Страсть в ее крови

Его руки блуждали по ее телу, а сама она была совершенно голая!

Ханна попыталась слезть с кровати, но обнаружила, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Ханна подняла голову, и ее окутал леденящий ужас от того, что она увидела: негодяй привязал ее к четырем столбикам кровати кожаными ремнями. Она лежала, распростершись, как на картинках, где людей пытают на дыбе.

– Ха-ха, девка! Очнулась, ну наконец-то. Ждал…

Стритч встал на колени и задрал на себе ночную рубашку, обнажив огромный живот.

Ханна отвернулась, увидев под висячим брюхом что-то красное и омерзительное. Потом он всем весом навалился на нее. Она пыталась сопротивляться, но бесполезно. Она была прикована к кровати, и он мог делать с ней все, что хотел.

– А сейчас, красуля, я тебя возьму! – крикнул Стритч.

Ханна ощутила короткую режущую боль. Хуже того, она ощутила в себе его плоть. Ханна забилась, стараясь поглубже вжаться в пуховую перину.

Боль, ставшая тупой, не стихала. Стритч фыркал и пускал слюни, вновь и вновь входя в нее.

К счастью, это длилось недолго. Он издал резкий свистящий вскрик, похожий на визг, и рухнул на нее всей своей тушей.

Ханна лежала, не шевелясь, под зловонной грудой мяса, представлявшей собой тело Амоса Стритча. Он явно мылся не очень часто. На Ханне был его пот, и под этой тушей было трудно дышать. Она усилием воли заставляла себя не шевелиться. И в этот самый момент в ее душе вспыхнула ненависть к этому человеку и к подобным ему, ненависть, которая – Ханна была в этом уверена – не утихнет до тех пор, пока она не отомстит Амосу Стритчу.

Наконец, он со свистом вздохнул и встал на колени. Его ночная рубашка опустилась, скрыв отвратительное жирное и волосатое тело.

Он нагнулся и посмотрел на простыню. Удовлетворенно и торжествующе фыркнул:

– Тут Квинт не соврал. Вот и доказательство. Девка-то девственницей была. Я заключил выгодную сделку!

Глава 4

Бесс не было необходимости смотреть на простыню с постели Стритча, чтобы понять, что Ханна была девственницей. Когда прибиравшаяся наверху служанка с хихиканьем показала ей простыню, Бесс шикнула на нее:

– Не твоего это ума дело, девочка! Не суй свой нос, куда не надо, и не трепись по всей таверне!

Бесс знала, что от предупреждения толку будет мало. Безмозглая девица станет везде нашептывать о случившемся.

Если честно, Бесс не понимала всего этого шума вокруг девственности. Свою невинность она потеряла в двенадцать лет примерно при таких же обстоятельствах, попав в руки безжалостного белого человека.

Однако ей было известно, что у белых невинность ценится высоко и молодыми девушками, и мужчинами, которые первыми ими овладевают.

На следующий день Бесс тщательно избегала Стритча, боясь, что может наговорить ему грубостей. Но она представляла, как он сейчас горделиво разгуливает, словно петух в курятнике.

А Ханна… Бедная девочка ни слова не сказала о случившемся. На щеке у нее была припухлость размером с яйцо, и она еле волочила ноги, опустив глаза, как в воду опущенная.

Бесс безумно хотелось что-то ей сказать, утешить бедного ребенка, но чувствовала, что делать этого не следует.

Наконец, она попыталась намекнуть девушке, что знает о случившемся.

С момента появления Ханны Бесс выгоняла всех остальных ужинать на улицу, а в кухне оставались лишь Ханна и Дики. Люди не возражали, потому что во дворе было прохладнее.

Этим вечером Ханна и Дики также ужинали в кухне, и Бесс заметила, что девушка еле-еле ковыряется в тарелке. Женщина начала рассказывать какую-то несуразную историю.

– Знаешь, этот старый черт Стритч – очень плохой человек, очень. На любое зло способен. Когда он купил меня десять лет назад, я тут стала посудомойкой. В то время у него не было устройства для вращения вертела, для этого использовались крутильщицы-таксы. Ты знаешь, что такое крутильщицы-таксы, дорогуша?

И посмотрела Ханне в глаза.

Ханна покорно ответила безжизненным голосом:

– Нет, Бесс.

Ханне было не до рассказов Бесс. Ей не хотелось ни говорить, ни кого-то слушать. Хотелось лишь погрузиться в свое оцепенение, в пропасть щемящего страдания, где она пребывала со вчерашней ночи.

– Ну если бы ты такую собаку увидела, что крутит вертел, то сразу бы все поняла. Они с длинным телом и кривыми лапами, как у кроликов. Так вот, таксу-крутильщицу ставят на прилаженное к вертелу колесо, которое его вращает, пока собака бежит. А чтобы уж точно бежала, на колесо рассыпают горящие угли. Как только псина остановится, лапы у нее начинают подгорать…

Ханна с трудом ахнула.

– Да как же так, это же ужасно!

Бесс чуть улыбнулась.

– Старый Стритч на любое зло горазд. Так вот, старый пес в какой-то момент понял что к чему. Работа тяжелая, ведь иногда туша на вертеле весит вдвое больше собаки, а зажарить ногу требуется часа три. Конечно, иногда старые псы умнели и прятались во время жарки, да так, что их не найти. Так что крутить вертел три часа приходилось мне. В конце концов, я подбила старого Стритча купить крутилку. И знаете, ребятки, как мне это удалось?

– Как, Черная Бесс? – отозвался Дики.

– Через его кошелек. Только так можно надавить на старого Стритча. Я ему сказала, что кормить собак встанет дороже, чем купить крутилку. – Она зычно расхохоталась. – Конечно, я чуток приврала. Собак обычно кормили объедками, но старый Стритч иногда такой тупой, такой тупой, почти как злой.

Ханна вдруг расплакалась. Сдерживая рыдания, она вскочила и выбежала из кухни.

Бесс грустно поглядела ей вслед. Дики ошарашенно разинул рот.

– Что это с мисс Ханной?

– Не твое дело, малыш. Тебе как мужчине этого не понять. Ну почти как мужчине.

Ханна пробежала сквозь пустую таверну в свою комнату на чердаке. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то видел, как она плачет. В комнате было душно и почти так же грязно, как и в первый день. Ханна не старалась навести там чистоту. Какое это имело бы значение, если она живет в грязи? Ничто не может быть грязнее того, что произошло с ней прошлой ночью. И сегодня все повторится, она уверенна, и продолжит повторяться.

Как Ханна и думала, было лишь два выхода из сложившейся ситуации. Можно сбежать, но она знала, что ее поймают и вернут обратно, а потом станет еще хуже. А если она убежит домой и спрячется, то Квинт изобьет ее и снова притащит к Стритчу. Так что на самом деле выбора-то не было. Надо остаться и терпеть. Ханна вытерла слезы тыльной стороной ладони.

Но в одном она была полна решимости. Просто так она не сдастся. Старому черту нравится норов, так он его получит!

В тот вечер, когда таверна закрылась, Стритч снова приказал ей принести ужин к нему в комнату. Ханна покраснела, заметив рядом Нелл, которая понимающе ухмылялась.

Поднимаясь по лестнице с тарелкой в руках, Ханна подумала о том, что произошло вчера ночью после того, как Стритч, наконец, овладел ею.

Он неуклюже слез с кровати и, намеренно не обращая на нее внимания, набросился на еду с аппетитом настоящего обжоры. Ханна натянула на себя рваную одежду и с трудом выбралась из комнаты без единого жеста или слова с его стороны. Она чувствовала себя тряпкой, которую использовали для какой-то грязной цели, а потом выбросили на помойку.

И вот сегодня вечером Стритч снова открыл ей дверь в ночной рубашке и колпаке, потом снова защелкнул замок. Ханна снова заставила его побегать за собой по всей комнате не для того, чтобы угодить ему или подразнить, а просто затем, чтобы он выдохся, вопреки всему надеясь, что он изнеможет и оставит ее в покое или же грохнется на пол с апоплексическим ударом.

Но в конце Стритч снова привязал ее к кровати, открыв ее извивающееся тело своему похотливому взгляду. Он тяжело дышал от напряжения.

– Клянусь, девка, – прорычал он, – я окорочу твой норов, точно окорочу. Клянусь Богом!