– Ладно, – еще раз повторил Иван и потянул жену и волка домой.
И уже входя в дом и пропуская вперед Рикки, Иван вдруг резко остановился. Арника испугалась.
– Ваня, плохо тебе?
– Арника, – серьезно посмотрел муж на свою жену, – ты самое главное упустила!
– Что? – не поняла девушка.
– Рикки, – строго сказал Иван, – Рикки, ты позабыла, он волк, и это может быть опасно!
– Точно, – схватилась за голову Арника, – я действительно не подумала. Но дай мне время, и я найду решение!
В течение двух следующих недель Арника забросила все домашние дела, ее не интересовали ни акварели, ни плетение корзинок из лозы, ни каждодневная гимнастика. Только их будущий с Иваном приемный ребенок. Арника чувствовала, как внутри нее нарастает напряжение и странная неудовлетворенность. Спальни на втором этаже не отвечали требованиям, которым должны были соответствовать в понимании Арники. Она еще неделю назад отыскала необходимые документы, в которых четко прописывались рекомендации к жилым помещениям семей-усыновителей. В идеальном состоянии находилась только та комната, где обитали они с мужем. Две другие комнаты были полупустыми и необжитыми. Раньше в этом не было нужды. Семья вечерами располагалась на первом этаже в гостиной-студии у большого телевизора и жаркого камина, или в просторной кухне, места в которой так много, что легко можно поставить еще и двуспальную кровать. О детской комнате они с мужем даже не задумывались. Иногда Арника входила в комнаты на втором этаже и долго стояла там. Одну, самую маленькую, Арника отвела под свой кабинет, а со второй не знала, что делать. Возможно, она будет предназначена для загулявшихся гостей, хотя к ним с Иваном и так никто не ходит, а может, Арника устроит в ней оранжерею. Но о детской она никогда не помышляла. А сейчас это стало первой необходимостью. И, как назло, предприятие Ивана претерпевает кризис, а это так некстати! Проблемы, проблемы! Заняться благоустройством комнат – на это не хватит ни сил, ни денег. Да и зачем сейчас насиловать психику мужа, так и спугнуть недолго?! Не он же инициатор усыновления, а она. Поэтому все задачи, сопряженные с непростым, но таким важным делом, придется решать ей самой. Сначала это ужасно волновало Арнику, но к концу второй недели она быстро все решила: «Зачем вообще груднику нужна отдельная комната? Он же грудник, точнее она, Даниэллочка. Будет спать рядом со мной в нашей спальне, а когда подрастет, то к этому времени и комната оформится. Вот только Рикки, что делать с ним?» Здесь решение тоже нашлось. Арника посчитала, что волка теперь необходимо отучить от второго этажа и коврика у изголовья их супружеской кровати. «Так, так, – рассуждала Арника, – коврик я спущу на первый этаж, устрою его возле лестницы. Волк обидится, конечно, даже разозлится, всю его жизнь мы рядом. Но с другой стороны Рикки умный, очень проницательный, все поймет. И время на это у него есть, а на коврике у лестницы ему не так одиноко будет, потому что он сможет слышать наши голоса! Все вечера мы в гостиной проводим, в спальню перебираемся только на ночь, так что ничего, привыкнет. Месяц, другой и все будет отлично! В коридоре, на втором этаже у выхода на лестницу, мы организуем декоративное ограждение, оно перекроет Риккардо путь на второй этаж, а элементы ковки сделают такое ограждение настоящим украшением дома. Спустя время, когда Рикки привыкнет к моей девочке, и Даниэлла получит запах нашего дома, волк свыкнется с новым членом семьи. К моей же маме привязался, привяжется и к Даниэлле!» И перед глазами девушки всплывали великолепные красочные картины, как она кружит с коляской по зеленой лужайке, среди желтых одуванчиков, или под ветвями цветущего сада на своем участке, а Рикки шагает, счастливый, рядом. Или как они с Данечкой делают куличики в песочнице, а Рикки гордо наблюдает за ними. «Моя дочка, моя девочка», – вдохновенно шептала Арника и чувствовала, как сильно любит эту чужую родную кроху, которая непременно появится в скором времени у них с Иваном.
Однажды ночью Арника проснулась от гнетущего чувства, оно походило на беспокойство, тревогу, словно ее ребенок уже есть, он дышит, плачет, подергивает ножками и тоскует. Из-за этого чувства, из-за воображаемой новорожденной девочки, Арника разрыдалась, настолько сильной была ее внутренняя пустота и одиночество. Она поняла, если немедленно не начнет искать свою дочку, то просто умрет. Иван спал очень крепко, а Рикки проснулся, разбуженный слезами своей хозяйки. Он сел напротив лица Арники, его глаза блестели, и девушка даже испугалась. Но Рикки устало положил свою морду на ее запястье и тяжело вздохнул. В этом вздохе было столько боли, словно Риккардо постиг все страдания мира. Арнике стало жаль своего волка, он все понимал, лишь ему известной звериной чуйкой предвидел, что это место рядом с родным телом скоро будет занято.
Проводив Ивана на работу, Арника взяла планшет и начала искать сведения о процедуре усыновления. Большего разочарования девушка в своей жизни еще не испытывала: «Ничего себе! – почти кричала Арника. – Да пока мы все эти бумаги соберем, эти курсы пройдем непонятные, моя Даниэллочка школу окончит! Вот бюрократия! Это же займет целую вечность!» Потом она посетила форум усыновителей, почитала счастливые истории усыновления, порассматривала грустные и веселые мордашки приемных детей и решительно сказала: «Ничего, мы пройдем с Иваном все до конца! Ради нашей девочки!»
Но сколько ни старалась успокоить себя Арника, покой ее игнорировал. Ждать она не любила, не хотела и не умела. Диагноз такой – нетерпение сердца! И, оставаясь верной себе, не дождавшись мужа с работы, Арника самостоятельно совершила первый и очень ответственный шаг на пути к осиротевшей крохе. Она отыскала в интернете номер телефона отдела образования, а именно специалиста по вопросам приемных семей, и позвонила. Трубку сняли сразу. Арника чуть не подавилась своим сердцем, так быстро оно стучало, и ни где-нибудь, а в самом горле. Приятный женский голос поздоровался и поинтересовался, что хочет Арника. Арника все быстро объяснила. Еще с университетских лет осталась эта спонтанная подростковая привычка отвечать молниеносно на поставленные вопросы, если на них готов ответ.
– Кхе-кхе, – закашлялся голос в трубке, – дайте подумать. Ну, вот сегодня у меня есть время побеседовать с вами, в шесть вечера небольшое окно. Приходите, если надумали, обязательно с мужем, я посмотрю на вас! Кабинет номер три.
В трубке послышались короткие гудки. Арника покраснела. Во-первых, это было неожиданно. Во-вторых, она не корова на базаре, чтобы на нее смотреть. В-третьих, и это самое страшное, Иван ничего не знает. Придет с работы еле живой и раздраженный, а она ему в лоб: «Пойдем-ка, любимый, в отдел образования, пусть толстые тети посмотрят на нас и решат, вышли ли мы с тобой лицом, чтобы стать родителями!» А в-четвертых, что есть самое прискорбное, Арника в такие заведения лет шесть, как не ходила, и надеть по случаю у нее ничего нет, только спортивные вещи для девочек-модниц пятнадцати лет.
Посидев немного в немом оцепенении, стараясь справиться с волной жара, Арника встала и поплелась на второй этаж. Войдя в спальню, она задержалась у окна. С самого утра мелкий дождь дробно настукивал по черному асфальту. Оголенные скелеты ирги жались друг к другу, а в порыве ветра пытались навалиться на мокрый забор и опрокинуться вместе с ним навзничь. Арника такие дни называла бледными: ни красок, ни солнца, ни щебета птиц. «Бр-р-р, – поежилась девушка, – в такую пору никуда идти не хочется. Но нужно!» На секунду в душу Арники закрались сомнения, правильно ли она все делает, и действительно ли ей это необходимо. Но быстро совладав с собой, Арника отряхнула глупые мысли с себя, как песчинки надоедливого песка с загоревшей кожи на жарком пляже. Девушка отошла от окна, задернув занавески, и направилась к гардеробу. Покопавшись в своих вещах, она отыскала юбку-карандаш, в которой бегала на занятия в университете, белый джемпер, колготки и замшевые сапожки. «Так, так, – подумала Арника, осматривая одежду, – если вещички будут мне в пору, то я как минимум сойду на свой возраст, да и статуса они мне прибавят!» Но какое же разочарование испытала Арника, когда, облачившись в одежду и встав перед зеркалом, она увидела, что юбка ей велика, джемпер висит как на огородном пугале, а ноги в высоких сапожках похожи на две тоненькие палочки. «Ого, – округлила глаза девушка, – да я совсем исхудала! В таком образе я похожу на школьницу, собравшуюся на дискотеку в маминой одежде! Ну, да бог, с нарядами. Плащик сверху наброшу и все! Люди разные бывают, и не на всех отыщется нужный размер! И вот еще шарфик на шею повяжу, так элегантнее!»
Не успела Арника завершить свои туалеты, как на первом этаже послышались радостные повизгивания Рикки, шорох и шаги по лестнице.
– Ничего себе! – удивился Иван, входя в спальню в верхней одежде. – Это что за куколка у нас! Я ищу ее на первом этаже у плиты, а она к показу мод готовится? Мы куда-то собрались?
– Собрались, – дрожащим голосом ответила Арника, направляясь в объятья мужа, – нас сегодня ждут в отделе образования. Сейчас я тебя покормлю и нужно идти!
Арника опустила глаза и затаила дыхание, она готовилась к худшему. Думала, что Иван сейчас упрекнет ее в несдержанности, начнет ссылаться на усталость и занятость на работе. Но муж, как ни странно, протестов своих не выказал.
– Догадываюсь, по какой причине нас там дожидаются! – ответил он. – Ты, как обычно, бежишь впереди паровоза! Что же, сходим. А ужин потом. По какому адресу идти и во сколько?
– Ванечка, спасибо тебе, я думала, не согласишься, – засияла Арника, – к шести часам нас ждут в районном отделе образования, третий кабинет, кажется. Специалист-женщина сказала, что посмотреть хочет на нас. Давай сходим, пусть посмотрит! Это же ни к чему не обязывает!
– Сходим, раз ты все решила, может, трезво взглянешь на действительность!
И мужчина обнял свою жену. Арника прижалась к его груди и поняла, как сильно соскучилась, словно не видела Ивана очень долго, хотя так оно и было, в последнее время ею владели лишь мысли об усыновлении, и она почти перестала смотреть на своего мужа.
Через час супруги стояли возле деревянной двери кабинета номер три на первом этаже здания отдела образования. На блестящей табличке значилась надпись: «Махнонос Людмила Сергеевна. Специалист, координатор работы сектора охраны прав детства». Арника хитро взглянула на Ивана, тот хохотал:
– Ну и фамилия, сама за себя говорит!
– Тише, Ваня, люди смотрят! – давясь смехом, прошептала Арника и перевела взгляд на свои сапожки.
Она чувствовала себя неуверенно в этой одежде. То ли дело спортивный стиль, надежно стоишь на ногах, ничего не мешает, не шатаешься, как коромысло, на высокой шпильке!
Иван, заметив, что жена чувствует себя стесненно, поискал глазами какой-нибудь стул. Но Арника его опередила. В самом темном уголке, возле высохшего цветка в широкой напольной вазе, стояло полуразвалившееся кресло. Арника направилась к нему и махнула мужу:
– Пойдем, Вань, посидим, а то стоять все равно долго придется!
Арника подошла к креслу и опустилась в него. Кресло заскрипело, Арника чуть не свалилась на пол.
– Осторожно, – снова расхохотался Иван, – ты в кабинет с фингалом явиться надумала?! Посмотрят на нас, решат, что мы ведем антисоциальную жизнь. Не заметила, что у кресла одной ножки не хватает?
– Заметила! – рассердилась Арника. – Я же не виновата, что у меня коленки дрожат, а единственный нормальный стул занят.
Арника аккуратно пристроилась на уголке кресла так, чтобы своим весом удерживать его в нужной позиции. Иван прислонился к стене рядом и замолчал. Арника понимала, что его смех, веселье напускные. Муж волнуется, а может и вовсе проклинает ее за то, что вытащила из теплого дома, уставшего и голодного, для того, чтобы торчать под кабинетом номер три, дожидаясь своей очереди. На часах – начало седьмого, а окно, на которое ссылалась женщина-специалист, у нее все никак не возникает. «Придется подождать, никуда теперь не денешься, раз пришли!» И чтобы занять себя, Арника начала осматривать длинный коридор: двери с одной стороны и столы – с противоположной. Всего было три стола, длинных, неуклюжих, с побелевшим от времени и влаги лаком. Они стояли вдоль стены, на которой висели стенды с информацией для посетителей. За одним сидела молодая женщина и что-то писала. Она поднимала глаза на стенды, потом размышляла и делала записи. Второй стол заняли дети, они сидели прямо на его рабочей поверхности и болтали ногами. Мальчик и девочка. На вид лет по семь-восемь. Дети не проронили ни едино слова за все время, что Арника с мужем были в здании отдела образования. А возле третьего, с краю, почти у самой двери, ведущей к выходу из здания, толпилась группа из пять человек. Трое, две женщины (одна молодая, вторая в возрасте) и пожилой мужчина, стояли близко друг к другу. Можно было заметить, что им неуютно и они жмутся один к одному. Чуть поодаль от них, присев на стол, как и дети, расположились мужчина и женщина. Совсем молодые, но очень неопрятные, растрепанные и нервные. Они вели себя демонстративно и пренебрежительно. В их манере поведения читалось нежелание находиться в этом длинном коридоре и явное несогласие с той ситуацией, в которой они оказались. Женщина что-то бубнила на ухо мужчине, потом она отрывалась от его уха и сердито посматривала то на детей, то на троицу поблизости. И когда она так делала, и взрослые и дети впадали в оцепенение. В какой-то момент молодая женщина потеряла самообладание, спрыгнула со стола и решительно направилась к двум женщинам и мужчине, при этом громко ругаясь матом. Казалось, она вот-вот бросится на своих оппонентов с кулаками. Те все втроем как по команде сначала побледнели, а потом начали одними жестами звать детей. Дети моментально покинули свой стол и, опасливо обойдя агрессоршу, быстренько подбежали к пожилому мужчине, прижались к его серой куртке и потупили глаза в пол.
– Ну, что, довольны? – напирала грудью молодая женщина. – Этого вы добивались? Чтобы детки родную мамку стороной обходили?
– Протрезвей сначала! – дрожащим голосом ответил мужчина. Потом откашлялся и продолжил более уверенно. – Не была б ты женщиной, врезал бы хорошенько по твоей дурной башке.
– Чего? – вопила женщина. – Вовчик, а ты что молчишь, а? Почему не заступаешься?
– А я-то что, что я? – мямлил молодой мужчина, оставаясь на поверхности стола. – Что я? Ты эту кашу заварила, а мне-то что, твои же дети! Ну, то есть наши, воспитание твое, что я…
– Что ты… Ничто, все молчишь, паразит проклятый! Деток наших вот эти уроды забрали, а тебе все ладушки.
– Молчи, дрянь! – не выдержала женщина постарше, по всей видимости, жена мужчины в серой куртке. – Молчи. Это мы уроды? Детей твоих растим и мы уроды! Ты хоть раз узнавала о них, спрашивала?
– А когда мне было, эти вот, – молодая женщина махнула головой на кабинет номер три, – заставили работу найти, вот я и работаю! Думаешь, легко тротуары мести? Когда ходить-то, спрашивается?
– Была бы хорошей матерью, нашла бы время! – не унималась женщина.
– Ой, можно подумать! Вы тоже хороши, знаем, знаем мы таких сердобольных, не просто так, а ради денежек!
– Молчи, тварь! – дрожал от злости пожилой мужчина.
– Пап, ну не при детях, – взмолилась молоденькая девушка, которая все это время, молча, наблюдала за происходящим, одной рукой схватившись за лицо.
– А что, доча, не при детях, они еще и не то слышали! Мало ты их по улицам потаскала, – обращался он снова к матери детей, – заставляла, заставляла ведь побираться! Лерочка мне все рассказала.
– Лера, сволочь, я прибью тебя! – кричала женщина, уже адресуя свою злобу девочке. – Посмотри на меня, гадость ты этакая! Когда я тебя, дурынду, попрошайничать заставляла? Молчишь, молчишь, баранья башка?!
– Прекрати немедленно! – прервал пожилой мужчина. – Как тебе не стыдно, это же дети! Вот Лерочка сейчас в хоре поет, Степка на футбол ходит.
– Ха-ха, – надрывалась в истеричном смехе женщина, – Степ, правда, что ли, ты же малохольный у меня, а теперь футбол?! Быстро вы у меня переобулись, скоро мамку позабыли…
– Мама, не надо, перестать, нам стыдно! – еле слышно прошептал мальчик.
– О! – подняла указательный палец вверх женщина. – Вспомнил-таки, поганец, что я мамка вам, иудам!
– Ну, не надо, мама, прошу, ну, стыдно! – уже рыдал мальчик.