Хенемет-Амон

– Он на прогулке по Хапи со своим наставником, – спокойно ответила та.

– Он не явился на причал. Яхмеси Пен-Нехбет уже поведал мне все.

– Тогда в храме Амон-Ра. С достопочтимым Хапусенебом. Учится приносить жертвы нашему великому…

– Хватит!

Царица с силой ударила по подлокотнику трона. Непроницаемая маска слетела с лица. С уст сорвался злобный рык. Казалось, сами золотые львы ожили под ее руками и готовы накинуться, да растерзать несчастную наложницу. Хатшепсут подалась вперед. Щеки покрыл бардовый румянец. Очи метали молнии.

– Ты принимаешь меня за глупую овцу?!

Исет вновь отвела взор и быстро покачала головой. Озноб усилился и теперь его не могло скрыть даже темное платье.

Глаза царицы сузились:

– Я жду от тебя ответа, Исет!

– Нет, – с трудом произнесла наложница, – прости, госпожа.

– И все же ты вынуждаешь меня повторять вопрос. Где твой сын?!

Исет молчала. Она не знала, что ей ответить. При этом продолжала отводить взгляд.

Хатшепсут выпрямилась, облокотившись о спинку трона. Румянец на щеках начал спадать, вновь превращая лицо в подобие непроницаемого камня… Словно золотая погребальная маска древнего царя. Вот только ее хозяин не намеревался отправляться в последний путь…

– Он вошел в свои покои вчера вечером, – холодно начала рассказ царица, – и с тех пор оттуда не появлялся.

Из-за спины Исет показался меджай. Второй. Он медленно прошествовал к возвышению. Его сандалии глухо шаркали по глиняному полу. Наложница невольно стала следить за телохранителем Хатшепсут. На саму царицу она по-прежнему не смотрела. Медленным движением меджай достал из-за пояса хопеш. Бронза грозно блеснула в пламени огня. Его язычки играли на лице телохранителя, которое сейчас было точной копией своей госпожи. Каменная маска, лишенная всяческих чувств. Телохранитель аккуратно положил хопеш в треножник лезвием вниз.

Исет похолодела. Страшная догадка промелькнула в голове.

«Неужели… Амон-Ра, неужели все это происходит со мной? Они не посмеют… Она не посмеет!ОнаНеужели… Амон-Ра, неужели все это происходит со мной? Они не посмеют… Она не посмеет!».

Однако наложница поняла, что напрасно искала утешения. Напрасно понадеялась на то, что Хатшепсут не рискнет причинить вред любимице Херу. Теперь в намерениях царицы сомнений нет. Ее никогда не страшил гнев слабовольного пер-А. А теперь, когда он прикован к собственной постели, ей и вовсе нечего бояться. Исет это поняла. И корила себя, что поняла слишком поздно. Надо было оставаться подле него. Возле любимого Джехутимесу. Туман горя и страданий окутал ее разум. Окутал с тех самых пор, как господина свалила страшная болезнь…

«Но я не сдамся. Ради него я не сдамся. Я должна держать его за руку…».

– Стража клянется в том, что сын Херу не покидал своих покоев, – продолжал монотонный голос Хатшепсут, – а когда Яхмеси посетил их, то они были пусты. Уйти сам он не мог. Значит… ему помогли покинуть дворец. Поэтому я вновь спрашиваю. Теперь в последний раз. Где твой сын, Исет?

Наложница молчала. Она закрыла глаза, мысленно представляя, как вновь находится в царских покоях возле ложа пер-А.

– Ты понимаешь, что это значит? – продолжал доноситься сквозь тьму голос царицы. – Это пропажа не сына крестьянки. Не сына писца или хери-теп-аа-сепат[2]. Не сына джати. Это даже не исчезновение священного зверя. Это сын Херу! Где он, Исет?!

«Я не скажу… я не скажу… я не скажу! Тебе я ничего не скажу!».

– Что ж, – тон Великой царицы стал ледяным, – ты не оставляешь мне выбора. Ради блага и будущего Та-Кемет мне придется это сделать.

Исет услышала, как раздался противный лязг. Лязг от соприкосновения бронзы хопеша с металлом треножника. Он резанул слух. Словно плетью ударили по нежной коже. Наложница вздрогнула. Всепоглощающее пламя, что она видела в глазах Хатшепсут, вот-вот перекинется на нее. Наяву. И рядом не будет любимого господина…

В следующую секунду рука меджая плотно зажала ей рот.

***

Когда стена святилища из красного гранита осталась далеко позади, впереди замаячила окраина города. Поднялся слабый восточный ветер, и Саргон с Джехутихотепом ощутили на себе дыхание пустыни. Пока еще не такое жгучее и горячее, как посреди обители Сета, но уже сейчас предвещающее нелегкий путь до Хазеты. Виллы вельмож по левую сторону от дороги также остались позади. Теперь тракт шел меж небольших полей за чертой Пер-Бастет. Трава, покрывавшая землю, была не такой бурной и высокой, как в Та-Меху. Здесь не работали крестьяне, пытавшиеся в поте лица вырастить урожай пообильнее. Зато эти луга прекрасно подходили для выпаса мелкого скота. Вот и сейчас, откуда-то с севера, доносилось приглушенное блеяние коз и овец.

– Скоро будет жарко, – предупредил Саргон.

– Да уж это будет намного лучше, чем в Та-Меху, – буркнул Джехутихотеп.

– Точно. Но голову тебе лучше прикрыть. В одном из тюков есть немес.

– Нет-нет, мне он не нужен, – гордо возразил мальчуган, – ты его лучше себе оставь.

– Твоя смелость сейчас глупа, – возразил мулат, – а раз такой умный, то должен знать, что от храбрости до глупости один шаг. Да и привычен я к жаре.

– Но…

– Не обсуждается. Ты наденешь немес, как только приблизимся к Биау.

– Хорошо, я понял, – вздохнул Джехутихотеп, чувствуя, что спорить бесполезно.

– Молодец.

– Эй, смотри-ка! – внезапно паренек указал пальцем вперед.

Мулат проследил за его жестом и нахмурился. Впереди, примерно в пятнадцати махе, у обочины на траве стояла небольшая колесница, в которую были запряжены две серые кобылы. Судя по их впалым бокам и тощим ногам, хозяин животных не сильно заботился о пропитании скакунов. Возможно, поэтому сейчас они жадно щипали траву. Однако вовсе не удручающий вид лошадей заставил Саргона нахмуриться. Мулат невольно коснулся рукоятки меча, когда увидел, что колесница обита бронзой, а металл покрывает толстый слой патины. Возле повозки стоял высокий и поджарый мужчина. Скрестив руки на обнаженной груди, он прислонился спиной к борту колесницы. Из одежды на нем была лишь тонкая набедренная повязка, да кожаные сандалии на ногах. Однако за спиной виднелся походный плащ. Красного цвета. А в темные волосы, космами спадающими на плечи, было вставлено перо аиста…

– Это же он, – прошептал Джехутихотеп, – тот самый техену.

– Вижу, – молвил Саргон, крепче сжимая клинок.

Техену повернул голову в их сторону и скользнул по спутникам равнодушным взглядом темных глаз. Густые брови придавали лицу суровый вид. Острый нос походил на клюв хищной птицы. Тонкие губы были плотно сжаты в линию. На поясе виднелся небольшой обоюдоострый кинжал.

– Что мы будем делать? – спросил паренек.

– Ты – ничего.

– О-о-о, – застонал мальчуган.

– А я, – продолжил Саргон, не обращая внимания на реакцию Джехутихотепа, – побеседую с этим мерзавцем… по душам.

– Неужели я никак не могу тебе помочь?

– Последи за Минхотепом.

– Ладно, – с досадой сдался паренек.

Мулат остановил верблюда в двадцати махе от колесницы и спешился. Не сводя глаз с мужчины в красном плаще, Саргон стал медленно приближаться к нему, при этом продолжая держать ладонь на рукоятке меча. Житель пустыни равнодушно наблюдал, как к нему подходит неизвестный путник.