Якобинец

– Что отмечаем? Сговор по выгодной продаже Республики? Корматэн отработал свой миллион!

Рядом с ним нервно курил мужчина средних лет в светло-сером мундире «королевской католической армии Вандеи», при этих словах он резко обернулся:

– Сударь, что вы хотели этим сказать?

– Я сказал всё, что хотел сказать, месье… извините, не повернется язык назвать вас гражданином.

– И не надо. И всё же? Вы в состоянии ответить за свои слова?

– Вы не имеете в виду дуэль? Эта забава не входит в мои привычки, я не дворянин…. Но я имею прямые доказательства, приехавшие сегодня утром из Парижа.... Протянул роялисту письмо.

Какое-то время мужчина молчал и, собравшись с мыслями, спросил прямо:

– Почему вы, республиканец, говорите мне это? Ведь именно вы, заинтересованы в этих переговорах…

Лоран всем видом изобразил отвращение:

– Не я, не мы, а изменники Революции, засевшие в новом правительстве в них заинтересованы…

– «Вы понимаете, что я передам это письмо нашим людям, его должны прочитать наши командиры из тех, что поддались на уговоры барона и переговоры будут с треском провалены?»

– «Как и вы, я буду только счастлив от результатов, странно, что впервые наши интересы совпали, вам не кажется?»

Лоран впервые протянул руку роялисту. Подумалось лишь, ответит ли «белый» господин на этот жест или брезгливо спрячет руку за спину?

Роялист, однако, колебался секунды.

– Вы честный человек, гражданин…

– Лапьер,– он слегка наклонил голову.

– Барон де Сент-Эрмин, к вашим услугам. Пока еще царит мир, хоть и фальшивый, но завтра мы снова станем врагами.

– Всё верно, господин барон.

Оставшись один, Лоран поморщился, вспомнив «граждан-представителей». Он знал их. Да это же редкие моральные уроды, достойные кунсткамеры, как по конкурсу подобрали! А точнее по образу и подобию пославших их Барраса и Тальена.

Правительство! Конспирация негодяев, разлагающих Республику, вот их точное определение! А теперь снесённое ими совместно с Корматэном «тухлое яичко» разобьётся, и вонь заставит разбежаться принципиальных людей обеих партий!

Неискренне миролюбие роялистов, не мира, а временной передышки искали они, да и то, большинство было откровенно против каких-либо переговоров.

Временной передышки желало и правительство, напуганное усилением активности роялистов после Термидора и их возросшей агрессивности, при якобинцах эти господа не смели так нагло поднять головы! Сейчас банкет, сидят бок о бок, пьют, закусывают, беседуют, ухаживают за дамами, а завтра?

Трусливые вожаки Термидора озвереют, узнав о срыве переговоров, и устроят охоту на Корматэна, не оправдавшего их надежд, интересно, он получил только половину обещанного или миллион сразу?

Миролюбие термидорианцев? Блеф! Пустое! Они осознали, что не справляются с ситуацией и только поэтому дружелюбно вильнули хвостами перед врагом, а вдруг поможет?

По этой же причине они скоро будут вынуждены амнистировать якобинцев, дабы мобилизовать их против роялистов, продажных выкидышей Термидора господа скорее слегка опасаются и брезгливо презирают, зная, что их «терпимость» нетрудно купить, но «люди 93 года» действительно страшны для бывших господ… Внезапно мысли его приняли иное, более приятное направление: «Наверное, мадемуазель де Сенваль тоже на этом банкете?»

На переговорах в Ла-Превале присутствовали молодые жёны, взрослые дочери и сёстры роялистов. Девушки и молодые женщины устали скрываться и вести спартанский образ жизни, а тут представилась возможность нарядиться и побывать на банкете, как «в добрые старые времена».

Правда из кавалеров почти одни республиканцы, «эти проклятые якобинцы»… Но слишком юных или уставших от одиночества дам даже это уже не смущало…

Тем более, что «проклятые якобинцы» оказались вполне симпатичны, вежливы и образованы, большинство весьма молоды и совсем не напоминали те «гнусные чудовища» и представителей «темных сил», какими их рисовала роялистская пропаганда.

Следующий день поразил обе стороны, едва оправившиеся от последствий банкета. Опубликованное письмо Лапьера вызвало бурю отвращения к изменнику и возмущения в среде роялистов, они в резких выражениях отвергли то, что подписали накануне, будучи грубо обмануты «миротворцем» бароном. Корматэн отчаянно защищался, но всё было напрасно, роялисты начали покидать отведенный для их ночлега лагерь… «Граждане-представители» остались ни с чем, в недоумении и бешенстве, миссия была неожиданно провалена, когда всё шло так гладко, кого благодарить за это злосчастное письмо?!

Месть Парижа не заставила себя ждать, с терпимостью к «бывшим» снова было покончено. Репрессии против роялистов обрушились так активно, как того не бывало после Термидора, усилились меры по обороне Республики и не случайно.

В июне того же года произошла высадка «белого» англо-эмигрантского десанта на полуострове Киброн.

Узнав об этом, Лоран даже застонал от досады и злобы, доигравшись в толерантность с непримиримым врагом, они допустили то, что ему удалось с немалым риском предотвратить в 1793-м: «Слепые идиоты! Уроды и предатели! Неужели вправду поверили, что роялисты искренне решили принять Республику и побрататься с нами?!»

В самом мрачном настроении Лапьер ехал в Париж… Там он узнал об арестах Куаньяра и Жюсома. Сняв шляпу, с окаменевшим лицом выслушивал он известия о казни многих старых знакомых, друзей и коллег…

Норбер и Гракх Бабёф

Куаньяр знал многое о «заговоре Равных», знал лично Бабёфа, познакомившись с ним еще в тюрьме, летом того же 1795-го.

Он уважал этого искреннего и честного человека, но в душе оставался робеспьеристом, и многие пункты учения Бабёфа, особенно из области экономики при всем уважении казались ему утопией в духе Кампанеллы.

Многие примкнувшие к организации Бабёфа вчерашние робеспьеристы также крайне скептически относились к идеям полной отмены частной собственности и некоторым иным особенностям нового учения, считая эти детали вредной, опасной затеей и утопией.

Но примкнуть им, более было не к кому, сами по себе «люди Робеспьера» после пережитых репрессий и казней были недостаточно сильны и даже малочисленны. В организации Бабёфа их было, однако, не менее 3 тысяч человек.

Сам Норбер принадлежал не к бабувистам непосредственно, а к их ближайшим союзникам, якобинской группе, собиравшейся в кафе гражданина Кретьена «Китайские купальни».

Забавнее всего то, что к анти-термидорианскому фронту примкнули и члены прежнего революционного правительства, участвовавшие в заговоре против Робеспьера!

Убивая Неподкупного, они не предвидели своей собственной судьбы, уже через месяц в составе Комитета Общественного Спасения почти не осталось прежних людей.

Амар, Вадье и остальные гордо считавшие себя «мозгом» заговора оказались банально использованы своими «теневыми союзниками» из олигархов, нуворишей и английских агентов, действовавших руками проворовавшихся депутатов и комиссаров. Уже через месяц они лишились должностей и сами подверглись террору и репрессиям.

Позднее осознание масштаба содеянного, не в меньшей степени, как и потеря прежнего влияния и власти, объясняет их раскаяние, теперь основную свою вину эти люди видели в том, что не сумели побороть собственное самолюбие, не оценили Робеспьера по достоинству и позволили уничтожить его, а вместе с ним саму систему «народной демократии» во Франции…

Бывшие члены революционного правительства теперь настойчиво искали согласия и примирения с репрессированными по их вине сторонниками Робеспьера.

Долгое время «мученики Термидора» встречали бывших коллег с мрачным отвращением, но уже к концу 1795 года примирение и объединение всё же состоялось. Их новым лидером стал Гракх Бабёф. Он сумел убедить своих союзников якобинцев в необходимости единения всех патриотических сил, забыть вчерашние счеты, обиды и разногласия, сколь бы справедливы они не были.

Андрэ Амар, адвокат по образованию и бывший член Комитета Общественной Безопасности, примкнувший к заговору 9 термидора, сейчас выглядел искренне раскаявшимся.

Менее чем через год после Термидора Амар сам был арестован, когда рискнул выступить защитником Колло-дЭрбуа, Билло-Варенна и Барера. Его освободила лишь амнистия IY года.

Под холодным тяжёлым взглядом Норбера он чувствовал себя неловко, и всё же первым сделал шаг к примирению, Куаньяра товарищи буквально вынудили подать ему руку. Раскаиваться не пришлось, Амар оправдал оказанное ему доверие, был верным товарищем.

Норбер отлично знал многих людей Бабёфа, после освобождения помогал им прятаться от преследований жандармов. Многие из них в недавнем прошлом были людьми Робеспьера, это и его бывший охранник Дидье, и Буонарроти, и бывшие секретари Неподкупного Симон Дюплэ и Демаре, и Дюплэ-отец и сын…

Он очень уважал одного из бывших членов революционного правительства, из тех, кто не встали в оппозицию к Робеспьеру в событиях лета 1794-го.