«Святой Глеб»

– От кофе. От колумбийского… дерьмо я не варю и не развожу. Не растворяю… как вы знаете. И ты, Макс, молодец, что ко мне заехал: без огня в глазах мы наш мир не построим. Мужество, гордость, влияние – все при тебе, говоря беспристрастно. И бойцы у тебя, как на подбор – с Акимовым я сидел, и он доказал мне, кто он есть, а с молодым Алимовым я прежде не виделся, но пугливую шавку ты бы ко мне не привел, и…

– Не я привел, – сказал Макс.

– Что же, – пробормотал «Расмус». – Что же так-то? Почему не ты?

– Потому что нас привел Акимов, – ответил Максим. – Он сказал, что ты снова вышел и можешь к нам присоединиться, и условия тебя не интересуют – вот такой ты, «Расмус», мужик. Бешеный и рисковый.

– Да я не слишком бешеный, – промолвил «Расмус». – Тюрьма успокаивает. А у меня четыре ходки, и если на воле я себе позволял, то там мне никто не позволит – тут бушуй, а там будь любезен… утихни. Не мешай другим мотать срок в скорбном безмолвии. Там за этим строго следят.

– Паханы? – спросил Алимов.

– Тайные агенты, – усмехнулся «Расмус». – Из ордена «Поборников тишины». Попадают на зону под видом заключенных и кончают по ночам всех болтливых и крикливых. Алимов подтвердит.

– Я отмолчусь, – пробурчал Алимов.

– Мне тоже сказать вам особо нечего, – заявил «Расмус». – Лидеры ордена вечно пребывают в тени, и я знаю только их клички.

– Назови, – попросил Алимов.

– Ты точно хочешь знать? – спросил «Расмус».

– Ты знаешь, и я хочу знать, – сказал Алимов.

– Знай. Их клички – «Хинкал» и «Равиол». Нам бы прознать, кто за ними скрывается и переманить этих быков в наше стадо, чтобы подойти к разруливанию проблемы под углом тотального превосходства наскоро сбитой бригады над создававшейся десятилетиями организацией. Разыщешь их, Макс? С ними-то власть ты поделишь?

Уязвленный Максим молча уходит.

ЗАСТАВЛЯЯ себя брести по сумрачной прямой улице, Максим Капитонов страдает от подчиняющего его ощущения лютой бесприютности. Холодом веет и от неоновых вывесок, и от проскальзывающих людей, Максим ни на что не рассчитывает, он внутренне сломлен, но внезапно он преображается – светящийся киоск с мороженым приманивает Максима чем-то добрым, и Максим подходит, поражается богатству выбора, одобрительно цокает языком, по-детски улыбается, лезет за кошельком и подыскивает подходящую купюру.

– Дайте-ка мне… клюквенное с шоколадной крошкой, – сказал Максим. – Оно, видимо, изысканное… почему не реагируете? Вы там? Будете меня обслуживать?

– Сейчас, – ответили ему из киоска.

– Когда сейчас? Вы, дамочка, оборзели… да что это за хрень! Вы мне дадите или нет? Я о мороженом! Мне пришла мысль отведать его на морозе в честь моего чистого детства… деньги на ваше блюдце я положил. Вы чем там занимаетесь?

– Я занята.

– Так, вы заняты, – процедил Максим. – Ну, женщина, ты на себя и навлекаешь… давай мне мороженое!

– Скоро дам. Не кипятитесь.

– Твоя рекомендация действенна, – сказал Максим. – Голос я больше не повышу – во мне поселился покой, и я хладнокровно решил за волосы тебя ко мне не вытягивать. Ты там с мужиком?

– Не твое собачье дело.

– Тварь, а… ну, тварь…

Рассвирепевший Максим выхватывает пистолет и, изогнувшись, засовывает руку со стволом в окошко киоска.

– Ты где сидишь? Правее или левее? Хочешь жить – не говори. Вслепую я не выстрелю. Думаю, ты левее… ты речь доносилась слева – предсмертная ресь, проникновенная: сейчас, я занята, скоро дам. Коза ты беспутная. – Максим убрал пистолет. – Наверняка, прижалась там к чему-то и онемела от ужаса, и в этом твое спасение. Каждое слово, которое ты мне скажешь, можешь оказаться для меня неприемлемым, и я пальну. А когда ты сидишь беззвучно, повод у меня как бы отсутствует, и без новых твоих высказываний полголовы я тебе не снесу. Прежние я тебе прощаю, отмщение за них тебе не грозит, ты же по своей сути душевная женщина, и оставить тебя в живых отнюдь не грех перед небом. Взгляд у тебя, смею предположить испуганный, что для меня приемлемо. От наглых взглядов я завожусь.

ГЛЕБ беззаботен, Лиза удручена, молодые люди на выставке грибов, торчащих из емкостей с землей во всем многообразии своей формы и цвета. От грибов рябит в глазах, от них, куда ни посмотри, невозможно отвести взгляд, они нависают и сдавливают, подсвеченные ряды делят пространство с оставленными в полумраке – посетившие выставку специалисты сомнительной наружности, умудряясь всюду заглянуть, стараются ничего не пропустить.

– Диковинные грибы, – пробормотала Лиза. – Они не для еды, а не то поешь и придут дурные мысли, да и волосы выпадут. Мозги зашипят, как на сковородке. На ней я бы эти грибы тебе приготовила, но их же не продадут.

– Мы тут не для шоппинга, – сказал Глеб. – Бегать с тобой по магазинам я бы не пошел.

– А я с тобой пошла. Я сама хотела куда-нибудь с тобой сходить. И ты откликнулся и привел меня сюда, чтобы я уяснила свою ошибку и больше тебе не докучала. Не приставала в том смысле, что давай куда-нибудь сходим. Где ты узнал об этой выставке?

– О ней писали в уважаемом журнале, – ответил Глеб.

– В специальном?

– О выставке я вычитал в журнале, посвященном бизнесу. О грибах там упоминалось в разделе досуга.

– Теперь ясно, – сказала Лиза. – Ты читаешь бизнес-журналы?

– Я же в бизнесе. В нашей фирме я являюсь следящим за ситуацией советником, и мне, если я не желаю нашего разорения, полагается быть в теме. Приблизительно знать, что происходит на рынке. Чьим акциям предрекают подъем, какие намечаются обвалы… грибы тебя утомили?

– А они настоящие? – спросила Лиза.

– Тебе казалось, что настоящие, – сказал Глеб.

– Я уже в сомнениях… у входа написано, что мы будем наблюдать творение живой природы, а не обман ли это, не имитация… как оно там… инсталляция.

– Провокация, – усмехнулся Глеб. – Опираясь лишь на собственный разум, ты должна определить, кто создал эти грибы. Бог или такой же, как мы, человек.

– Эти грибы похожи на искусственные.

– На настоящие не похожи, – согласился Глеб.

– Чем-то смахивают… напоминают настоящие. И спросить не у кого… ты же мне не ответишь.

– Опирайся лишь на собственный разум, – сказал Глеб.

– Ладно! – воскликнула Лиза. – Отвечай! Пойдем сейчас ко мне?

– Вопрос в лоб, – промолвил Глеб.

– Отказ меня оскорбит. Пойдем, Глеб. У меня нам никто не помешает.

– Не загадывай, – пробормотал Глеб.

– А ты, Глеб, не томи! Соглашайся и пошли, невелико дело-то, чего тебе раздумывать… пойдешь?

– Пойду, – сказал Глеб.

КВАРТИРА Лизы. Девушка хлопочет у стола, Глеб, сжимая и разжимая ногу в колене, сидит на диване с нехорошим предчувствием. В комнате все самое обычное: стены, потолок, люстра, комод, но Глеб ощущает витающую здесь угрозу, обостряющую его чувства и придающий ему поражающий Лизу вид – с таким выражением лица Глеб перед ней прежде не представал, и девушке становится немного боязно.