Свободный полёт. Фантастические повести

А дальше, только крутится в башке, что бежит, высунув язык, вдоль нескончаемого забора…

Соображение же включилось, когда проснулась с жуткой головной болью на полу, на матрасике, в обнимку с дрожащей и поскуливающей Трезоркой, за шкафом, в своей коммунальной комнатенке и поняла, что ее Лилька там, с другой стороны шкафа, на их свежекупленном и очень даже уютном диванчике и не одна…

Вот тут-то Юлька и вспомнила его, того самого прилизанного крысеныша, постоянно шныряющего в курилке, у буфетной стойки, у дверей их макетной мастерской и неизменно сидящего ненароком, слегка, только краешком правого полужопия на мраморном подоконнике в кабинете начальника первого отдела. Она вспомнила его, но было поздно. Ей и в голову не могло прийти, что это серое существо, именуемое Веня Цыпин, в стенах других учреждений носило майорские погоны с ГэБэшной расцветкой двух тоненьких полосочек.

Тот, из-за кого ушла из жизни их главный инженер проекта Антонина Николавна, кто растоптал судьбы самых лучших инженеров, сегодня скользким солитером вполз в Юлькину постель.

Если дым стелется по земле – вернись и выключи утюг, если поднимается столбом – можешь не возвращаться. Кончилось счастье, рухнуло! И уже все равно по чьей вине. Разбитую чашку, как ни склеивай, а она все равно разбита.

А может если любовь закончилась – она и не начиналась? Сначала сбежала Трезорка. Не пропала, не потерялась, а просто конкретно сбежала в соседний двор, в коробку из под бананов. Юлькина кислая рожа ее достала. А Юлька даже обратно звать собаку не кинулась. Ушла? Ну и хрен с ней!

А в комнате завелась крыса. И первое, что она сделала, это пробралась в Лилькин картонный домик, нагло прогрызла в нем приличную дырку, расшвыряла там всю обстановку, вместе с Юлькиными куколками, и стала жить.

Ой, Лилька, Лилька! Что ты натворила? С каким гадом ты в койку залетела? Он же пидор голимый, из латентных мудаков, который миллион баб перетрахать готов, чтобы всему свету доказать обратное! И на каждом углу кричит: «Я мужчина!». Да, разве натуральный мужик будет так надрываться? И прицепился он к тебе неспроста, мозгами пораскинь, чего ему от тебя надо?

И не станет Юлька гонять крысу. Пусть живет, падлюка, раз ей приспичило. В доме зря крысы не заводятся.

В конечном итоге, ему, этому пидору из спецуры, приглянулась загородная квартира Лилькиной родни, которой он возжелал завладеть, во что бы то ни стало, для внедрения туда своей законной супруги, которую всем офицерам, не взирая на их личные предпочтения и наклонности, полагается иметь, и выращивания своего потомства, которое уж у майора-то всяко должно быть. У ГэБэшного майора губа не дура. Шутка ли, квартира на Оранжерейной улице города Пушкина! Это же дворцово-парковая зона! И он надрывался изо всех сил, трахая Юлькину возлюбленную, пока не получил обменный ордер. И Лилька, с мамой и бабушкой, оказалась в обшарпанной хрущебе на Пискаревке, с ревущими поездами под окнами.

Собутыльница

Предостережения, по поводу господина офицера, раздражали Лильку. Когда же предсказание сбылось, ей оставалось только возненавидеть Юльку, хотя бы за то, что «накаркала». Но деться, со своей ненавистью, Лильке было некуда, дома бабушке и матери в глаза смотреть невмоготу. Так что дубликаты ключей от Юлькиного жилища на Петроградке, с роскошным видом на Петропавловку из окон, и станцией метро под боком, по-прежнему оставались ее ключами. Живая прелесть самой Петроградки, с ее архитектурой и устоявшимися традициями, а не примитивные хрущебные пятиэтажки, в которых невозможно представить себя живущей в легендарном Питере, тянула Лильку в сей дом. Юлькино же присутствие в этом доме, рисовало на Лилькином лице чувство брезгливости и омерзения. Черная аура неприязни вытесняла Юльку из ее комнатенки, и вечернему досугу на диване, у телевизора, она предпочла коммунальную кухню.

Юлькина соседка по квартире, незамедлительно решила воспользоваться сложившейся ситуацией. Будучи одинокой дамой, страдающей запущенным алкоголизмом, на почве личного неустройства в быту, она испытывала весьма нездоровый интерес ко всем чужим индивидуальным жизням, и обладала богатейшим воображением, и могучей фантазией на тему секса, а тем паче нетрадиционного. Мамаша малолетнего торговца мелкорозничной анаши, в миру, являлась строгим главбухом СпецМашДорСтроя, расположенного во дворе дома художника Кустодиева, что на улице Введенской, ближе к Большой Пушкарской.

– Я знаю про тебя все – сказала она и, достав с Юлькиной полки стакан, плеснула ей из своей бутылки.

– Это моя жизнь! – привычно окрысилась Юлька.

– Думаешь, я не понимаю, что у вас там с Лилькой? – Приторно улыбнулась она…

Встать и уйти, показалось Юльке унизительным жестом. Она предпочла сидеть и с наглой улыбкой тянуть соседское пиво. Через пару часов, после седьмой бутылки (сачковать в подобных ситуациях Юлька навострилась), соседка. умываясь слезами, расписывала ей свою нелегкую жизнь.

Юлька рассеянно слушала, потягивая пиво и думая о своем. В голове вертелись строчки Роберта Бернса.

Для пьянства есть такие поводы:
поминки, праздник, встреча, проводы,
крестины, свадьба и развод,
мороз, охота, Новый год,
выздоровленье, новоселье,
печаль, раскаянье, веселье,
успех, награда, новый чин,
и просто… пьянство – без причин.

А под строчки шотландского поэта стучалась навязчивая совесть. Она стучалась, кричала и зудела: «Юля! Кончай пить!»

Этот банкет на коммунальной кухне повторялся буквально через день, на протяжении недели. Ничего нового из соседских постоянных рассказов более не вытекало. И вот, однажды, во время очередного просмотра одного и того же фотоальбома, в котором самым старым фотографиям не было и семнадцати лет – Юлька молча встала, и ушла спать. На следующий вечер Юлька закрылась в своей комнате и не вышла. Еще через вечер, когда соседка ворвалась в опрометчиво незапертую дверь, Юлька выставила ее вон.

– Ах так? – закричала соседка. – Ну и засрись! – и сорвала с туалета картинку с писающим мальчиком, которую еще так недавно любовно приколачивала, оказывается для Юльки. – И живи теперь в сарае! – твердила она, утаскивая, наконец из кухни вечно орущий приемник и сколупывая со стен плакаты грудастых телок.

Началась жестокая коммунальная война с отключением газовой колонки, когда Юлька принимает ванну, гашением света в сортире в момент ее там заседания и объявлением, что здесь такая не живет всем звонящим в Юлькину дверь и по квартирному телефону.

Хронически уторченый, от непрерывного потребления анаши, соседский недоросль, по дворовой кличке Жаба, снова попал в мамкино поле зрения. Лишенная внимательного слушателя ее околесицы, она набросилась на свое чадо с педагогической любовью, подключив, заодно, его и всех захожих покупателей-наркоманов на непримиримую борьбу с Юлькой. В коридоре ее подлавливали недотыкамки-подростки так, что еле успевала уворачиваться и отбиваться. За стеной круглые сутки грохотала техно-музыка. Из-под дверей в Юлькину комнату струился едкий дым, от которого голова шла кругом, и очень тянуло сигануть в окошко, с четвертого этажа, на заманчиво блестящие трамвайные рельсы.

Когда везение отворачивается, зубы ломаются даже от творога. Так Юльке и надо! Кто виноват? Ездила бы себе в Финляндию и обратно, крутила бы свой товар, стругала бы денюшку… Еще бы чуток и на отдельную квартиру накопила. Нет, надо тебе в Питере сидеть, заработанное просерать, караулить, чтобы Лилька кого в твою хату на перепихнин не привела. От и сигай, кувыркайся теперь из окошка, да под трамвай. Только в наше-то время этот трамвай так редко ходит, что ты своей смертушки не дождешься.

Драка

Нарезает Юлька по району круги – домой ноги не идут. А навстречу ей подруга детства и юности Анютка-Нюрка со своим супругом Николаем.

– Привет!

– Привет!

– Давно не виделись! Идем к нам пиво пить.

А чего бы не пойти? И пошла. У Нюрки с Николаем своя фирма процветает. Они процесс так наладили, что все на мази само фурычит, работники работают, а они гуляют и вечерами пиво пьют. Умные люди. Юлька так не умеет. Не умеет и не любит другими командовать. Нет у ней командирских задатков и организаторских способностей. Вечерами пиво пить она, конечно, тоже не против, но вот весь день просто гулять никакого терпения не хватит, обязательно руки зачешутся и тоска нападет. Может потому-то Анютка с Николаем на крепленое пиво налягают и перекуром с травкой частят, что на таком пиве и простых цыгарках тоска не скоро глушится? Вот под крепленое-то пиво с креветками и сервелатом, слово за слово и у Нюрки с Николаем на ровном месте спор вышел нешуточный, дело до драки дошло. А Юльку на том пиве наоборот добродушие нечеловеческое обуяло и она, в неутолимой жажде супругов помирить, встряла промеж ними.

– Юлька! Ты мне подруга или где?

– Подруга!

– А раз подруга, так тресни Кольку по башке!

– Юлька, ты Нюрку не слушай! Сама знаешь, как я ее люблю. Давай лучше помоги мне ее скрутить и спать уложить.

– Юлька, если ты сейчас будешь за Кольку, то ты мне больше не подруга! Я сама тебя тресну так, что ты…

Как долго они там препирались неизвестно, известно только, что дело кончилось дракой, при которой Юлька зачем-то выпрыгнула из окна четвертого этажа.

И скрутила Юльку нестерпимая боль, да так, что она только и видела, как опять бежит вдоль забора, высунув язык из разинутой пасти…

Традиционный кошмарный сон продолжался довольно долго. Когда боль, наконец отпустила, и стало невероятно легко, Юлька вздохнула глубоко и свободно. И не вздохнула, не выдохнула. Почему-то этого больше не потребовалось. Ощущение безумной жажды летать. И она полетела.

От хрен вам, чай не птица! Натянутый провод трамвайной линии затормозил полет, но физического столкновения с ним не произошло. Может Юлька умерла? Внизу, на рельсах, очень некрасиво скрючившись, лежали ее останки, испражняя остатки экскрементов. Как она там оказалась? Вроде бы только что с Наташкой и ее мужем пиво пили.

Короче, лежит Юлька на трамвайных путях вся никакая, не моргая, в вечернее небо таращится. Отвратительная действительность, которую Юлька, как-то не предусмотрела, уходя из этой жизни. Надо ж было так на чужом косяке задрыгаться! Честно говоря, Юлька не собиралась умирать, а посему совершенно не была готова. Скоро придет домой с работы Лилька. А у ней слабое сердце, она и так постоянно не в духе, а тут еще Юлька Икаром недолетным букву зю посреди дороги изображает. Надо бы как-то попробовать вернуться. Но эта жуткая боль с таким свистом вышибла Юльку из собственной тушки. что она совершенно не заметила, откуда вылетела. И как ей теперь обратно?

НЕБЫТИЕ

Воскрешение

Все оказалось очень просто. Достаточно сесть себе на нос. Попробовала поморгать глазами – моргают. Встала. Какая гадость это воскрешение! Понятно, почему младенцы, при рождении, так отчаянно плачут. Они ж тоже в нечистотах родятся. Только их заботливо обмывают, а тут все самой. Вот так сразу вставай и…

И все из-за того, что не научилась Юлька заранее на хрен посылать, для профилактики, чтобы ситуации не усугублялись. Не научилась чужим спиногрызам уши крутить, да по сопатке кровищу пускать. Не научилась в драку промеж друзей не встревать.

Вот и ползи теперь домой, растирая собственные испражнения промеж ног по трусам. Слава Богу, прохожие в это время либо пьяные, либо уторченные, либо углубленные в себя, либо вовсе не в себе. Город большой, шумный, никому ни до кого дела нет. Юлькино выпадение из окна, вроде бы, никого и не заинтересовало, а воскрешение и тем паче. Да хорошо еще, что не все чувства в теле после смерти и воскрешения восстановились. Напрочь пропало обоняние и осязание. Юлька перестала не только испытывать боль, но руки ее не ощущали ничего. Ноги не чувствовали поверхности, по которой она ступала. Приходилось очень внимательно следить за каждым собственным движением. С трудом, но без малейшего мышечного напряжения, Юлька открыла парадную дверь и вскарабкалась по лестнице. Ключи, слава Богу, из кармана, при полете, не выпали. Буквально через час Юлькина одежда была выстирана и тело выкупано. Зато не понадобилось включать водогрей. Юлька знала, что вода ледяная, но холод ее больше не беспокоил, а сварить свое тело в кипятке она теперь могла запросто. К тому же стирать кровищу и дерьмо лучше хозяйственным мылом и в холодной воде.