А одна моя хорошая, даже прямо очень хорошая знакомая, Наташка Романова, с которой я до сих пор по вечерам коньячком душу грею, которая еще может кучу мужей поменяет, а подругой моей закадычной останется навсегда, сказала, что нынче истории без «мяса» не катят. Ну, вот, вроде оно самое «мясо-то» и началось, стало быть эта история из меня, как была, так и поперла. История выживания души из человеческой плоти, история выживания человека среди особей с калькулятором вместо души и совести. Раз уж время такого выживания наступило, то пусть оно само так и идет.
Пришла Лилька, как всегда, в последнее время, мрачная. И Юлька, конечно, понадеялась, что может быть та и не заметит ее нынешнего состояния, при котором она, как бы не совсем в себе. Правда, один раз, с непривычки, Юлька опрокинула стул и разбили стакан, и осколком поранила палец.
От упавшего стула Лилька поморщилась, от разбитого стакана гневно зыркнула в Юлькину сторону. Юлька бросились собирать осколки.
– Осторожно, руки! – Крикнула Лилька и, подбежав схватила Юльку за запястье. Из большого пальца торчал полутора-сантиметровый конец глубоко засевшего осколка, который без труда вынули, но кровь, вопреки всем правилам, не закапала и даже не выступила. А когда сели ужинать, у Юльки не то, чтобы не было аппетита, просто испытывать свое реанимированное естество, в присутствии любимой подруги она не рискнула. К тому же, чувство голода, видимо, тоже пропало.
Вот, таким образом, Юлька и «живет», если теперь это слово подходит к той, у которой не бьется сердце, не потеют подмышки, которая больше не пользуется сортиром, а только подолгу стоит под холодным душем. Зато сердце не болит. Ну. не то, чтобы не болит, а его, как бы нет. И Юлька перестала дышать. Она не сразу это заметила но, однажды, поднимаясь пешедралом по эскалатору метрополитена, обнаружила, что совсем не задыхается, вот тогда-то она и поняла, что не дышит вовсе.
А, ведь, это не правильно! Все животные, в том числе и человек, дышат, поглощая из окружающей среды кислород и выделяя в нее углекислый газ. Поскольку, кислород необходим для окисления органических веществ. Именно освобождающаяся при этом энергия, расходуется на все процессы жизнедеятельности. Может Юлька была нерадивой школьницей и чего-то пропустила на уроках, не прочитав ни разу про другую вероятность существования живого организма? Ведь, если сердце не работает, значит, оно не толкает кровь по жилам, и все клетки Юлькиного тела не снабжаются постоянным источником энергии. Как же она живет? Обнаружились еще несколько утраченных чувств, отсутствие которых можно было бы только приветствовать, если бы не приходилось постоянно следить за собой, за каждым членом своего тела. Значит, утрачены основные свойства нервной ткани – возбудимость и проводимость. Юлька больше ничего ни ест. Оказывается это совсем не обязательно. Достаточно смачивать глотку водой и, время от времени, прикасаться пальцами к оголенным контактам, не до конца вставленной в розетку вилки какого-нибудь электроприбора. Она больше не спит и не хочет спать. Просто ложится одновременно с Лилькой и тихо ждет, когда та крепко заснет.
Жизнь не кино и ужастики в ней, конечно, могут случаться и по круче, но такие…
А Юльке с этим надо как-то жить, но как?
Так вот она, доля мытяря, слоняться по ночному городу изнывая от тоски.
За смертью
У Биржевого моста Юльку нагнал автомобиль с четырьмя оловянноглазыми «спортсменами». Пригласили с ними покататься.
Юлька уже не верила в благополучное выздоровление и, как раз брела искать окончательную смерть вне дома. И, дабы не заморачивать Лильку похоронными процедурами, решено было загнуться так, чтобы в морге не опознали.
«А почему бы и нет?» – сказала Юлька и села в машину. От ее голоса мальчики притихли. Юлька сама теперь балдела от собственного голоса. Он у нее и раньше-то был ничего, а теперь густое грудное контральто с резонирующим оттенком, как будто из динамика качественной голосовой аппаратуры.
– Давайте ка ребята к Исаакию повернем – там хороший индийский ресторанчик.
– Ты, подруга, сиди, и нам карты не путай, у нас свои дела.
– А зачем тогда в тачку пригласили?
– А то ты не знаешь зачем? Сиди, пока сидишь, и помалкивай. В чужую машину со своей кассетой не садятся. У нас тут своя музыка.
Юлька, хоть и соображала, что ее невинная прогулка по ночному Питеру должна была бы закончиться не счастливой развязочкой, а для таких, как они, одноклеточных качков, ее променад под фонарями может означать исключительно промысловый выход на панель и не более того. Она конкретно попала в традиционно мерзкую ситуацию, из которой возможны только два выхода: Или смирно и тупо перетерпеть, чтобы потом всю жизнь, вспоминая этот кошмар, загодя ненавидеть все мужское население планеты, или отбиваться до тех пор, пока тебе не вышибут мозги, и ты больше никогда не вспомнишь этот кошмар, а может и саму себя лично тоже не вспомнишь. А может тебя растерзанную догрызут на ближайшей помойке бродячие собаки. Но лучше всего вызвать к себе отвращение, чтобы, так и не наигравшись, отметелили до смерти. А там уж пусть и собаки…
– Конечно, конечно! Какие могут быть возражения? На чьей подводе едут, того и песни поют. Ну, я то, может, и знаю зачем в вашей тачке сижу, а вот ты, шелудивый, похоже уже подцепил. С конца у тебя закапает завтра утром. Я-то что, я «нержавейка», с меня, как с гуся вода. А вот то, что пропустив мою шкуру по кругу, ты наградишь весь свой экипаж гнусявой заразой, это правда.
Машина завизжала на тормозах, крутанулась на скользкой дороге и встала. Юлькин разъяренный оппонент выскочил, как ошпаренный, обежав автомобиль сзади, распахнул дверцу, и остервенело выволок Юльку в сугроб. Будет бить. Юлька в этом не сомневалась и особо ни на что хорошее не надеялась. Только знала – боль для нее не существует. Но какие возникнут повреждения?..
От первого удара ботинком в живот, проснулась древняя лютая сучья ненависть и обида за весь бабский род. Падая, Юлька изо всех сил ухватила парня за ногу и крутанула ее. Силы-то оказались не малые. Юлька даже и не догадывалась, на что нынче стала способна. Нога у парня как-то хрустнула, тот рухнул, скрючился и завыл. Из машины больше никто не вышел. Она развернулась и газанула в ночь, выпустив Юльке в спину автоматную очередь. Конкретные пули изрешетили Юльку, застряв где-то в легких, сердце и печени. А она встала, как ни в чем ни бывало, попинала еще чуток своего обидчика и пошла дальше, мурлыча под нос песенку любимой, но уже стареющей певицы:
Вольные крылья мои
склеились там, за спиной.
Жжет под лопаткой, болит —
я не с тобой, не с тобой,
город восставший от сна,
город прозревших детей.
Оздоровления знак
отзвук тревожных вестей.
В небе душа, высоко.
Тело прибито к земле.
Боль по хребту тесаком —
красные угли в золе.
Боль моя, шалый звонарь,
в колокол бешено бьет.
Старой гитары струна
вторит, гудит, не дает
музыку нашу забыть,
вольную музыку слов.
Не улететь, ни уплыть,
плоть прошибает озноб.
Я же живая еще!
Я же могу с вами спеть!
Годы, морщины не в счет,
только бы снова взлететь.
Утро уже впереди,
скоро закончится ночь.
Как бы не сбиться с пути,
бреда вранье превозмочь,
в город вернуться родной,
чтобы дойти до конца
и грозовою весной
смыть злую порчу с лица.
А действительно! Может это просто какая-то злая порча, такая злая, что ее даже смерть не берет? Да, смерти на этот раз не случилось. Зато Юлька вспомнила про одну славную медсестричку, которой она могла бы доверить на просмотр свою неумирающую плоть.
Ее звали Маринка и она жила на Большой Зеленина Петроградской Стороны. С похотливыми «ёжиками» Юлька заехала на стрелку Васильевского Острова, но можно прогуляться и обратно на Петроградку. Тем более, что гулять придется до утра. Не будить же человека среди ночи.
Юлька решила побродить по Васильевскому. На 4 линии грабили ночной ларек. Один спортсмен продавщицу за волосы до плеч вытащил из окошка и, заткнув рот ее же шапкой, тихо уговаривал не рыпаться. А другой, взломав дверь, вытаскивал товар и аккуратненько загружал его в близстоящую «копейку».
Юлька подошла тихонько и как рявкнет: «Ну, шо? Работаим?» От неожиданности продавщицу из рук выпустили, от чего она истошно заорала, а тот, который тачку загружал, выронил коробку, выхватил из багажника монтировку и по всем правилам фехтования к Юльке подскочил. Юлька руками за его монтировку хвать и давай вертеть вокруг себя. Эти не стреляли. Так все побросали, в тачку заскочили и отъехали. Их уже и след простыл, а Юлька из бешеного фуэте никак выйти не может. Продавщица воет, Юлька крутится – кино, да и только.
– Отключай, красотка, сирену. Сейчас менты заявятся.
– Ой, спасибо тебе. Они, хоть кассу тронуть не успели. Да никакие менты больше сюда не заявятся. Ты ж их сама и спугнула.
– Ты хочешь сказать, что это были…
– ОМОН подхалтуривает. Хозяйка «крыше» вовремя не доплатила.
– Много взяли?