Якобинец

Якобинец
Ольга Юрьевна Виноградова

О французской революции конца 18 века. Трое молодых друзей-республиканцев в августе 1792 отправляются покорять Париж. О любви, возникшей вопреки всему: он – якобинец , "человек Робеспьера", она – дворянка из семьи роялистов, верных трону Бурбонов.

Санлис июль 1780 года

«На этого знаменитого мученика во имя Равенства так много клеветали, что долг каждого честного патриота восстановить добрую память о нём.»

(Ф.Буонарроти (1761-1837) по поводу восстановления исторической справедливости в отношении М.Робеспьера)

По пыльной неровной дороге Санлиса на немыслимой скорости неслась карета, украшенная фамильным гербом маркизов де Белланже. Казалось, его сиятельству даже нравилось наблюдать, как худые, скверно одетые люди в деревянных сабо.. эта грязная чернь… буквально рассыпались с дороги, уворачиваясь от копыт его дорогих арабских лошадей.

Кучер гнал так, словно преследовал опасного врага… Это было не внове, у знатных людей имелась привычка мчать на бешеной скорости по узким улочкам, давя и калеча людей, которым некуда было даже отступить.. Это было обычным явлением. На жалобы пострадавших, даже если те имели дерзость их заявить, никто ровно не обращал внимания. Кто все они? Нищие, сброд!

Но вот на крутом повороте, карета, вылетев из-за угла, на что-то мягко наскочила колесом, раздались безумные крики, горячие чистокровные лошади захрипели и встали на дыбы..

Кажется, если бы не это досадное обстоятельство, господин маркиз и не позволил бы кучеру остановиться. Чаще бывало иначе, карета не снижая скорости, покидала место происшествия, оставляя на земле искалеченную жертву..

– Что на этот раз?, – холодно поинтересовался маркиз, услышав страшный женский плач и крик, более похожий на звериный вой. Вой не прекращался, резал слух. Лишь тогда он счел нужным выглянуть в окно кареты. Женщина сидела прямо на земле, прижимая к груди окровавленное тельце..

– Так случилось, не извольте гневаться… ребёнок!, – робко кланяясь, подошел к карете худой человек, свою помятую шляпу он держал в руке.

– Убили!, – с диким криком поднялся из пыли другой человек, возможно отец ребенка, но маркизу это было вполне безразлично, он лишь невольно схватился за шпагу, смутно почувствовав угрозу. Но всё было спокойно.. как всегда. Маркиз молча оглядел толпу..Что ж, эти скоты ко всему привыкли…

Крик вырвался у них лишь в первую минуту, а теперь все стояли, молча, опустив глаза..

– Удивительное дело, отчего вы все время путаетесь под ногами.. Пьер, проверь, не испортили они мне лошадей. А тебе.. вот,– через окно кареты упала в пыль, небрежно брошенная женщине золотая монета, – ну что, бездельник, лошади в порядке, можем ехать! Мы и так потеряли массу времени!

Он уже небрежно откинулся на подушки, когда прямо в окно кареты пулей влетела золотая монета. Кровь бросилась Белланже в лицо:

– Кто посмел? Наглые собаки!

Перегнувшись из окна экипажа Белланже тяжелым цепким взглядом изучал серую, неизменно покорную толпу местных жителей.. В мыслях мельнуло: «Крысы.. повылезали из своих нор..Кажется, не посмеют и в мыслях..Так кто же…»

Мертвого малыша и убитых горем родителей уже не было видно, но собралось некоторое количество мужчин.. Рука снова невольно потянулась к эфесу..

Они смотрели на карету опасливо и хмуро, если вообще позволяли себе поднять глаза..стояли, привычно согнув плечи..

Бросалась в глаза лишь подчеркнуто прямая высокая фигурка черноволосого подростка лет 14 с окаменевшим лицом, его темные сузившиеся глаза внимательно изучали Белланже безо всякой почтительности.. Дерзкий щенок.. достоинство маркиза было выше подобных мелочей.. Он задернул шторку и уверенно крикнул кучеру:

– Пошёл!

За руку подростка уцепилась бледная женщина с искаженным от горя лицом:

– Убийца…убийца… ему было всего шесть лет, Норбер.. а он.. монету.. это цена жизни моего ребенка?! Будет ли конец его преступлениям…

При этих словах все одновременно вспомнили о Мари, молоденькой служанке, изнасилованной веселящейся золотой молодежью во главе с самим Белланже.… И что? Кто же рискнет обвинить высокородного господина и ради чего? Ради маленькой простолюдинки?.. Да мало ли их таких,…что же будет, если все.. оборванцы начнут предъявлять претензии?

В таких случаях аристократы острили: «Мы оказываем вам честь, добавляя немного голубой крови вашим детям…» Девушка сошла с ума.…И вскоре умерла…

Эта девушка была старшей дочерью этой самой женщины, теперь потерявшей и второго ребенка, вдова Арман…

На несчастную женщину опасливо зашикали соседи, совсем обезумела от горя, потеряла всякий страх, а ведь стоит поберечься, надо как-то жить, у нее остался еще один сын, 12-летний Жак, товарищ Норбера…

Норбер с расширенными остановившимися зрачками повернулся к женщине:

– Скоро Судный день… Они за всё заплатят, поверьте, за всё, тётушка Жанетта… Не один маркиз… Все они… эти господа… Все…И у нас тоже не найдется ни капли жалости…

Но оставалось ждать ещё 9 лет…

Санлис май 1783 года

День, когда юный идеалист, опрометчиво решил отправиться в прокуратуру, Норбер запомнил хорошо. Счастье, что прямо в здании, его перехватил нотариус Дюбуа, отец друга Филиппа. Дюбуа пришел в ужас, узнав о намерении Норбера.

– Мальчик, ты ничем не сможешь помочь вдове Арман и своему товарищу, но себя погубишь.. нет, решительно, нет, ты туда не пойдешь..забудь!

– Но как же так, месье Дюбуа, неужели мы совсем бессильны?! Это отвратительно! Как же так?! Вы сами рассказывали мне про некоторых современных адвокатов, которые берутся защищать таких, как мы..и выигрывают! Месье Дюпати из Бордо или месье Робеспьер из Арраса.. Это настоящие люди, справедливые, бесстрашные и благородные…

– Не сходи с ума, Норбер, среди местных адвокатов подобных я не знаю, никто не выступит против дворянина в пользу изнасилованной служанки или случайно сбитого каретой мальчика…Это конечно крайне несправедливо, но такова жизнь…

А на ступенях Норбер столкнулся с виновником своего бессильного гнева. Маркиз смерил подростка слегка удивленным, недоверчивым взглядом и подозрительно сузил глаза:

– Эй, парень, ты что же, на меня жаловаться ходил?, – тон вежливо-зловещий…

Норбер сжал кулаки и обжег его бешеным взглядом:

– На всех вас надо жаловаться, да некому!

Лишь ловкость позволила ему ускользнуть от сильного пинка.

Господин де Белланже, сверкая горящими глазами, схватился за шпагу. Дюбуа, озабоченный крутым поворотом событий, умоляюще выставил вперед руки:

– Господин маркиз, ради Бога… очень молод, совсем мальчишка, господин маркиз!

Белланже резко обернулся к нотариусу:

– Мальчишка?! Какой он к дьяволу мальчишка! Мелкий подстрекатель и нарушитель общественного порядка! Болтаться ему когда-нибудь на виселице, помяните мое слово, Дюбуа! Он еще заставит всех нас раскаяться в нашем добросердечии и терпимости…

Годы между взятием Бастилии и штурмом Тюильри

Май 1789 года.

23-летний Норбер Куаньяр уже работал в нотариальной конторе. Сын сапожника, он учился не в студенческой аудитории, а самостоятельно под руководством господина Дюбуа, отца своего давнего друга Филиппа, который в это самое время, учился на юридическом факультете в Париже.

Под впечатлением событий в Париже его старший брат Франсуа Куаньяр в ноябре 1789 стал председателем местного патриотического клуба.

Норбер и его товарищи Филипп Дюбуа, Пьер Жюсом и Жак Арман стали активными пропагандистами новых идей среди молодёжи Санлиса.

В первый год революции посетила Норбера и первая любовь. Ее обьектом стала 19-летняя племянница графа де Бресси, год назад покинувшая стены пансиона. Луиза Мари Флоранс де Масийяк, изящное золотоволосое создание с большими грустными глазами. Девушка была для него сказочной мечтой, у которой нет никаких шансов стать явью.