Птенец кукушки. Отдать в хорошие руки!

– Вот так, Ванечка, всю жизнь свою проспишь! – рассердилась Арника. – Все мне одной нужно делать: и слушать, и с людьми общаться, и конспекты на лекции писать.

– А что, нас на эту лекцию как на занятие загоняют? – удивился Иван, который со школьной скамьи терпеть не мог писать под диктовку.

– Ну, что-то вроде этого! – кивнула Арника. – Хорошо, что я блокнот и ручку взяла!

Группа напряженно ждала, когда же начнется лекция. На улице давно стемнело, мокрый снег превратился в крупные ледышки, которые с бешеной силой молотили по холодным стеклам больших окон здания. Мужчины посматривали на часы. Время позднее, а еще всем добираться в битком набитом транспорте до своих теплых домов! Женщины тоже нервничали, как-никак об ужине нужно позаботиться, да и бытовых дел хватает. Поэтому, когда в холл вошла Дарина и пригласила всех в актовый зал, группа облегченно выдохнула.

– А сколько длится лекция? – спросила женщина-врач и погладила подушку под свитером, словно там жил маленький ребенок, который, так же как и его мать, очень устал от ожидания, а им еще утром бежать на работу.

– Часа два, не больше, – улыбнулась Дарина, – но это того стоит. Марина Николаевна – настоящее сокровище! – и Дарина махнула рукой, чтобы группа следовала за ней по темному коридору, ведущему в актовый зал.

Актовый зал был залит ярким светом. Вошедшие люди зажмурились, некоторые схватились за глаза, привыкшие к приятному полумраку холла.

– Занимайте удобные для вас места, – скомандовала Дарина, не переставая улыбаться, – я удаляюсь, оставляю вас наедине с нашим специалистом!

Арника прошла по проходу, направляясь к первому ряду сидений, и потянула Ивана за собой.

– Здесь слышно лучше! – шепнула она мужу и плюхнулась в мягкое кресло, которое показалось спасением после жесткого стула.

Иван рухнул рядом. Он все еще казался сонным, а яркий свет взбудоражил его, заставил глаза покраснеть, а кожу сделал белой как пергамент.

«Ой, какой же он уставший! Одни руки чего стоят – с венами, похожими на синих объевшихся удавов!» – подумала Арника, осматривая лицо и запястья мужа. Сердце сжалось от боли. Потом она, чтобы не впасть в уныние, перевела взгляд на центр актового зала. Там стояла облезлая живая ель. Веточки снизу были безжалостно ободраны десятком любопытных рук и новогодними хороводами. Стеклянные игрушки, еще советских лет, украшали ель только от середины и до самой макушки, видимо для того, чтобы их тоже, как и ветки, не ободрали дети. Возле ели, широко улыбаясь, в ожидании, когда все рассядутся, стояла невысокая женщина. Она была хороша собой. Среднего телосложения, средних лет. По таким дамам невозможно определить, сколько времени они провели в земном существовании, может, годков двадцать шесть, а может, и все пятьдесят. Ее лицо было ухоженным, холеным, как и руки, которые она держала замком в районе слегка выпирающего животика, обтянутого дорогим узким платьем с легким намеком на деловой стиль. Темные волосы волнами лежали на плечах. «Голливудская укладка», – подумала Арника. Сама она никогда ее не использовала, уж очень искусственными получались пряди. Внешне женщина располагала к себе. Но все же что-то в ней отталкивало! Арника присмотрелась и поняла – это украшения. Их слишком много. Стоя рядом с новогодней елью, женщина ничем от нее не отличалась. Две золотые цепи норовили забраться в ее декольте. На одной – массивный крест. Еще чуть-чуть – и можно на купала водружать! На пальцах – огромные печатки. В ушах – агрессивно скалят свои грани бриллианты, размером с хороший рыбий глаз. «Ух, – зажмурилась Арника, – явный перебор! Золото, бриллианты и реабилитационный центр со сломанными детскими судьбами. Мерзко!»

– Ну, раз все, наконец, заняли свои места, – начала свое выступление женщина, – я представлюсь. Зовут меня Марина Николаевна Потапова.

Голос женщины растекался по залу как тягучий приторный бальзам. Прежде Арника никогда не слышала подобных голосов, низких, бархатных, заставляющих слушателя погружаться в гипнотическое состояние. Арника глубоко вдохнула и почувствовала аромат духов Марины Николаевны. Запах был таким же сладким, как и голос его обладательницы, с насыщенным медовым оттенком. Сначала он был легким, приятным, но потом запах усилился, сделался невыносимым. Арнику затошнило. Она не любила мед, как и сладкие запахи. В парфюме Арника отдавала предпочтение мужским ароматам, с горьковатой ноткой древесины, замши, можжевельника и лаванды.

– Я сотрудник центра усыновления, в который вы непременно придете за детьми, если районные отделы образования не смогут подобрать их из своих резервов, – продолжала свою торжественную речь Марина Николаевна. – Встречаться мы будем раз в неделю, приблизительно в такое время, как сегодня. Всего у нас с вами пять занятий. Потом вы пройдете психологическое тестирование, получите заключение психолога и посетите наш центр. Дальше я буду работать с каждой семьей по отдельности. Но хочу вас предупредить, чтобы вы не теряли связи друг с другом, потому что в трудных ситуациях вы сможете поддерживать один одного. Вы тот самый пласт…

– Подождите, – громко выкрикнула женщина-врач, которая пристроилась на самом дальнем ряду, ближе к выходу, – что вы несете? Зачем это я должна поддерживать связи со своей группой. Хватит нам того, что мы здесь друг на друга пялимся, это нарушает тайну усыновления. Не хотелось бы встретить кого-нибудь из одногруппников на улице, когда я буду идти с ребенком. Вы и так нам проблемы создали! Подобные занятия должны проходить анонимно.

– Ну, знаете ли, – возмутилась Марина Николаевна.

– Не знаю! – резко оборвала ее женщина-врач. – И хватит называть нас пластом! Какой мы пласт? В первую очередь каждый из нас человек!

– Успокойтесь, пожалуйста, – попыталась сделать свой голос как можно мягче Марина Николаевна, – я понимаю ваши амбиции, но все же, если вы все сюда пришли, – обвела она уверенным взглядом группу, словно старалась подавить внутренний протест людей, которые кивками головы поддерживали доктора, – то следует забыть о себе полностью, раствориться в нуждах будущих детей! Вы пласт, потому что вы усыновители! Что-то вроде масла между двумя кусками хлеба. Один кусок – это государство, второй – ребенок. И выбросите из головы мысли о том, что все дети – это отказники, рожденные девушками-студентками и оставленные в роддоме из-за страха позора. Это мифы, и подобных матерей не существует! А есть женщины-биоматери, лишенные родительских прав по причине пьянства, совершения преступлений, наркомании и проституции. При этом лишенные уже не в первый раз. О генах я ничего слышать не хочу!

– Вы, конечно, можете отрицать, но поверьте, гены пальцем не раздавишь! – снова вступила в полемику доктор.

– Так-то оно так! – не дала ей договорить Марина Николаевна. – Только и у благополучных родителей иногда рождаются настоящие монстры. Нужно много работать, чтобы ребенка из системы сделать настоящим членом общества.

– А что же ваша система не старается, за наши налоги могли бы и потрудиться! – встряла в разговор странная парочка. Как оказалось, девушка и парень имели уникальную способность говорить хором, словно думали одинаково.

Марина Николаевна сделала вид, что не расслышала их, и пустилась в долгий монолог о детях из системы. Она рассказывала о потерянных привязанностях, о постоянном обжорстве, даже у грудников, о медовом месяце после усыновления и об адаптационном периоде, который может длиться годами. По ее словам выходило, что если ребенок ведет себя после усыновления агрессивно, то это просто замечательно. Если он срывает обои, крушит мебель, подворовывает – значит, малыш доверяет усыновителям.

Арника сидела, округлив глаза. На ее коленях лежал блокнот, в котором она не сделала ни единой записи. Ее руки дрожали, как и руки Ивана. Они насколько раз переглянулись, и во взгляде читалось одно: «На кой черт нам эти проблемы?!»

– И еще я хочу добавить, – продолжала Марина Николаевна, – детям хорошо в системе. Они прекрасно себя чувствуют без вас. И если вы решили, что станете избавителями ребенка от сиротской доли, то поскорее снимите костюм «супермена» и придите в себя. Усыновление нужно в первую очередь вам, а не им. Это вы не можете иметь собственных детей, это ваши проблемы! А тайны из усыновления, тем более, делать не стоит. Это я вам, как специалист, говорю. На моем веку столько семей было, которые свою жизнь превратили в ад: переезды, обмены, новые города – ничего не поможет. Всегда найдется, тот, кто откроет ребенку правду. И вот тогда, поверьте мне, вы станете врагами для него, он не оценит ваших стараний, ничего не оценит!

Арника обернулась и посмотрела на группу. Женщины сидели красные, как и мужчины. Это был удар ниже пояса. Получалось, что ребенок – это коронованное существо, которому все дозволено, а усыновитель – черный холоп, который должен ему прислуживать. И вовсе не страшно, если ребенок уничтожит все семейное имущество, холопы терпеливые, снова заработают. Более того, Арника узнала, что в случае морального непринятия семьей усыновленного ребенка, отменить усыновление будет крайне нелегко. И членам семьи, если вдруг суд вынесет решение об отмене усыновления, придется платить алименты.

«Ничего себе, думала Арника, – выходит, дети защищены полностью, а усыновители никем и никак. Хотя, с другой стороны, мы люди взрослые. Никто не станет сражаться с обездоленным малышом. Да и как это вообще возможно, взять ребенка из детского дома, а потом снова отправить его туда же!»

В самом конце лекции, пытаясь убедить слушателей в том, что не стоит делать тайны из усыновления, Марина Николаевна рассказала сказку о медведях, которая очень умилила Арнику. Эта трогательная сказочка, сочиненная одним из усыновителей много лет назад, заставила Арнику сначала улыбнуться, а потом и вовсе уверовать в правильность их с Иваном действий. И придет время, а оно обязательно придет, их деяния возблагодарятся.

Данная версия сказки о медведях предназначалась для того, чтобы рассказать взрослеющему ребенку о его происхождении. Смысл заключался в следующем: необходимо посадить перед собой малыша, который начал задаваться взрослыми вопросами и положить перед ним трех медведей. Два из них непременно должны быть одного цвета, а третий – полностью отличаться и по форме, и по цвету, и по внешнему облику. А потом рассказать сказку: «Жили-были два медведя. Мама и папа. И не было у них медвежат. Решили медведи пойти по свету и отыскать своего малыша. Шли они очень долго, измучились в пути и забрели в сказочное царство, в котором жил маленький медвежонок среди лесных зверят: лисичек, зайчиков, волчат и ежат. «Ой, какой хорошенький!» – сказала мама-медведь. «Ой, какой миленький!» – воскликнул папа-медведь. «Да это же наш сыночек!» – прокричали они оба. «Почему я ваш? – удивился медвежонок. – Я же совсем не похож на вас, у меня шубка голубая, а у вас белая!» «Ну и что? – ответили медвежонку мама-медведь и папа-медведь. – Посмотри, у нас, как и у тебя, четыре лапы, хвост-помпон, ушки-баранки, глазки-бусинки и рот, который умеет рычать. А цвет шубки – вовсе не главное. Главное, что мы тебя отыскали и любим больше жизни!»

После нехитрого рассказа с малышом непременно стоит подурачиться и совершить групповое рычание. А потом завершить сеанс признания совместными объятиями.

Слушая сказку, Арника уже представляла красочную картину в их гостиной перед камином, в котором должны потрескивать сухие дрова. На пушистом белоснежном ковре Арника видела свою темноволосую девочку, с удивительными огромными глазами, в розовом платье. Рядом – улыбающийся Иван, который с любовью смотрит то на Арнику, то на их малышку. Арника рассказывает сказку о медведях, девочка слушает ее, открыв рот, и когда сказка заканчивается, девочка благодарно целует Арнику в щеку. Они обнимают друг друга, Арника плачет от счастья, а Иван гладит ее по голове. Потом они дружно рычат, очень-очень долго, до тех пор, пока не начинают чувствовать себя уставшими и голодными, как самые настоящие медведи. И тогда Иван берет телефон, не желая мучить жену поздним ужином, и звонит в ресторан. А через полчаса им на дом доставляют горячую пиццу в трех коробках. В трех коробках… Здесь картинка вдруг поблекла, растаяла, и Арника пришла в себя. «Почему в трех коробках? – спохватилась она. – В трех коробках, это было до нашей девочки. Одна – для Ивана – с беконом, вторая – для меня – с тунцом и морепродуктами, а третья – для Рикки – пицца „Маргарита“. Значит, в будущем должно быть четыре коробки! Нет, так не пойдет! Рикки не сможет больше лакомиться с нами пиццей. Ему предстоит питаться отдельно. Ой, бедный мой волк! Но в доме появится ребенок. А для детей близкие контакты с волками, пусть и одомашненными, опасны! Рикки может отобрать еду или зубами за руку ухватиться. Ах, ты, боже мой, совсем запуталась! Что же делать?! Я люблю Рикки, он мой сыночек, но и настоящего ребенка тоже хочется, чтобы как у всех! Неужели, действительно, придется выбирать?!»

– Арника, бельчонок, – как сквозь сон услышала Арника голос своего мужа, – с тобой все хорошо, ты красная?! Давление подскочило? Пора ехать, лекция закончилась, Рикки полдня один сидит голодный, поторапливайся!

Арника потерла горячий лоб, поправила челку и осмотрелась. Марины Николаевны не было, группа быстро покидала актовый зал. Возле выключателей стояла уборщица в синем халате. В ее руке было пустое ведро, которое сердито позвякивало. Женщине не терпелось поскорее избавиться от посетителей, чтобы убедиться в чистоте пола, погасить свет и запереть двери. Арника быстро подскочила со своего теплого места, застегнулась, и они с Иваном направились к выходу, лишь бы ведро уборщицы перестало зло бренчать.

Арника и Иван ездили в реабилитационный центр на занятия, как на работу. Арника быстро привыкла к поездкам, ей они даже нравились, это был лишний повод нарядиться и сделать шикарный макияж. А Иван все никак не мог смириться с бесполезно потраченным временем. Потому что на лекциях им ничего сверхважного не рассказывали. Да, они обсуждали некоторые моменты усыновления, рисовали глупые рисунки и больше ничего. Арника же, наоборот, с большим удовольствием входила в зал, присаживалась возле потенциальных усыновителей. И если до лекции оставалось несколько свободных минут, то девушка оживленно болтала с ними. В результате подобной болтовни, совершенно пустой на первый взгляд, Арника пришла к выводу, что дожидаться грудника лет пять не будет! Очереди уж слишком длинные! И ей не стоит зацикливаться только на девочке, сотни великолепных мальчиков прозябают в детских домах, а из них могли бы получиться отличные сыновья, настоящие мужчины, гордость матерей. Немного подумав и посовещавшись с Иваном, Арника поняла, что запросто могла бы стать матерью для трехлетнего мальчишки. Особенно, если муж не возражает. Главное, чтобы тот был психически здоров. На счет психического здоровья Арнику опытные усыновители предупредили. Дети из системы фактически все страдают задержкой речевого развития, а иногда и психического. Поэтому при выборе ребенка нужно смотреть в оба глаза. Арнике рассказали о женщине, которая усыновила мальчика, а он оказался больным шизофренией. Вот тогда Арника испугалась по-настоящему. Она допускала, что их усыновленный малыш может быть болен: проблемы со зрением, слухом, или сердцем. Но только не психические расстройства! Подобного Арника не допустит, потому что их с Иваном ребенок должен унаследовать все имущество, умело им распоряжаться и перенять дело своих отца и матери. Конечно, Арника не имела внутренних сил на то, чтобы попрощаться навсегда со своей мечтой иметь девочку-грудника с чудесным именем Даниэлла, но на всякий случай подготовила для себя запасной вариант в виде здорового трехлетнего мальчика.