прошли ко мне, у нас с вами счетец есть.

Слова эти Анна Каранатовна расслышала хорошо и тотчас же подалась вперед.

– Да Иван Мартыныч совсем и не желает, – начала она недовольно, обиженным голосом, – он не для того совсем и пришел.

Лука Иванович удивленно взглянул на нее. Мартыныч совсем переконфузился, что и выразил в игре часовой цепочкой.

– Иван Мартыныч, – продолжала Анна Каранатовна жалобной нотой, – вон мне и машинку достал… даже так скоро, что я в удивление пришла. Я уже им говорила насчет этого…

– Насчет чего же это? – спросил медленно Лука Иванович, поглядывая на них обоих.

– Вы не извольте беспокоиться, – промямлил Мартыныч, стараясь протискаться бочком в дверь.

– Да полноте, Иван Мартыныч, – ободряла его Анна Каранатовна, – ведь я Луке Иванычу толком говорю.

– Вам десять рублей следует, – резко сказал Лука Иванович, – пожалуйте ко мне.

Анна Каранатовна даже раскрыла рот; так поразило ее и то, что сказал Лука Иванович, и тон его слов.

Мартыныч весь съежился и, повернувшись на одном каблуке, пошел за Лукой Иванычем в кабинет. Там он что-то такое было начал насчет денег, но Лука Иванович довольно резко остановил его, подавая красненькую.

– Это не все, кажется, – выговорил он, поморщиваясь, точно от дыму, – да вы не кончили еще, так мы после сочтемся.

– Помилуйте-с, – стыдливо отталкивал бумажку Мартыныч, – вы меня много обидите…

– Берите, – строго перебил Лука Иванович, – что ж вы благодеяние, что ли, мне желаете оказывать?

И он повернулся к столу, сунув бумажку так, что, если б Мартыныч не подхватил ее, она бы упала на пол.

Мартыныч даже побледнел, сжал торопливо бумажку в кулак и стал пятиться назад на цыпочках.

– Покойной ночи, – выговорил он сладко и глухо – и все тем же задним ходом исчез в дверь.

– Прощайте! – не оборачиваясь, кинул ему Лука Иванович.

XIV

Когда дверь захлопнулась за Мартынычем, он столкнулся с Анной Каранатовной: та стояла в коридоре, против двери в свою комнату, и, вероятно, слышала разговор в кабинете.

– Счастливо оставаться, – шепотом и торопливо проговорил Мартыныч, не решаясь останавливаться.

– Да вы куда это? посидите! – начала, громче его тоном, упрашивать Анна Каранатовна. – Он ведь писать засядет.

И она небрежно кивнула головой на дверь в кабинет Луки Ивановича.

– Нет, уж что же-с? – не то обиженно, не то застенчиво ответил Мартыныч и стал бочком двигаться по коридору.

Анна Каранатовна пошла провожать его в кухню.

– Сердит?! – вопросительно выговорила она, пока Мартыныч накидывал на себя пальто.

– Не в духе-с… вы напрасно это, Анна Каранатовна, насчет моей работы… ведь господа писатели – народ амбиционный… сами мы про это сейчас говорили.

– Экая важность! Он ведь все балагурит, а это нынче только – тучу из себя представил; сердит, да не силен, – прибавила она подмигнувши.

Мартыныч сдержал наплыв смеха и прыснул на воротник пальто.

– Такой стих-с… – сквозь смех выговорил он.

– Никто, главное, не провинился!.. А почитать-то когда же?

Мартыныч глазами показал, что он рад бы душой, да боится учащать свои посещения.

– На той неделе, если вам способно будет.

– Да и на этой бы можно, кажется… не все он привередничать будет… До свидания, значит, а я машинку-то вашу сегодня же обновлю…

Она протянула ему руку, Мартыныч подал свою, ладонью.

Анна Каранатовна крепко пожала ее и прибавила, когда он уже взялся за ручку выходной двери:

– А то, какие ваши слова были сегодня, Иван Мартыныч, я долго буду помнить.

– Я от всей души, – жидким голоском выговорил Мартыныч и, уже от себя, потряс руку Анне Каранатовне.

– Буду помнить! – значительно повторила Анна Каранатовна, провожая его до лестницы.

Татьяна могла бы быть свидетельницей всего их разговора, но она опять уже спала, примостившись у плиты.

Анна Каранатовна должна была растолкать ее.