«Святой Глеб»

– А-ааа, – протянул «Шалтай». – Понял. Это гораздо хуже. Я не отказываюсь, но это хуже… Порядком хуже.

НА АЛЛЕЕ в спортлагере горят фонари, в умиротворяющем безветрии валит снег, Володя, Глеб и Лиза на подходе к жилым корпусам, на плечах и головах у них снег, он здесь повсюду, снег сыпется и лежит, снег гипнотизирует, взглянув на попутчиков, Лиза осознает, что она выглядит так же, и забота о внешнем виде принуждает ее счищать с себя снег – Глеб свой снег не трогает. Володя отряхивается, как пес.

– С водным поло я планирую завязывать, – сказал Володя. – Полжизни корячится в хлорке я не буду: позанимаюсь еще пару лет, чтобы закрепить красоту фигуры, и насовсем вылезу из бассейна. Посижу с книжками, поступлю в институт, у сестры не вышло, а я образование получу, без него в нужное мне кресло не сядешь.

– Денег не заработаешь, – улыбнулся Глеб.

– Водное поло отучило меня думать о больших деньгах. Если бы я даже в нем преуспел и играл на уровне сборной, миллионы бы мне не капали. У нас же не футбол, не те контракты, а нагрузки повыше, нигде таких нет.

– А в альпинизме? – спросил Глеб.

– Про альпинизм я не знаю… с ним я не сравниваю. Без воздуха шастать в пургу по горам, наверно, сложновато.

– В пургу мне не доводилось, – сказал Глеб. – Да и воздуха хватало: мне же немного надо.

– Вы альпинист? – поразился Володя.

– Не в наши дни. Сейчас я где-то в бизнесе.

– У Глеба своя фирма, – сказала Лиза.

– Насчет моей фирмы твоя сестра оговорилась, – поправил Глеб. – Она не только моя. Ее делами я фактически не занимаюсь.

– Но вы бизнесмен, – промолвил Володя. – Я не хочу им становиться. Моя мечта рассекает водоросли в ином ручье, но это не мечта… о мечте бы я не говорил – это планы… установка. Я подгоняю себя стать судьей. Федеральным! Чтобы вершить и всех нагибать, быть над всеми! Парить и сплевывать на пигмеев, тащиться от собственной неприкосновенности! С достоинством. Без ограничений!

Лиза осуждающе качает головой. Глеб усмехается над детской наивностью.

МАКСИМ Капитонов с закрытыми глазами лежит на кровати. В его свесившейся руке револьвер, но Максим не застрелился – он открыл глаза, поднял руку и, крутанув барабан, приставил дуло к виску.

Нажал на курок. Выстрела не последовало.

Щелкнувший зубами Максим свесил руку и закрыл глаза.

НА СВЕТСКОМ рауте с оттенком презентации ухоженные дамы и джентльмены болтают и дефилируют, обмениваются шутливыми поклонами, прихватывают с подносов бокалы с шампанским, чередуют натянутые улыбки с надменными взорами в спину; стоящий на месте Кирилл Суздалев следит за дверью, раз за разом скрываемую от него двигающимися телами – в карманах его элегантного серого костюма лежат плоские пачки: и в пиджаке, и в брюках.

Пристроившаяся около Кирилла женщина потаскана и сердита.

– Ты, Кирилл, чем-то томишься, – процедила Марина. – Из-за здешнего общества? Здесь же сплошные те… овладевшие сутью. Просочившиеся и присосавшиеся, беспринципные… креативные в аспекте загребать – гребут лопатой, а на благотворительные нужны выдают на крошечном совочке: примите и расходуйте экономно. Это на всех.

– У сегодняшнего вечера разве благотворительная направленность? – спросил Кирилл.

– Нет, тут типичное обмывание очередного миллиарда, хотя от вывертов мы не ограждены. На неделе я была на похожей тусовочке, и там внезапно пошел клич: все деньги, что у вас при себя, мы предлагаем вам сдать на строительство больницы… вроде бы. Говорили о людях. Не о животных – на закупку диковинных кормов не собирали, да и на стерилизацию бы не стали: не та обстановка. А на больницу давали охотно. Вытаскивали из карманов и вытряхивали кошельки, у нас же народ широкий – полезешь за их рублем, так они тебя руку откусят, а копеечки не пожалеют, сами протянут.

– Здесь до этого не дойдет? – обеспокоенно поинтересовался Кирилл. – Чтобы отдавать все деньги, что при себе.

– Говорят, дойдет, – сказала Марина. – И ничего не утаишь – обученные спецы тебя обыщут и, если ты вздумал что-то скрыть, выставят тебя на посмешище перед благородной публикой.

– Ты мне не ври, – сурово сказал Кирилл. – Подобное невозможно.

– Само собой. А чего ты разволновался? Ты настолько жадный? Сколько у тебя с собой – ведь немного, потеря несмертельна, но ты весь поджался и насупился, я расскажу моему шефу… он похохочет. Сотрудничество с твоей фирмой он не прервет – такая жадность до денег в деловом плане характеризует тебя положительно. Тебе же не насытиться, и хватку ты не ослабишь…

– Извини.

Увидев показавшегося в дверях «Шалтая» Лахонина, Кирилл Суздалев направился к нему.

– Есть? – спросил Кирилл.

– У меня есть, – ответил «Шалтай». – А у тебя?

– Я взял.

– Выйдем, – сказал «Шалтай».

Они вышли, огляделись, «Шалтай» пошел налево, Кирилл двинулся за ним, они поднялись по лестнице, завернули направо, переглянулись.

– Тут никого, – сказал «Шалтай».

Суздалев лишний раз осмотрелся и принялся доставать из карманов долларовые пачки, которые он передавал рассовывающему их по карманам «Шалтаю» Лахонину.

Всего было передано пять пачек. Получивший обещанное «Шалтай» приблизился к Кириллу и что-то прошептал ему на ухо, после чего, хлопая себя по карманам, удалился.

Кирилл Суздалев остался. Теперь у него есть информация, но напоследок Кириллу надо все обдумать. Вернее, преодолеть страх.

ЗАПРУЖЕННЫЙ и пламенеющий тысячей фар центральный проспект. На его фоне раздается голос говорящего по телефону Кирилла – он делает два звонка.

«Алло, отец, я в городе, но еду к тебя, да, сделаю одно дело… кое-кому еще позвоню и освобожусь… буду у тебя. Сначала я позвонил тебе, чтобы ты вселил в меня решимость, а потом уже туда… смеюсь я, смеюсь… пока».

«Алло, полковник Егоров? Это его номер? Ну, позовите его… о чем станем говорить? Не о личном… о возможности перехвата огромной партии наркотиков. Идите, зовите, я подожду».

КИРИЛЛ Суздалев едет по дачному поселку. Один забор переходит в другой, приличное электрическое освещение не позволяет разгуляться опустившейся на землю тьме; на дороге колдобины, Кирилл подпрыгивает и не притормаживает, он все контролирует, нужный ему забор он не проехал – выйдя из машины, Кирилл распахнул ворота и столкнулся лицом к лицу с разбрасывающим лопатой снег мужчиной в тулупе: со своим отцом. С членом-корреспондентом, проводящим эту зиму на старой двухэтажной даче.

– Здорово, – сухо сказал не избавившийся от напряжения Кирилл.

– Здорово, сын, – сказал Петр Иванович. – По телефону ты обмолвился, что заедешь, и от неожиданности я присел. Посидел, вскочил, забегал по дому и выбежал во двор с подручным инструментом. Чтобы расчистить им пространство для моей машины – ты загонишь ее на участок? Ты не на минутку?

– День-другой поживу.

– Я тебе не помешаю? – спросил Иван Петрович.

– Ты мне никогда не мешал.

– Думаю, мешал, – промолвил отец. – Не помню когда, но было, не могло не быть, бывало и меняло нас не в лучшую сторону – ты, как примерный сын, утверждаешь обратное. Ты пользуешься моей амнезией. Регулярно?

– По ситуации, – наконец-то улыбнулся Кирилл.

– Делай это с опаской. Камень, способный меня сбить, тебе с земли не поднять.

– Как там твоя монография? – рассмеявшись, спросил Кирилл. – Пишется?