Суматошные сутки истекали, когда Подлужный добрался домой – на улицу Авиастроителей. Там Алексей принял душ, поужинал, почистил зубы и упал в постель. Полуторасуточное бодрствование измотало его. Однако в тридцать один год закалённый мужской организм восстанавливается быстро. Живее, чем у проглота Петрюка. Семи часов полноценного отдыха для того, несомненно, окажется предостаточно.
И хотя тело следователя требовало срочного отключения, да вот только нервную систему и перевозбуждённый мозг сон не брал. В голове галлюцинаторно и вперемешку бродили фрагменты событий недавнего минувшего.
Ан у Подлужного имелся проверенный способ впадения в томный поток дремоты и вручения сознания во власть Морфея: нужно было думать о приятном. И он мысленно нырнул и поплыл по реке времени, возвращаясь на восемь лет назад. К тому памятному случаю, что свёл его с Татьяной Серебряковой.
Отслужив «срочную» в армии, Алексей поступил на юридический факультет Среднегорского государственного университета. По некоторым меркам – относительно поздно. Зато окунувшись в студенческую среду, он многое наверстал. Способный, непоседливый и инициативный студент развил бурную деятельность: играл за «альма матер» в футбол, участвовал во всесоюзных олимпиадах и научных конференциях, избирался от университета депутатом городского Совета народных депутатов. Депутатский статус повлёк за собой то, что его приняли в Коммунистическую партию Советского Союза.
Но было у него и ещё одно, и притом весьма нетривиальное, увлечение. Со своим новым другом и сокурсником Колей Бойцовым и другими студентами юрфака он организовал первый в истории областного центра городской студенческий философский клуб. В начинании их поддержали заведующий кафедрой философии профессор Коршунов Владимир Вячеславович и секретарь парткома университета Сочнов. В Среднегорске в ту пору не было философского факультета ни в одном из ВУЗов, и Коршунов делал всё возможное, чтобы поднять престиж философских наук. Подлужного и выбрали первым президентом философского клуба.
В конце семидесятых – начале восьмидесятых годов в университете вошли в моду, помимо академических, апробированных форм обмена мнениями, и так называемые политбои. В них студенты «бились насмерть», как правило, доказывая преимущества советского образа жизни над «разными прочими шведами»
. В лидерах-полемистах числились юристы и экономисты. И в том незабываемом сентябре их ожидала «интеллектуальная сеча». К тому же на весьма необычную тему.
Так как в первом раунде «принимающей стороной» являлись «счетоводы» (как их не без иронии именовали правоведы), то и право выбора предмета спора было за ними. Но с учётом одного непременного условия: проблематика не должна была входить в программу обучения ни одной из сторон. И следует признать, что «идейный гуру» студентов-экономистов Дима Озеров остановился на весьма неожиданной теме: «Мона Лиза – непревзойдённый образец художественного творчества». А юристов об этом, в полном соответствии с правилами, известили за три дня до диспута. Так что, Подлужному «со товарищи» пришлось изрядно попотеть, чтобы подойти к поединку во всеоружии.
В тот знаменательный вечер Алексей шествовал из университетской библиотеки, где ему выдали книгу Клары Цеткин
«Воспоминания о Ленине». Оттуда он направлялся к актовому залу главного корпуса, на ходу продумывая ключевые штрихи своей речи. Но вдруг его, материалиста до мозга костей, некая иррациональная сила заставила отвлечься от дум, устремив свой взгляд вдаль. И в университетской сутолоке парень отыскал силуэт загадочной особы. Почему в тысячной толчее взор выхватил именно её, студент и сам не понимал. Однако было именно так.
Сентябрьский вечер выдался тёплым, и девушка была в платье, туфлях «на шпильках» и с элегантной дамской сумочкой. Накрапывал тёплый дождик, и потому над головой неземной недотроги какой-то парень, почтительно переступая ногами на некотором отдалении, держал зонтик. По мере приближения парочки Алексей разглядел, что дивную леди сопровождал лидер «счетоводов» Дима Озеров.
Мыслящее серое вещество Подлужного впало в кому. Его тренированное сердце футболиста на несколько мгновений замерло, а кровь прекратила свой неустанный бег. И он кратковременно застыл и онемел. И с заворожённым и весьма забавным видом стал ожидать дивную незнакомку. Увы, даже не сообразив, что надо бы хоть как-то скрыть своё состояние.
Впрочем, подобные меры предосторожности оказались излишними. «Голубки», минуя оцепенелое «изваяние», не удостоили его и толикой внимания – настолько неземного очарования прелестная синеглазая блондинка была поглощена беседой со «счетоводом». Недотрога из прекрасного потустороннего измерения, воркуя с везунчиком, прошла мимо, оставив после себя божественную ауру Хрустальной Красоты и Чистоты, а равно – странного типа, мимолётно и невзначай растерзанного и распятого ею.
Подобную сердечную рану Подлужный пережил лишь однажды – в далёком детстве. Он тогда посещал ясельную группу. На днях ему должно было исполниться три года – уже большой мальчик. И малыш решил преподнести маме сюрприз: после ужина самостоятельно одеться. Маленький джентльмен выгреб из шкафчика одежду и обувь, укрывшись в уголке за шкафами, чтобы никому не мешать. Близ него шумели нянечки, воспитательницы, малышня и родители, спешащие домой, а Алёшка никого не замечал, вкривь и вкось натягивая на себя шаровары, гольфы, ботинки. Он усердно пыхтел и опасался не поспеть с осуществлением грандиозного замысла.
Внезапно в ясельках воцарилась тишина – то пришла его мама. Ведь тогда она была заведующей детским садом. Однако, буквально тут же безмолвие было взломано людским гомоном: то его маму приветствовали родители, к ней обращались воспитательницы и нянечки, с ней делились новостями её воспитанники. Вот какая была у Алёшки мама – самая долгожданная, самая нужная и самая главная! И она тоже приветливо здоровалась с взрослыми, что-то подсказывала сотрудницам, делилась радостью с малышами. И для каждой крохи у неё находилось то, что требовалось: одному бутузу ласково пригладила волосы, второго рёву успокоила, со следующей болтушкой и лопотуньей оценила обновку. Вот только своего бесконечно преданного сына, одевшегося «сикось-накось», она не заметила и не оценила. Хоть усердно и искала глазами.
И самый любимый на свете человек удалился из раздевалки в группу без него. От чудовищной несправедливости Алёшка заплакал. Нет, он не закатил по-девчоночьи истерику. Он протиснулся ещё дальше за шкафчики и, молча, пустил скупую и сдержанную мужскую слезу. Там его, «зарёванного посиневшего тихушника», через четверть часа и обнаружили насмерть перепуганные мама и нянечки. А в Алёшкиной душе навсегда запечатлелось то, как ненароком и всерьёз способна обидеть однолюба-мужчину любимая женщина.
Вот и сейчас, много-много лет спустя, едва-едва завидев женщину своей мечты, едва-едва ощутив предчувствие Божественного Вознаграждения, Подлужный вдруг пережил Великий Облом и осознание горькой утраты ещё не обретённого… Но в состоянии потрясённого сопливого карапуза он пребывал лишь миг. Нет, Алексей был не из тех мужчин, что готовы были вот так запросто уступить суженую (в чём он уже ничуть не сомневался), какому-то там завхозу Озерову. Сердцебиение его возобновилось, навёрстывая упущенные мгновения. Последовал молниеносный спурт, и на повороте к главному корпусу романтик нагнал любезничающую парочку, лихорадочно изыскивая свой шанс. И таковой не замедлил ему представиться.
Как уже отмечалось, тем вечером накрапывал дождик. И когда мимо стихийно возникшей группы из трёх человек пронёсся какой-то разгильдяй на велосипеде, то заднее колесо его драндулета скользнуло по луже, подняв целый веер брызг. Студентка испуганно вскрикнула, а её кавалер заодно с третьим лишним (в каковых пока фигурировал Подлужный) наградили неуклюжего чурбана массой эпитетов. Впрочем, нелицеприятные определения вряд ли догнали непутёвого чудака, умчавшегося вдаль.
Само по себе маленькое происшествие не имело бы далеко идущих последствий, если бы каскад воды не обрушился на бездомного брошенного рыженького котёнка, в полной безнадёге приковылявшего неведомо откуда под куст сирени. Ему и без того не фартило в этой едва начавшейся жизни, а тут ещё и неприятный душ целиком достался ему одному. И от безысходности и отчаяния он возмущённо запищал из последних сил.
Прекрасная незнакомка отреагировала на призыв маленького существа о помощи на удивление оперативно: она тотчас остановилась, шагнула на газон и присела на корточки перед мокрым взъерошенным и не очень-то симпатичным созданием.
– Ой, кто это у нас тут так плачет?! – участливо воскликнула она мелодичным чистым сопрано, разглядывая найдёныша.
– Котяра… Беспризорный, наверное, – поглядывая на часы, безучастно проинформировал её Озеров, словно девушка без него не могла определить кто перед нею.
– Ах, ты, мой маленький бедняжка! – с непередаваемым состраданием обратилась незнакомка к котёнку, приглаживая указательным пальчиком шерстинки у него на голове и окидывая его таким нежным взглядом, что Алексей сердце отдал бы за то, чтобы оказаться на месте лохматого бедолаги. – Ты, наверное, потерялся? Замерз, да?
– Кха-кха! – громко и нетерпеливо откашлялся у спутницы за спиной Озеров.
– Дима, нужно что-то делать, – озадачила его девушка.
– А чего делать-то? – ответил ей вопросом тот. – Что ты предлагаешь?
– Я не знаю, – честно призналась недотрога.
– Танюша, мы опаздываем – смягчая свой тон, пытался вразумить её Дмитрий. – Пойдём. Нам же надо ещё тезисы выступления повторить.
– Нет, я так не могу, – выпрямляясь, уже решительно проговорила его спутница, открывая сумочку. – Сейчас я только достану платочек…
Откровенно говоря, если бы не эта самая Таня, Подлужный, подобно Озерову, скорее всего, тоже прошёл бы мимо. Но возможность стать сподвижником необыкновенной девушки, приобщиться к её бытию, всё изменила в мгновение ока…
И Алексей, опережая в переборе вариантов Озерова, а в действиях – девушку, неожиданно выдвинулся вперёд и взял из травы грязный дрожащий комочек. Окончательно завладевая инициативой, он обратился к слегка опешившим экономистам: «Привет, Дим! Здравствуйте, Таня! Давайте пока отнесём его в «дежурку». Ну, где сидят вахтёр, уборщицы. А после дебатов заберём. Идёт?»
Так они и поступили. Подлужный принёс котёнка в дежурную комнату, где на пару с Танечкой почистил и просушил его дамским платочком. При этом Алексей касался нежной атласной кожи рук девушки, вдыхал аромат её тела, общался, устанавливая социальный контакт, и…
Подлужный «не добрался» до последующих событий. В том числе до диспута между «завхозами» и «законниками»… Улыбка сладких воспоминаний ещё играла на его губах, а старший следователь прокуратуры уже спал, периодически подрыгивая ногами – то он рефлекторно разряжался от нервных перегрузок и от навязчивых образов убийцы Кузьмило, невезучего Кротова, горемычной мамаши Платуновой…
Глава третья
1
Подлужный проснулся в половине седьмого утра по звонку будильника. Он не был разбит предыдущим перенапряжением. Он был свеж и, потягиваясь в постели, быстро входил в тонус. Ощущение готовности к борьбе с новыми испытаниями подстёгивалось тем, что под утро ему приснилась Регина Платунова. И не просто так, а с той произнесённой ею в прокуратуре сакраментальной фразой, что теперь представлялась ключевой в раскрытии изнасилования. Если, конечно, девушка не лгала. Если криминал действительно имел место. Отныне в деле установления истины Алексей в гораздо меньшей мере зависел от не слишком толковых мамаши и дочки. В том числе и от того, сообщит ли ему сегодня Регина что-то толковое, либо нет.
«Ай да Алый! Ай да… сукин сын советского народа! – выражался он высоким пушкинским штилем в свой адрес. – Верной дорогой идёшь, товарищ детектив».
Отличное настроение следователя возросло, когда он после традиционных утренних процедур вышел из дома. Возле подъезда дома его «под парами» поджидал «УАЗик» вневедомственной охраны – Двигубский держал слово.
В половине восьмого Алексей подъехал к месту работы. Несмотря на неурочный час, Платунова-младшая уже сидела на лавочке близ опорного пункта охраны правопорядка, соседствовавшего с прокуратурой. Поздоровавшись с ней, Подлужный сказал:
– Вы посидите пока. Я приготовлюсь, и вас позову.
– Я посижу, посижу, – поспешно заверила его та.
Следователь отпер двери учреждения, отключил сработавшую охранную сигнализацию, прошёл в приёмную, откуда позвонил на пульт охраны. Представился и назвал пароль. Выполнив необходимые процедуры, он пригласил девушку в свой кабинет.
– Что нового, Регина? – обнадёженно обратился он к ней, едва та присела на стул.
– Я вчера всё думала-думала про ваши примеры… И всё поняла, – с затаённой гордостью произнесла девушка, отчего у непосвящённого могло сложиться впечатление, что речь пойдёт не о неких скверных вещах, а о победе пианистки на Международном конкурсе имени П.И. Чайковского. Или на Международном конкурсе артистов балета и хореографов.
– Ну-ка, ну-ка, Регина, я – весь внимание, – подвинулся к столу Алексей, готовый делать пометки.
– Когда ночью этот… водил меня в туалет…
– Давай-ка, до выяснения личности и для удобства, придумаем ему кличку, – предложил следователь. – Что тебе больше всего в нём запомнилось?
– Запомнилось? Эта…, – порозовела Регина. – Руки везде совал…
– Ну вот! Станем условно называть его… Рукоблуд.
– Ка-ак?