– Да вот эти крестьяне вечно что-то путают! – выпалил тот.
Темное лицо казначея оставалось беспристрастным:
– Я склонен думать, что это ты ошибся в расчетах, нежели что общинники не разбираются в разливах Хапи.
Дуаунехех поджал губы и оставил реплику нубийца без ответа.
Нехси продолжил, глядя в глаза собеседнику:
– Недостача большая. Слишком большая, чтобы на нее не обратил внимание джати. А там, кто знает, может и до Херу дойдет. Да живет он вечно.
Смотритель побелел, как слоновая кость, но снова промолчал.
Нубиец отодвинул от себя джет с отчетом:
– Через месяц придешь с новым донесением. Надеюсь, к тому времени показатели торговли пшеницы вырастут вдвое, а недостающая прибыль вернется в казну. Ты хорошо меня понял, господин смотритель?
Дрожащими руками, Дуаунехех вцепился в подлокотники плетеного стула и кивнул:
– Да, о, благородный Нехси. Клянусь Джехути, я вот вас прекрасно понял.
– Тогда можешь быть свободен, – холодно отчеканил нубиец.
Смотритель поднялся и на негнущихся ногах вышел за дверь. Покидая комнату казначея, Дуаунехех мысленно вознес молитвы Амону. Ведь он, можно сказать, легко отделался. Нехси спокойно мог доложить обо всем Великой царице или самому Аа-Хепер-Ен-Ра. И тогда смотритель покинул бы это место вперед ногами.
«Все верну! Вот до последнего зернышка! Своя шкура дороже тюков с пшеницей».
Как только за посетителем закрылась дверь, нубиец устало вздохнул и угрюмо покосился на ворох джет, громоздившихся с правого края стола. Впереди было еще слишком много работы. Отчет о торговле из Та-Меху… Донесения с южных границ. Да, со времен последнего похода Херу там все спокойно, но всегда нужно держать ухо в остро… Выделение средств на ремонт старых каналов…
Нехси откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он слишком давно занимает должность главного казначея. С тех пор редко выпадали свободные деньки. А иногда так хотелось просто ни о чем не думать. Не видеть эти проклятые письмена. Не выслушивать донесения одних и просьбы о выдаче средств для других. Хочется просто прикрыть веки и отдохнуть. Но даже когда он закрывал глаза, перед ним маячили пресловутые письмена. Отчеты. Цифры. Цифры. Цифры. Цифры. Его тошнило от этих цифр. Однако Нехси старался подавлять приступы слабости. Какому нубийцу еще посчастливится дослужиться до такой чести, как главный казначей пер-А? При том, что он не питал к воплощению Херу особой любви. Как и сам Аа-Хепер-Ен-Ра недолюбливал людей его происхождения. Нехси жил в Та-Кемет уже так давно, что сам позабыл собственное имя. Ведь «Нехси» на языке людей долины Хапи означает «темнокожий». И это не заслуга Аа-Хепер-Ен-Ра, что он сейчас сидит здесь и подсчитывает доходы государства. Это заслуга лишь его самого, и Великой царицы Хатшепсут, сумевшей разглядеть в нем способности к этому ремеслу. И он безгранично предан ей за оказанное доверие…
Раздался стук в дверь.
Нехси открыл глаза. С губ был готов сорваться стон, но нубиец сдержал его.
– В чем дело? – бесстрастно бросил он.
– Великая царица Хатшепсут Хенемет-Амон почтила тебя своим визитом, – раздалось по ту сторону двери.
Казначей резко вскочил и поправил белый схенти. Тот ярко контрастировал с его черным, как уголь, телом.
– Я с нетерпением ожидаю прихода своей госпожи!
Дверь распахнулась и в комнату вошла она.
[1] Ахет – обозначение в древнеегипетском календаре времени половодья, разлива Нила, которое в Верхнем Египте начиналось как правило в начале июня, а в дельте Нила – 20-22 июня.
Глава 12
Пэми сделал молниеносный выпад. Кинжал блеснул в лучах солнца, неся на своем кончике смерть. Саргон был начеку. В последний миг он отпрянул и оказался справа от техену. Меч с серебряной гравировкой уже сжимала рука. Стремительный удар со свистом рассек воздух, и голова Пэми покатилась по пыльной дороге. В лицо мулату брызнула кровь.
– Ай как хорош, добрячок, – послышался ехидный голос Нефернена.
Саргон перевел взгляд на него. Меджай уже был наготове. В левой руке блестел небольшой щит, обитый бронзой. В правой грозно сверкало копье.
Страж хмыкнул:
– Вот, покарала его Бастет, как ты и хотел… твоими же ручонками. А теперь я свершу суд над тобой. За то, что влез, куда не следует.
Закончив короткую речь, Нефернен быстро пошел на сближение. В паре махе он сделал несколько ложных движений, а затем пырнул копьем в шею. Мулат уклонился и отбил древко в сторону. Затем рубанул мечом в ответ, но клинок рассек лишь воздух. Нефернен отскочил назад.
С его губ не сходила самодовольная улыбка. Она нервировала Саргона, и он мысленно приказал себе прекратить.
Меджай прыгнул вперед и попытался пробить мулату грудь. Тот увернулся и ударил лезвием по древку. Копье не сломалось, но пошло вниз. Саргон атаковал еще раз. Черенок треснул, оставляя в руке Нефернена деревянный обломок. Стараясь закрепить успех, мулат ударил наотмашь, пытаясь снести голову, но атака пришла в щит. Звон от бронзы разорвал тишину. Саргон провел еще один прием. Снова звон. А через миг самому пришлось парировать удар. Прикрываясь щитом, меджай незаметно вытащил хопеш. Серповидное лезвие едва не вспороло живот, но Саргон вовремя поставил блок. Опять лязг, бьющий по ушам. Он почувствовал, как задрожало оружие в руке. А затем увидел, что Нефернен бьет ребром щита ему по голове. Мулат успел уклониться, однако часть удара пришлась в щеку. Ту самую, куда прилетел хвост крокодила. Рана вскрылась. По лицу потекла кровь. Саргон едва успел парировать новый выпад хопеша и отскочить назад. Теперь он уже не слышал звона клинков. В ушах гудел рокот прибоя.
А на устах меджая продолжала играть самодовольная ухмылка.
Нефернен не останавливался. Он намеревался закончить бой как можно скорее и заполучить золотую фигурку богини.
Удар в живот. Отбит. Выпад в шею. Снова отбит. Мулат по-прежнему не слышал звона бронзы. Гул в голове мешал сосредоточиться, но он всеми силами пытался следить за врагом. Когда щит вновь полетел ему в голову, успел увернуться, но споткнулся о кочку и упал. Удар о землю выбил дух. Саргон чудом не выронил меч. Он судорожно хватил воздух ртом. Когда над ним навис меджай и резко опустил оружие вниз, мулат успел откатиться в последний миг, и хопеш пронзил пустоту. Восстановив дыхание, Саргон рубанул перед собой. Нефернен принял удар на щит. Мулат услышал звон. Значит, гул в голове стал проходить. Однако кровь все еще лилась из раны на щеке, скапливаясь на подбородке, а затем капала вниз. Пот стал заливать глаза. Саргону пришлось часто моргать, дабы сбросить влажную пелену.
А на устах Нефернена продолжала играть самодовольная ухмылка. Словно меджай чувствовал, что его соперник начинает выдыхаться. Мулат и сам это ощущал. В ногах появилась тяжесть. Враг оказался сильнее, чем он думал.
«Да, в меджаи кого попало не берут».
Однако мысль о Джехутихотепе придала сил. Он не может оставить мальчика одного.
Крепче сжав рукоять клинка, Саргон сосредоточился на противнике.
Последовала череда взаимных выпадов и парирований. Ни один удар не достиг цели. Звон металла и скрещенных клинков взрывали тишину раз за разом. Раз за разом. На устах Нефернена больше не играла самодовольная ухмылка. В глазах меджая появилось раздражение. Он не рассчитывал возиться с каким-то проходимцем столько времени. Его нужно прирезать побыстрее и убираться отсюда.
Скорость атак возросла. Звон от бронзы усилился. Меджай вновь выбросил руку со щитом вперед, намереваясь одним ударом выбить сознание из Саргона. Но мулат выучил прием. И когда ребро из дерева готово было влететь в лицо, поднырнул под щит. Тут же отбил атаку хопеша. Еще один звон. Но на этот раз мулат его не слышал. А развернулся и полоснул меджаю по левой руке. Тот вскрикнул от удивления и боли. Конечность повисла вдоль тела безжизненной плетью. Щит с глухим стуком упал в зеленую траву. Саргон понял, что перерубил сухожилия.
Нефернен развернулся. Его глаза были налиты кровью. С уст срывалось тяжелое дыхание. Губы разошлись в зверином оскале, обнажая белые зубы.
– Тварь! – выплюнул он. – Отправляйся в Дуат[1]!
– Спасибо, не хочу, – прохрипел Саргон.
Издав яростный рык, которому и стая львов бы позавидовала, меджай набросился на него. Последовал удар наотмашь. Мулат блокировал, а затем пырнул в живот. Нефернен опустил хопеш. При этом поставил оружие так, что лезвие клинка Саргона попало в место, где тот закругляется на конце, подобно рыболовному крючку. Меджай рванул в сторону, выбивая клинок мулата из рук. Тот не растерялся и мигом подхватил выроненный противником щит. Удар, готовый снести голову, пришелся на бронзовую обивку. И снова этот противный звон. Он увидел, как Нефернен замахивается для новой атаки и не стал ждать. Увернулся и что есть силы саданул по искалеченной руке меджая. Тот взвыл от нестерпимой боли и слепо махнул хопешом перед собой. Саргон поднырнул под удар и врезал щитом еще. На этот раз по кисти, сжимающей клинок. Хопеш выскользнул из разжатых пальцев и, блеснув, полетел в траву. Разъяренный Нефернен повернулся лицом к сопернику, и в этот момент мулат нанес ему удар ребром щита по лицу. Послышался хруст костей. Во все стороны брызнула кровь, и меджай кулем рухнул на землю.
Саргон выронил щит. Руки тряслись от перенапряжения. Грудь вздымалась от тяжелого и прерывистого дыхания. Оно со свистом срывалось с губ, заставляя нежную кожу высыхать в один миг. Сердце билось о ребра и отдавалось в висках кузнечным молотом. Однако все было кончено. Хотя в какой-то миг ему казалось, что живым из Пер-Бастет им не уйти…
С трудом отдышавшись, он бросил мимолетный взгляд на неподвижное тело Нефернена. Тот не подавал признаков жизни. Мулат огляделся в поисках своего клинка. Меч с серебряной гравировкой слабо блестел в лучах заходящего солнца, прикрытый ковром зеленой травы. Она вяло покачивалась под порывами горячего ветра. Сделав несколько шагов, мулат поднял дорогое сердцу оружие и прикрепил к поясу. Затем поискал глазами Минхотепа. Верблюд переминался с ноги на ногу в том же самом месте, где он его оставил. Животное с тревогой смотрело на него. Как и юный наездник, оставшийся у того на спине. Лицо мальчишки покрывала легкая бледность, однако на губах светилась улыбка облегчения. Ветер слабо играл его длинными косичками.
Шумно вдохнув и выдохнув, Саргон направился к ним. Безжизненное тело меджая осталось лежать позади в зеленой траве.
– Хвала богам, как же я рад, что ты цел! – искренне воскликнул паренек.