Помнит только он

Они все пусты.

Звук вибрирующего телефона заставил Тихона буквально подскочить на месте. Он потянулся к пачке, зубами вытащил сигарету и закурил.

– Да?

– Тиша, ты что, куришь? – голос матери звучал слишком бодро и весело.

– Привет, мам! – себя он слышал словно со стороны, – Конечно, нет. Слушай, вы не заезжали ко мне сегодня?

– К тебе? Сынок, мы ещё в Светлогорске, что ты! Папа тут скорешился с одним тоже дядькой таким классным, они сейчас пошли в дартс играть, а я только вернулась с процедур, вот, думаю, как там мой Тиша, и позвонила…

Маму было не остановить, да Тихон и не пытался. Второй ключ от его квартиры был только у родителей, остался с той поры, когда у него ещё была кошка. Но родители далеко, да и зачем им нужны все его документы, тем более из компьютера… Бред какой-то.

– …и электрофорез. Чудесный санаторий ты нам выбрал, спасибо, сыночка! – мама всё говорила. Выбрал им санаторий? Тихон перестал что-либо понимать.

– Мам, ага, отлично! – прервал он её, – слушай, ты не помнишь, я не оставлял у вас дедовы документы?

– Дедовы документы? – Голос матери резко стал насторожённым.

– Деда Николая, мам.

– Свидетельство о смерти его у папы твоего, а больше… какие ещё? У бабушки, можно спросить…

– Да причём здесь бабушка… – внезапно рассердился то ли на себя, то ли на неуместную в такой катастрофической ситуации мать. Бабушка почти ничего не помнила, сильно сдала после смерти деда, и родители пристроили её в пансионат, – мам, архивные документы! Письмо дедова отца, похоронка, о награждении! Дедовы записи!

– Какие записи? – Мать заметно растерялась. – Я не понимаю вообще, о чём ты говоришь… Ты в порядке, Тиш?

– Которые вы привезли мне, когда разбирались в дедовой квартире, мам, – внезапно устав, протянул Тихон.

– Сынок, никаких документов и записей ты нам не привозил. И не помню, чтобы мы что-то такое привозили к тебе. Прости. – Мать явно расстроилась, и Тихон почувствовал себя виноватым.

– Ладно, мамуль, прости, не хотел тебя расстроить. Потом поговорим… Вы когда обратно?.. Ой, извини, тут Даша пытается дозвониться, нужно ответить! – соврал он, чтобы поскорее закончить разговор и остаться в тишине, сосредоточиться.

– Даша? Какая Даша? – в мамином голосе послышалось любопытство.

– Мам, ну наша Даша, – нетерпеливо сказал Тихон, – сестра моя троюродная, тёти Лидина дочка, ты чего?

– Тиша… – Мама замерла, пытаясь понять, серьёзно ли говорит сын, – ты о ком? Не было у нас в семьи никакой Даши, ты шутишь что ли?

Тихон застыл. Сердце гулко стучало в груди, дыхание сбилось. «Мама не могла просто забыть Дашу, это невозможно». Он попытался вспомнить детство, как родители привозили его в деревню каждое лето, как они проводили все каникулы с Дашей – неразлучная парочка… Воспоминания будто размывались, он не мог сфокусироваться ни на одном из них, ни одна деталь не позволяла ему зацепиться за неё, чтобы вытянуть себя из этой бредовой реальности. Во рту пересохло, липкий холод захлестнул Тихона с новой силой. Он попытался сглотнуть, но ничего не вышло.

– Тиша, алло! Что ты говоришь?! – теперь мама явно беспокоилась о нём.

– Мамуль, я перезвоню, хорошо? Папе привет, – устало сказал Тихон, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно более непринуждённо, – Всё, пока-пока, целую!

Тихон повесил трубку. Дотлевшая сигарета обожгла пальцы, напомнив о реальности происходящего. Тихон бросил окурок в чашку и закурил новую. Его затошнило.

Как мама могла забыть Дашу? Она не может не знать, что Даша – это только одна, та самая, всеми любимая Даша. Дашенька. Тихон ощутил, как покраснели его щёки и уши. Любимая сестра, с нажимом на последнее слово сказал он. «Троюродная», – как бы оправдывая свою юношескую влюблённость, добавил он.

Тихон взял телефон и открыл контакты. Все они были строго упорядочены, записывать фамилию и имя каждого было «пунктиком» Тихона. Исключением были всего несколько самых близких людей: дед, мама и Даша. Тихон нетерпеливо пролистал список до буквы «Д» …

Даши не было.

– Что за чёрт? – он пролистал список снова, но Даши не было. Как будто её никогда не существовало! Тихон открыл контакты, синхронизированные с «облаком». Даши не было и там. Ощущение неминуемой иррациональной потери образовало дыру где-то внутри него, и эта дыра с космической скоростью разрасталась, поглощая все его мысли.

Открыл «ВК» – список друзей, «Да…» в поиске по списку… «Данила Миронюк, Дарья Кислова, Дашуня Иванова…» Его Даши не было!

Но ведь она была! Она существовала! Это какой-то абсурд, нелепость, бред! Сердце колотилось, пальцы рук сковал холод. К этому он был не готов, да и кто был бы готов? Сначала документы, теперь Даша… Он вдруг оказался в какой-то параллельной вселенной, из которой кто-то без всякой жалости вычёркивал всё, что было ему дороже всего.

Всё вокруг вдруг стало чужим и пугающим. Мысли метались в голове обжигающими молниями. Нужно было что-то делать.

Тихон взглянул на часы: половина седьмого вечера. Что ж, просто так он не сдастся.

Глава вторая

Путь домой

Стук колёс, запах «титана», лёгкая качка вагона и горячий воздух в пустом купе. Тихон любил поезда за то, что они дарили ему свободное время безделья, когда не надо было никуда бежать, а можно было просто лежать на верхней полке с книгой или просто спать. Сон – лучшее лекарство, часто повторял его дед, который, впрочем, вставал рано, а ложился поздно. Наверное, спящим Тихон видел деда только в последние его дни, уже в больнице. И это лекарство ему не помогло…

Поезд «Москва – Великие Луки» нёс Тихона по хорошо знакомому маршруту. Ночь в поезде, потом пригородный автобус или попутка, и уже к полудню он будет в Богатово. Обычно мелькающие за окном огоньки чернеющих полустанков, заснеженные поля, тоннели из елей создавали ощущение уюта и наводили сон, но сейчас сна не было. Тихон ворочался, а в его голове ворочались воспоминания.

Даша была старшей дочкой его двоюродной тётки Нины, единственной, которая осталась в Богатово – на малой родине деда. Дашина бабушка Тамара Тихоновна была дедовой младшей сестрой, и родилась уже после того, как погиб их папа. Безотцовщина и забота о маме, по-особенному объединяла их, делала семейные узы священными. Поступив в первый мед и устроившись в Москве в начале 1950-х, дед стал центром притяжения родственников, и все родичи всегда останавливались у него, гостили в его маленькой квартирке, отмечали праздники и делились новостями и воспоминаниями.

У деда же Тихон впервые и познакомился с Дашей. Тогда ему было, наверное, лет семь, а ей, получается, на два меньше. Бабушка Тамара с дочкой Лидой и внучкой Дашей гостили у него – дед достал тогда билеты на Ёлку в Дом Советов, и они с Дашей ходили туда вдвоём. Он вспомнил, как он, семилетний городской, перепугался ярких огней и гомона веселящейся толпы, а пятилетняя Даша решительно водила его пить газировку и танцевать хоровод.

А потом были бесконечно счастливые дни в деревне, где он неизменно проводил летние каникулы. Даша была самой главной атаманшей их разновозрастной ватаги, а он – её верным советником и генератором идей для игр и забав. Потом он поступил в институт, начались летние практики и студенческая жизнь, и видеться они стали гораздо реже, но их привязанность и теплота по отношению друг к другу сохранились до сих пор. И неизменно, когда Даша приезжала в Москву, она останавливалась у деда, а когда того не стало – у Тихона. Он, несомненно, любил её. Может, поэтому, а вовсе не из-за работы, он до сих пор не женат и даже ни с кем не встречается? Сейчас, когда он столкнулся с опасностью потерять её, образовавшаяся брешь в сердце была чересчур ощутимой для «просто родственницы».

Тихон начал задрёмывать, глаза закрывались, и он почувствовал усталость от всего произошедшего за день. Не так он рассчитывал начать свой отпуск, но теперь… теперь он едет в своё «место силы», туда, где прошли самые счастливые годы его детства. Значит, всё будет хорошо.

Остаток пути Тихон проспал, но сон был прерывистый и беспокойный. Ему снилось, что вокруг война, а он в разведке и, кажется, ранен. Будто сквозь туман он видел, как немцы выстраивают советских солдат. Те измождены, некоторые ранены, и среди них – его прадед. Тихону нужно остановить их, спасти хотя бы одного – своего прадеда, сержанта Егорова…

И вот снова он в том же сне, пробирается сквозь лес, по колено проваливаясь в ледяную топь. Ноша на плечах давит, но её нельзя оставить. Он несёт человека, своего человека, которого нужно донести живым… Нарастает гул самолётов. «Свои?» Он не знает, но сердце колотится всё сильнее, а плечи и шея болят так, что не хватает сил терпеть… Самолёты всё ближе. Тихон хочет бежать, но ноги будто свинцовые, они не слушаются, они вонзаются в землю… В отчаянии он поднимает взгляд в небо, пытаясь уловить источник этого нарастающего гула. Земля уходит из-под ног, и он проваливается куда-то вниз. Сердце ухает, дыхания не хватает…

И он просыпается на полу.

Тихон тяжело дышит, ещё не до конца выходя из кошмара, растерянно оглядывая купе. Поезд уже стоит. За окном светло, на платформе лежит белый снежок, и это придаёт Тихону немного бодрости. На миг в нём загорается слабая надежда, что тот морок – с пропавшими документами, маминой амнезией и исчезновением Даши – тоже был частью тяжёлого сна. Но когда он снова слышит стук в дверь и требовательный голос проводницы, надежда тает.

«Великие Луки! Собираемся на выход!»

– Да-да, спасибо, я в порядке, уже выхожу! – пробует он свой голос, проводя ладонью по волосам. Плечи болят, а в голове всё ещё звучит эхо сна. Он убирает так и не раскрытую за ночь «Жизнь двенадцати Цезарей» в сумку, открывает дверь и выходит навстречу своей новой реальности.

Поднявшись на мост, ведущий от платформы в город, Тихон почувствовал, что озяб, и поспешил застегнуть молнию своей бурой кожанки, а потом достал со дна сумки лёгкий клетчатый шарф. Хоть какая-то защита для его шеи, которая так и пульсировала ноющей болью.

Обычно он ходил, воткнув в уши наушники: прогулка с аудиокнигой или подкастом казалась ему куда полезнее, чем просто пустая трата времени на дорогу. Эта привычка появилась у него к тридцати, когда он начал бегать по утрам. Так удавалось провести время с пользой и для тела, и для ума: он бежал, а в ушах звучал голос, читающий Теодора Моммзена или ещё что-нибудь полезное, на что у самого Тихона не хватало времени. Иногда, когда хотелось совсем отключиться от мыслей, он бегал под музыку, но поскольку такой музыкой был джаз, часто при смене трека сбивался и его беговой ритм. Попробуй-ка, побегай под «Take Five» Брубека!

Но сейчас восприятие окружающего мира было для него в приоритете. Он улавливал каждый звук, вглядывался в лица людей, идущих на остановку с вокзала, слушал запахи ноябрьского утра и железной дороги. Всё было иначе, чем в Москве, и это заставляло его быть настороже, по крайней мере, пока он не окажется там, куда направлялся.

Время до автобуса ещё было, и Тихон вдруг вспомнил о том, что ехать в деревню с пустыми руками по меньшей мере неприлично, а с его стороны – городского родственника – и вовсе кощунственно. Не придумав ничего лучше, он закупился в привокзальной «Пятёрочке» пряниками, чаем, а после уговорил продавщицу продать ему бутылку «Хванчкары» и Коктебельского коньяка. Выглянув на улицу, где, кажется, стало ещё холоднее, Тихон заметил оживление на остановке, а после и подкатывающий к ней старенький ЛиАЗ. Соприкосновение с повседневностью приободрило его, и он, на ходу побросав свои «гостинцы» в сумку, побежал к автобусу.