«Святой Глеб»

– Когда едешь без кучи тяжестей, электричка получше машины, – сказала Лиза. – Там пробки, стресс, а тут покой… тут могут пристать хулиганы.

– Это миф, – промолвил Глеб. – Никакие хулиганы в электричках не пристают.

– Накаркать не боишься?

– Ты не одна, – сказал Глеб.

– Я под твоей защитой?

– Конечно, но я не всесилен. Ты с мужчиной, и, если некий народ потянется к твоему телу прямо при мне, то они уже не хулиганы – молодые, нетрезвые, вменяемые. Они – бесноватые отморозки, от которых никому не уйти. Эх! Жаль, что мы не на машине.

– И отчего же мы не на ней? – спросила Лиза.

– К Кириллу я бы тебя довез, а назад бы повез. И только. А довез, не довез… не ручаюсь.

– Почему?

– У Кирилла я собираюсь беспробудно пить, – сказал Глеб. – После всех возлияний я буду или пьяный, или с похмелья, смотря когда мы поедем назад.

– Твой Кирилл сильно бухает? – осведомилась Лиза.

– Он года четыре капли в рот не берет. Но его отец себе позволяет – папа у него забулдыга, опустившийся алкаш, с ним я и нажрусь. – Посмотрев на девушку, Глеб рассмеялся. – Ты не расстраивайся, разочаровывать тебя я не стану, да и не с кем: сам Кирилл и в самом деле не пьет, а его папа отнюдь не пьянь. Он – член-корреспондент, блестящий тонкий ум с обходительными манерами и умением выпить рюмку и больше не наливать. Примерно рюмку выпью и я. Ты можешь пить сколько захочешь, одергивать тебя я не возьмусь. Мы не настолько близко знакомы.

– Останемся на ночь и познакомимся, – заявила Лиза. – В разные комнаты нас не положат?

– Кирилл у меня спрашивал, как мы думаем спать, вместе или раздельно. Я сказал, раздельно, и он удивился.

– Ты ему ничего не объяснил?

– Относительно чего? – переспросил Глеб.

– Почему мы до сих… и что нас тормозило. Моей вины нет – не могла же я сама напрашиваться. Я ожидала, что заговоришь на эту тему и отведешь к себе… я бы ломалась, а ты бы настаивал и уговорил. А ты дотянул до дачи. Не пригласи нас твой друг, ты бы тянул и дальше, но на даче ты от меня не отвертишься. Покажешь мне, сколь ты крут.

Отвернувшийся от девушки Глеб посмотрел на мертвый лес.

БРЕЗГЛИВО чураясь вьющегося вокруг него главного редактора прогорающего издания, квелый Максим Капитонов вышагивает по аляписто оформленному коридору.

Прическа Витольда Хаулса претендует на стиль, его вычурная одежда занимаемой им ответственной должности не соответствует – Максиму здесь все противно; попадающиеся в коридоре работники столь же поверхностны и легковесны, как и вертлявый Витольд, которого они приветствуют почтительными кивками. Максима будто не замечают.

– Показатели продаж у нас, Максим Андреевич, валятся, – сказал Витольд, – и не будь я головастым руководителем, я бы пустил все на самотек, и вы бы меня уволили, а может, и того хуже. За мою нерадивость вы, как пострадавшая сторона, приговорили бы меня к совершению надо мной насилия…

– В рабочем порядке, – сказал Максим. – Сделал – получи. Ничего не сделал – получи с довеском.

– С дополнением. В виде смертельной раны. Я так спокойно об этом говорю, поскольку мне от вас полагается не пуля, а премия. Тираж-то у нас вырастет! Денежные ручейки зажурчат.

– Ты отвечаешь? – осведомился Максим.

– Ну, зачем же столь жестко… кто-то изучает явления, наподобие грозы или шторма, а я скромно наблюдаю за пристрастиями покупателей глянца и конъюнктуру я просекаю – перемены в запросах улавливаю. Ваш журнал я спасу.

– Чем?

– Изменением направленности, – промолвил Витольд. – Сменой курса, которая привлечет к нам тех, кому необходимо несколько не то, что мы предлагаем на наших страницах. У нас же, Максим Андреевич, телки – на обложках, внутри, и их фотографиям нет числа, они и в купальниках, и в нижнем белье, и в апартаментах, и на природе, их лица, задницы, груди… кому это нужно!

– А что нужно? – спросил Максим.

– Нам нужна прибыль, – ответил Витольд.

– А потребителям?

– Ну, а им удовлетворение… удовольствие. Ради потребителей мы и стараемся. Весьма стараемся им угодить. Да вы сами взгляните.

Войдя в распахнутую Витольдом дверь, Максим Капитонов попал на проводящуюся в розовых декорациях фотосессию: моделями выступают двое позирующих фотографу мужчин – фактически обнаженных. Максима Капитонова сковывает испытываемая им жуть.

– Это сейчас популярнее? – пробормотал Максим.

– Не верите мне – поверите росту продаж, – ответил Витольд. – Он ожидается внушительным, и вы еще с горечью вспомните о том, что вы во мне усомнились. Деньги пойдут, хозяин сыто замурлыкает…. если вы, конечно, дадите добро на перепрофилирование. И что? Да?

– Что мне сказать, – прошептал Максим. – Что же мне, глядя на все это, сказать… работай. Моим согласием ты заручился.

ПО ОБЛЕДЕНЕВШЕЙ, припорошенной снегом дорожке Глеб и Лиза идут от станции к поселку: у девушки приподнятое настроение, ее глаза предвкушающе горят, нарисованное на котельной корявое сердце и надпись «Маша, я тебя люблю!» преисполняют Лизу дополнительными положительными эмоциями – из нее так и прет энергия, и Лиза жестикулирует Глебу, чтобы он шел побыстрее.

Глеб не ускоряется. Здесь скользко, и он это учитывает.

– Продуктов у них на нас хватит? – спросила Лиза. – Я ем мало, но голодать-то не хочется! Силы нам понадобятся.

– Магазин в двух шагах от их дома, – промолвил Глеб. – Спросим, что надо и сходим. Кирилл отвезет нас на машине.

– В двух шагах, и на машине?

– Покупать, я думаю, придется очень много, – ответил Глеб. – В руках не дотащим.

– Ха! Накупим и будем гулять! До вечера, а потом в ночь, ну а ночью я…

Поскользнувшись, Лиза падает.

– У-ууу, – простонала она, – как же ударилась… так отшибла, у-ууу…

– Давай руку, – сказал Глеб.

– Ты бы мне ее раньше дал, пока я еще не подскользнулась. – Схватившись за руку Глеба, Лиза встала. – Как же меня угораздило… можно упасть, но слабее, менее жутко, я и лед-то не видела. Откуда тут лед…

– Зима, – сказал Глеб. – Русская зима.

– Не был бы он хотя бы снегом присыпан… а то его не видно, и люди падают. Планы срываются… к Кириллу я не пойду. Я не в том настроении… ты иди, я я уезжаю в город.

– Я еду с тобой, – сказал Глеб.

– А Кирилл?