Хенемет-Амон

– Быть может, так даже лучше.

Резко поднявшись, она уверенным шагом двинулась к выходу.

***

Яхмеси Пен-Нехбет стоял в своей опочивальне на втором этаже виллы недалеко от восточного края Уасет. Из фруктового сада, раскинувшегося под окном, доносилось веселое щебетание птиц. Слабый ветерок ласково шумел в листьях финиковых пальм. В обычный день старый воин непременно бы пододвинул к окну стул из тростника, налил в фаянсовый кубок пшеничного пива и насладился тишиной да красотами своего дома. Однако сейчас он не обращал на них никакого внимания. Сосредоточенный и, немного печальный, взгляд Яхмеси остановился на древнем деревянном сундуке возле небольшой кровати. Его покрывала черная краска, облупившаяся во многих местах. Все-таки ларь был чуть ли не ровесником ему самому. Мысли о Джехутимесу, его старом друге пер-А, невольно погрузили старика в воспоминания…

Вот он вновь сходится с гиксосом, который размахивает хопешом, словно безумец. Пластинчатый доспех сверкает на солнце и слепит глаза. Вокруг грохот колесниц, ржание коней, крики раненых и реки крови. Стрелы свистят над головой, и он знает. Одна из них пущена им. Воплощением Херу. Яхмеси знает, что пер-А стоит на колеснице и прикроет спину. Поэтому смело кидается вперед. Принимает удар меча на свой топор. Лязг эхом отозвался в голове. Он продолжается. Вновь и вновь. Выпад. Отражение. Рубящий удар. И снова лязг. Гиксос намерен снести голову точным взмахом. Яхмеси принимает атаку на древко. Топорик трещит, но чудом держится. Воин откидывает руку неприятеля, заставляя того раскрыться. Заточенная бронза опускается на голову врага. И вновь в лицо брызжет кровь…

Где-то неподалеку залаяла собака, заставляя Яхмеси вернуться в настоящее. Он невольно провел сухой ладонью по лицу. Словно часть крови гиксоса, пролитая в прошлом, осталась между складками морщин.

«Прости меня, Аа-Хепер-Ен-Ра. Я не углядел. Не сберег твоего сына».

Тяжело вздохнув, он наклонился вперед. В спину вступило в районе поясницы. Яхмеси сжал губы и замер, терпеливо выжидая, пока боль уйдет. В последнее время она досаждала ему слишком часто. Раздражала, подобно назойливой мухе. Появлялась внезапно и сковывала члены.

«Старею».

Наконец, спустя минуту она утихла. Выждав еще немного, Яхмеси ухватился за крышку сундука и осторожно отбросил ее. Та со стуком откинулась назад. Внутри лежала поношенная и выцветшая накидка. Такой же старый, белый немес в красную полоску и бурдюк из-под воды. Однако воина в первую очередь интересовало не это. Опустившись на колени, он протянул руку в сундук и достал бронзовый топорик. Осторожно проведя пальцами по лезвию, Яхмеси с удовлетворением подметил, что металл остался таким же острым. Как тогда, когда он опустил его на голову ненавистному гиксосу. На секунду ему показалось, что лезвие покрыто запекшейся кровью. Но то были лишь блики оранжевых лучей. Солнце стремительно продвигалось к горизонту. Ра готовился к очередной битве с Апопом.

Яхмеси горько хмыкнул:

– Пожалуй, и мне предстоит еще одна.

Опираясь о кровать, старик медленно поднялся. В глазах немного потемнело. В груди защемило, а дыхание слегка перехватило. Пен-Нехбет прикрыл веки, терпеливо выжидая, пока самочувствие придет в норму. Так он простоял дольше минуты, прижимая руку с топориком к груди. Мошки перед глазами улеглись, дыхание восстановилось. Однако возле сердца неприятно покалывало.

– Пустяки, – обращаясь к самому себе, прошептал Яхмеси, – я еще могу. Да… да… я еще могу…

Он осторожно втянул носом воздух. Тихо выдохнул ртом. Покалывание утихло.

– Вот так. Хорошо.

Старческая рука крепче сжала рукоятку топорика. Яхмеси прислушался, как за окном поют птицы.

– Я иду, малыш.

Захлопнув крышку сундука, Пен-Нехбет развернулся и медленно вышел из комнаты.

***

Нехси сидел за широким деревянным столом и изучал письмена на желтом джет, выведенные черной краской. Свет яркими пучками струился из небольших отверстий под потолком и падал прямиком на писчий материал. В остальном же в помещении царил прохладный сумрак.

Напротив темнокожего нубийца на плетеном стуле из тростника ссутулился смотритель хозяйства Амона Дуаунехех и с опаской поглядывал на главного казначея Его Величества Аа-Хепер-Ен-Ра. На стене, прямо над Нехси, висела голова льва. Тот лично убил зверя во время охоты и повесил у себя в качестве трофея. Дуаунехех невольно представил, как эта жутковатая разинутая пасть венчает бритую макушку нубийца и нервно сглотнул.

«Да, вот ему бы очень подошел этот головной убор. Такой же опасный и благородный, как и он сам».

Не вполне отдавая себе отчет, смотритель начал нервно теребить пальцы, однако Нехси этого не видел. Стол скрывал ладони Дуаунехеха от темных и пронзительных глаз нубийца. К тому же он всецело был занят изучением отчетного письма. Несмотря на прохладу, смотритель чувствовал, как лоб медленно покрывается испариной.

«Хорошо, что свет не падает на меня, и он этого не заметит».

Дуаунехех тихо вздохнул, будто боясь сдуть джет со стола, а затем непроизвольно поправил ожерелье из маленьких бусин, приятно холодивших обнаженную кожу на шее.

Тем временем взгляд Нехси уже скользил по последним строчкам джет.

– Продажа пшеницы упала, – внезапно произнес он.

Голос казначея прозвучал холодно и деловито. Он всегда придерживался такой манеры общения. С кем бы то ни было. Где бы то ни было. Деловито и холодно. Так холодно, что смотритель поежился.

– Да, о, благородный Нехси, – откашлявшись, подтвердил Дуаунехех, – вот и я о том же говорил со жрецами Амона вчера вечером.

Нубиец впервые оторвал взгляд от джет и вперил его в смотрителя. Тот вжался в спинку стула.

– Правда?

– Вот чистейшая, господин, – закивал собеседник, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.

– Могу я узнать причину?

Дуаунехех вновь кашлянул в кулак и, слегка запинающимся голосом, затараторил:

– Видишь ли… о, благородный Нехси… последний разлив Хапи оказался не слишком удачным… Он затронул куда меньше земель, нежели жрецы Амона надеялись… Ох, говорил, надо усердней молиться богам… Вот и получилось так, что плодородность сократилась. Крестьяне собрали меньше урожая. Вот и упала продажа пшеницы на рынке.

– Хм, – Нехси снова опустил взгляд на письмена, – молиться это, конечно, хорошо.

– Вот и я о том же, – быстро подтвердил смотритель.

Не отрываясь от отчета продаж, нубиец пододвинул к себе другой джет поменьше и бросил:

– А из уст местных крестьян я узнаю совсем другое.

Дуаунехех похолодел и непроизвольно вытер лоб ладонью.

– Ты обратился к местным, о, благородный Нехси?

– Именно.

– Зачем? – икнул Дуаунехех.

– Я всегда перепроверяю сведения, которые попадают мне в руки. А тебя что-то смущает, смотритель?

– Н-нет.

– Это хорошо.

– И что они сказали? – просипел Дуаунехех.

Нехси перевел взгляд на донесение общинников:

– Разлив был в пределах нормы. Ил покрыл примерно столько же обрабатываемых земель, что и в прошлом времени ахет[1], – нубиец оторвал взгляд от документов и вперил взор в смотрителя, заставляя того съежится на стуле, – ваши донесения не сходятся, Дуаунехех.