– Вина выпьем? – спросила Лиза.
– Потом. А водки можно сейчас.
– Водки? – поморщилась Лиза.
– Для более мощной романтики, – пояснил Глеб. – О водке я сказал так… чтобы тебя рассмешить. Брат еще в спортлагере?
– А мама в Хорватии – у нее отпуск. Зимний… а отца у меня нет.
– У меня тоже нет, – признался Глеб.
– Твой умер? – спросила Лиза.
– Люди умирают. Люди выдыхаются и спиваются. Ты заманила меня к себе, припасла вино и, вероятнее всего, поступила правильно. Опомнившись, я к двери не брошусь.
– Ты кого-нибудь любил?
– Если только немного. Года четыре назад меня влекло к одной девушке, но претендовать на нее я был не вправе, а затем она куда-то пропала, и я ее в скором времени позабыл. – Глеб задумчиво улыбнулся. – Мне остается посмеяться.
– Над чем? – спросила присевшая рядом с ним Лиза.
– Кроме нее, мне и вспомнить некого. А ее я помню… хоть и позабыл. И лицо помню, и… тебе неприятно это слушать
– Не очень, – кивнула Лиза.
– Я могу сделать и приятно. Тебе… я же у тебя. Я догадываюсь, чего ты от меня ждешь.
Неотрывно глядя Лизе в глаза, Глеб начинает расстегивать пуговицы ее блузки.
ВСКИДЫВАЮЩИЙ и опускающий подбородок Максим Капитонов покусывает мороженое – он расхлябанно продвигается по уходящему вдаль тротуару. У фирменного магазина одежды стоит скамейка, на которой сидит намертво прикрепленная к ней девушка-манекен. Усевшись рядом с этой девушкой, Максим ласково ее приобнимает и нарывается на осуждающий взгляд смотрящего через витрину охранника. Максим удивленно поднимает брови. Охранник Бадищев показывает жестами, что Максиму пора убираться, но тот отворачивается, Максим остается; исчезнувший в витрине Бадищев выбегает на улицу вместе со своим коллегой в таком же костюме с галстуком.
– Ты мне назло! – заорал Бадищев. – Вздумалось меня проверять?! Не трогай манекен!
– А кто ты такой, чтобы я тебя слушал? – поинтересовался Максим. – Случаем, не босс?
– Ты у меня быстро узнаешь, кто я! – заявил Бадищев. – Убери с нее руку!
– Она тебе безразлична, – сказал Максим. – Ты орешь на меня не поэтому. Думаешь, у тебя есть право на меня орать? Я тебя не впечатляю?
– Чем ты можешь меня впечатлить… крутые люди с манекенами не сидят. Еще и с мороженым.
– На скамейке с девушкой и с мороженым, – усмехнулся Максим. – Я чувствовал себя подростком, незапятнанной душой, но ты на меня орешь и все это разбиваешь. Ты, дружок, вредитель… крикливый дебил.
– Кто я?! – взвился Бадищев. – Ты слышал, Вань, кто я? С тобой, Вань, на пару мы рыло-то ему начистим, этот фраер от нас огребет… ну что? Отойдем?
– За магазин? – спросил Максим. – Мне лень.
– Ха!
– Куда-то с тобой идти – много чести. Если ты продолжишь мне надоедать, я замочу тебя здесь.
– Что ты сделаешь? – спросил Бадищев.
– Я вооружен, – сказал Максим.
– Надо вызывать милицию, – пробурчал второй охранник Иван.
– Я и их замочу, – промолвил Максим. – Сколько смогу. Без экспрессии, без геройских ужимок… не на публику – скупо. Меланхолично. Труп к трупу, смерть к смерти. Маета к маете.
ЗАНЯТИЕ сексом Глеба не расслабило. Поскольку Лиза принимает душ, он находится в комнате наедине с собой, берет со стола пустую рюмку и постукивает ею об другую, кладет на бок, подходит к дивану, расправляет скомканное покрывало, глядя сквозь стены, что-то высматривает.
Появляется удовлетворенная Лиза. На ней широкий бирюзовый халат.
– В махровом хитоне ты вышла из душа, разгорячившись под теплой водой. Нет! Подо мной.
– Ты, как выясняется, поэт, – сказала Лиза.
– Да вот пришло, сам удивляюсь. Наше слияние на пыльном диване разбудило во мне талант, которого хватило на написание пары строчек. Развить их в поэму мне не суждено, и я без всяких обид отступаю на заготовленные позиции. Поэт бы не отступил. Он бы сообразил, в чем поискать вдохновение – вылакал бы вино, попросил бы тебя скинуть халат и изобразить танцующую Цирцею… перед поэтом ты бы подрыгалась.
– Я и перед тобой подрыгаюсь, – сказала Лиза. – Мне раздеться?
– Поэт бы воскликнул: конечно! Раздевайся и уходи! За дверью тебя встретит другой мужчина, и ты ему отдашься, а я это представлю и сочиню трагический сонет о попранных чувствах и неверности женщин – поэты из-за вас мучаются. Я присаживаюсь за стол без носок и без тапочек. Кровь в ногах холодеет.
– Ты же был в носках, – сказала Лиза.
– Когда ты отправилась в душ, я их снял. Все-таки любовь… чем-то мы занимались, и мне стало жарко. Я вслушивался, как льется вода, подумывал присоединиться к тебе…
В дверь звонят.
– Я так и знал, – вздохнул Глеб. – Иди открывай.
– Может, я еще не открою, – двинувшись к двери, сказала Лиза. – Погляжу через глазок и пойму, что не надо – того, от кого не отвертишься, не принесло… ну, почему он…
– Кто пришел? – спросил Глеб.
– Это Максим. Мой крест, мой сосед… открывать ему бы не следовало, но придется. Если он видел свет в моих окнах, он не отстанет.
– Он видел, – сказал Глеб. – Он шел на свет, и ты ему откроешь.
– Как же не хочется, – пробормотала Лиза. – Чего он добивается?
– Наверное, тебя, – предположил Глеб.
– Меня… а со мной ты. Я открываю.
Грустящий у двери Максим Капитонов измотан и жалок. Его грызет одиночество.
Дверь открывается. Лиза не улыбается.