Страсть в ее крови

– Слышал я, что мистер Стритч уже несколько дней с постели не встает. Погоди, вот он поднимется, и тогда тебе будет не до благородных манер, барышня.

Когда на третий день вечером за стойкой появился Амос Стритч, атмосфера в таверне резко изменилась. Он следил за всем острым глазом. Когда один из посетителей дал Ханне фартинг, он потребовал его себе, как только девушка в очередной раз подошла к стойке.

– Все оставленное на столах принадлежит мне, девка. Заруби это себе на носу. Глаз у меня острый, от него ничего не скроется. Еще раз замечу, что прикарманиваешь мое, отхожу палкой.

Когда таверна закрылась, и девушки собирались уходить, Стритч крикнул из-за стойки:

– Эй, девка! Да, ты, Ханна! Иди сюда.

Ханна, глядя опасливо, подошла.

Стритч выглядел чертовски довольным, его красное лицо расплылось в уродливой ухмылке.

– Живо ступай на кухню и скажи Черной Бесс, чтобы собрала мне поужинать. Потом подашь его ко мне в комнату.

– Я, сэр?

– Да, ты. Да пошевеливайся. Я устал ждать.

С колотившимся от дурных предчувствий сердцем Ханна вошла в кухню и сказала Бесс:

– Мистер Стритч хочет, чтобы я принесла ему в комнату ужин.

Бесс замерла, прищурив глаза.

– Правда? Старый греховодник, вот кто он. – Она отвернулась и пробормотала: – Будь у меня селитра, я бы ему показала.

– Что-что?

– Ничего, милая, ничего.

Пока Бесс накладывала на тарелку еду, Ханна успела наскоро перекусить. Бесс, похоже, собиралась возиться вечно. Ханне хотелось, чтобы повариха поторопилась. Она страшно устала, ей хотелось улечься на тюфяк.

Наконец, ужин был готов. Бесс молча протянула тарелку Ханне, стараясь не пересекаться с ней взглядом. Озадаченная поведением Бесс и немного обидевшись, Ханна вышла из кухни.

Если бы она оглянулась, то увидела бы, как из глаз Бесс по щекам покатились две крупные слезы, а также, что она возвела глаза к небу и пробормотала слова молитвы:

– Господи, помоги этой бедной девочке. Она ведь еще ребенок, невинная как младенец.

Если не считать комнату справа от лестницы, которую занимал Стритч, на втором этаже находилось еще четыре смежные комнаты, между которыми не было дверей. Все свободное пространство было заставлено кроватями, отапливались комнаты большим камином, находящимся в центре. Во время сбора Дома парламентариев или в другое загруженное время, как узнала Ханна, Стритч сдавал все эти кровати. Люди ютились так, что иногда на одной кровати спали по трое, неважно, знакомы они были или нет. Для женщин удобств предусмотрено не было. Мужчины редко останавливались вместе с женами. А если и приезжали с ними в Уильямсбург, то заранее договаривались, что жена погостит у знакомых. В тавернах и на постоялых дворах было не принято сдавать комнаты женщинам.

Ханна робко постучала в дверь Стритча.

Он сразу открыл. Мужчина стоял на пороге во фланелевом ночном колпаке и длинной ночной рубашке до самого пола. Выглядел он так комично, что Ханне хотелось рассмеяться, но она не осмелилась.

– Так, девка, долго возишься! – пробурчал он. – Заходи!

Ханна вошла, стараясь держаться подальше от него.

– Поставь тарелку на стол у кровати.

Кровать была огромная, с балдахином и высоко поднималась над полом на четырех ножках. Ханна искоса поглядела на нее, когда ставила тарелку на стол.

Она резко обернулась, услышав, как ключ поворачивается в замке.

– В чем дело, сэр?

Он подошел к ней с гаденькой ухмылкой на пунцовом, как вареная свекла, лице.

– Я овладею тобой, девка. Возьму причитающееся мне по праву.

– По какому праву? – вскричала Ханна, чувствуя, как сердце у нее упало. – По договору я работаю в таверне.

– А тебе Квинт ничего не сказал? Ладно, неважно. Для работы внизу я могу найти сколько угодно баб. Но мне нужна девчонка, чтобы согревала мою постель. Притом девственница. – Его лицо потемнело. – Ты ведь девственница? Квинт мне клялся…

– Да, мистер Стритч, я девственница, – дрожащим голосом ответила Ханна. – И хочу ею остаться.

Его лицо посветлело, и он подошел к ней. Ханна лихорадочно шарила по комнате глазами, ища путь спасения. Сердце грохотало у нее в груди. Единственный выход из комнаты – через массивную деревянную дверь. Даже если бы Ханна увильнула от Стритча, дверь все равно была на замке. Как только она об этом подумала, Стритч опустил большой ключ в карман ночной рубашки.

Ханна лихорадочно соображала, как бы отсюда сбежать. Можно закричать, но она знала, что никто из прислуги не посмеет прийти к ней на помощь, даже Черная Бесс.

Стритч был уже совсем рядом, настолько близко, что Ханна почувствовала его зловонное дыхание. Его глаза, затуманенные от похоти, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

Он протянул к ней руку, но Ханна быстро нырнула вниз и бросилась к двери, охваченная паникой. Она подергала ручку, но та не подавалась. Девушка начала в отчаянии колотить в дверь кулачками, даже не чувствуя ее при ударах. Тут Стритч подобрался к ней сзади и запустил пальцы ей в волосы. Потом он резко дернул, отчего Ханна так сильно ударилась о стену, что у нее перехватило дыхание и в голове все перемешалось. Он бросился на нее, прежде чем она смогла прийти в себя. Стритч по-прежнему хромал на правую ногу, однако казалось, что он двигается довольно проворно.

– В одном Квинт был прав. Ты норовистая, это уж точно. А теперь живо в кровать, девка! И снимай с себя все тряпки, чтобы я видел, какая ты из себя. Не люблю покупать кота в мешке.

Он с силой швырнул ее в сторону кровати. Ханна пролетела через всю спальню и оказалась на пуховой перине, а ее ноги ударились об пол. Она почти пришла в себя и вскочила, прежде чем Стритч смог до нее дотянуться.

Насильник, тяжело дыша, бросился за ней. Во фланелевом ночном колпаке и в длинной ночной рубашке он выглядел очень комично, но Ханна была до такой степени охвачена ужасом, что и думать не могла о смехе.

Несколько минут ей удавалось уворачиваться от него, перебегая из одного конца комнаты в другой. Он без устали преследовал ее, хромая на правую ногу, и его отвратительное лицо делалось все краснее и краснее. «Может, его удар хватит», – с надеждой подумала Ханна. Она чувствовала, что начинает выдыхаться.

– Чертова девка! – взревел Стритч. – С меня хватит!

Он внезапно загнал ее в угол. Бежать больше было некуда. Стритч схватил ее за руку и с силой ударил о стену. Другую ее руку он отвел назад. Его кулак впился ей в лицо, и на Ханну опустился спасительный покров тьмы.

Стритч отступил на шаг назад, когда девушка осела на пол. Он подождал мгновение и отдышался. Потом наклонился, подхватил ее за подмышки и потащил по полу к кровати. Затем с огромным трудом уложил на постель. «Черт, вот ведь здоровая», – подумал он. Наконец, Стритч положил ее на спину.

Не теряя времени, он методично стаскивал с нее одежду.

Отойдя на шаг назад, Стритч оглядел ее с ног до головы: «Вот это девка! Никогда такой фигуристой не видел!» Его взгляд впился в рыжеватый курчавый треугольник между сжатыми бедрами. Он почувствовал огромное возбуждение и едва сдерживался, чтобы тут же не наброситься на нее.

Вдруг Стритч подумал, что девушка в самый неподходящий момент – с ее-то силой – сможет легко сбросить его на пол. Так точно не пойдет. Он торопливо повернулся и залез в нижний ящик комода, нащупывая что-то, необходимое для таких случаев.

Ханна пришла в себя от прикосновений к ее телу рук Стритча. В голове страшно стучало, и на мгновение ей показалось, что у нее лихорадка. Все тело горело, а голова раскалывалась. Ей привиделось, что мать обтирает ее холодной тканью, что-то при этом ласково напевая.

Потом она пришла в себя и в ужасе открыла глаза. Холодной тканью были руки Амоса Стритча, а звук, который она слышала, вырывался из его слюнявого рта.