Свободный полёт. Фантастические повести

Прицерковные могилы, между ними ров.
С белой скатерти рубинами катилась кровь.
Вереницею монахи вслед за головой.
То ли пенье в погребенье, то ли просто вой.
Я за ними, спотыкаясь о кирпичики.
Не пускают, бьют прикладами опричники.
А потом кресты, как буд-то содрогнулися
и монахи с погребенья не вернулися.
То ли снилось, то ли мнилось,
то ли грезилось.
В небе зарево клонилось,
али занялось.
Еженощно, до седьмого воскресения
мне шептала, причитала чтой-то Ксения.
По невинно убиенным бьют колокола?
А над речкою Смоленкой снова ночь бела.

Вот и Юлька эту песню теперь вспомнила. Ходит и поет. Но, если не по Смоленскому кладбищу, то еще гуляется Юльке по ночам ближе к родной Петроградке, особенно вокруг своего дома любит круги нарезать. И выходит, что не зря. Вот гуляет значит она, и видит, что под кустами Провиантского сквера тетка какая-то валяется. Глядь, а то ее в дупель пьяная соседка до дому не дошла. Пригляделась, а у ней голова в крови и сумки рядом не обнаружено. Однако дышит, стерва. Что там думать, ждать, когда Маринке в больнице бесхозная туша подвернется, если можно такой фокус с соседкой провернуть? Ну и грохнулась Юлька о землю, душа из ее вонючего естества, прямо как пробка из бутылки вон. Покачалась на ветках и гражданке Тимохиной прямо в левую ноздрю и нырнула. Встала, отряхнулась, по-вытаскивала из карманов своего протухшего трупа ключи и прочие необходимые принадлежности и потопала прямиком в законную коммуналку, по месту прописки, утираясь от кровищи рукавом.

Мать наркодилера

Как же здорово снова ощущать запахи, осязать под ногами землю! Вот только голова трещит.

А ведь кто-то эту гражданку Тимохину по голове-то стукнул. Она, конечно, баба вредная, могла и сама напроситься, но не исключено, что просто на гоп-стоп налетела. Если на гоп-стоп, то она, по стервозной натуре своей, наверняка сопротивление оказала, за что ее таким образом и вырубили. Впрочем, чего рассуждать, Юлька? Домой вернуться ты готова, а стать матерью отмороженного на всю голову уличного наркодилера Жабы готова? И у Юльки, пока она топала домой созрел коварный план.

Первым делом она вызвала скорую и полицию. Те приехали почти одновременно.

– Что случилось?

– На меня напали и ограбили.

– Вы знаете кто?

– Конечно! Родной сын!

– Как это произошло?

– Не помню, голова болит.

– Голова болит, не помните, но уверенны, что это ваш сын?

– Прикиньте, старлей, вот это и обиднее всего! Вырастила буквально на свою голову.

А в комнате Жабы в это время во всю гремела техно-музыка и дым стоял коромыслом.

– Ишь, как празднует, гаденыш! Родную мать ограбил и празднует!

– Тише, тише, вам нельзя волноваться. Господа правоохранители, мы ее в травматологию госпитализируем, надо обследовать.

– Далеко?

– Нет, рядом, здесь, на Пионерской.

– Слышите, гражданка Тимохина, вас госпитализируют, возмите паспорт.

– Так меня ж ограбили! Вот у грабителя и спросите!

А Жаба в своей комнате отнюдь не гулял. Он с друганами трудился в поте лица. Музыку врубил, чтобы не уснуть от утомительной работы. Жаба в это время вновь прибывший товар фасовал. Товар новый, но у наркоконтроля уже засвеченный – гадость редкостная. Производная (в первых образцах от N метилэфидрон). Действие наркологическое между метамфетаминовой группой и коксом. Короче, глючит долго и не по-детски, привыкание очень быстрое, интоксикация сумасшедшая. Формулу суки постоянно меняют, экспресс тесты не всегда могут определить (быстрое устаревание). Поймать таких ребят на горячем удача просто невероятная. Конечно они их всех свинтили и на разработку увезли.

Лежит Юлька в личине Тимохиной на больничной койке в таком месте, куда со всего Питера недобитых пьяными мужьями или собутыльниками баб свозят. Лежит, не ропщет. На расспросы или «не помню», или «болит – не болит» талдычит. Лежит и думает, как ей дальше быть. Сначала один следователь зашел:

– Вы вспомнили при каких обстоятельствах было совершено на вас нападение?

– Я ничего не помню. У меня голова идет кругом и гудит.

Потом зашел тот, кто Жабу «разрабатывает».

– Вы знаете, где у вас в квартире тайники-закладки? Мы все обыскали и не нашли.

– Я, хоть и стукнутая, но в том, что мой сынуля не дурак и дома эту гадость впрок не держит, уверенна. Ищите или у его друзей, или вообще на нейтральной территории.

А тут и коллеги со СпецМашДорСтроя подоспели, отыскали.

– Ой, Раиса Юрьевна! Какой ужас! Что теперь будет!

– Ничего особенного, кроме того, что придется меня уволить.

– Да, что вы такое говорите? Как уволить? За что уволить? Вы же у нас незаменимый работник!

– У вашего незаменимого работника дырка в голове – я ничего не помню и никого не помню. Вот вас, например, совершенно не помню.

– Не шутите так! Отдохнёте, подлечитесь и все вспомните. Вам в таком гадюшнике не пристало лежать. Мы добьемся перевода вас в более приличное место.

Бухгалтер

У Юльки, хоть и не экономическое образование, но она понимала: если ее соседке было на что коньяк ящиками проглатывать и шубы с брюликами покупать, значит она, безусловно, в своей конторе состояла в доле, а не на одну бухгалтерскую зарплату жила. Новый Санкт-Петербург строился, застраивался и перестраивался. Деньги на откатах гребли нешуточные.

Проследить отношения строителей и организаторов конкурсов возможно на протяжении всей истории современной России. Так уж у нас повелось, что алтынного вора вешают, а полтинного – чествуют. В девяностые годы Черномырдин и Вяхирев. С приходом следующего президента – Ротенберги. Придет другой – поставит своих. И в Питере так же. Была Матвиенко – одни компании, пришел Полтавченко появились другие.

Если она так повязана с этим бизнесом и в доле, то нужны очень веские аргументы, чтобы соскочить безвозмездно. Одно было непонятно – почему крутая тетка жила в коммуналке, а не обзавелась отдельной квартирой?

Впрочем, и это разъяснилось в скором времени. Соорудила себе дамочка не квартиру, а дом в Юкках, в благоустроенном коттеджном посёлке комфорт-класса во Всеволожском районе, на самой границе с Санкт-Петербургом, неподалеку от станции метро «Озерки». Въехать должна была уже давно. Но ей там не жилось – одной в пяти комнатах на двух этажах тоска зеленая, не сынулю же отмороженного туда тащить, чтобы он своей дурью весь дом закоптил. А тут и от работы три шага, и повоевать есть с кем. Выйдет, бывало, на кухню, залудит стакан коньяка, гаркнет от души, и всех соседей, как ветром сдует. Тут она человеком себя чувствует.

Неспокойно Юльке в больнице. Больница, конечно, не тюрьма, только в зимнюю пору в больничном халате домой не уйдешь. А уйти надо. Надо уйти сначала домой, там собраться и валить куда подальше. Может и в том коттедже перекантоваться, а лучше вообще валить из города. Ей же ничего кроме оболочки от Райки Тимохиной не нужно! Какой из Юльки бухгалтер? А тут еще с ее работы дядька нарисовался:

– Раечка, вы только не паникуйте, память обязательно вернется. Я вам компьютер с работы приволоку, вы пару дней посидите и все вспомните. Вы же у нас мастер, а мастерство не пропьешь!

– А кто банковские документы подписывает?

– Вы.