Хирурги человеческих душ

4

От морга до дома Алексею пришлось добираться «на перекладных»: с пересадкой с одного автобуса на другой. И чтобы скрасить унылую поездку в пассажирской толчее, он вернулся к милой его сердцу истории знакомства с Татьяной. К тому эпизоду, когда они оставили котёнка в «дежурке», а сами поспешили на политбой. И вновь превратились из временных союзников в соперников, которые кардинально расходились в оценке творения Леонардо да Винчи, всем известного под названием «Джоконда».

Небезызвестная в университетских кругах аудитория номер восемьдесят семь главного корпуса, выполненная в виде древнегреческого амфитеатра, была забита до отказа. Лидер экономистов Дмитрий Озеров сделал зачин. Он обосновал и раскрыл посыл о том, что портрет Лизы Герардини, супруги флорентийского торговца шёлком Франческо дель Джокондо – не просто шедевр, но непревзойдённое творение на все времена. О чём тут спорить? Потому, излагая тему, Озеров был спокоен и уверен в себе – вариант-то выбран заведомо беспроигрышный. Его речь сопровождалась демонстрацией изображений на большой экран с помощью эпипроектора. И умелой ассистенткой Дмитрия в этом процессе, естественно, выступала прекрасная Татьяна.

«Создавая своё любимое творение, Леонардо да Винчи проявил все грани своего художественного таланта, – как принято «у счетоводов», зачитывал один аргумент за другим докладчик столь увесисто, будто складывал пирамиду Хеопса из блоков. – В том числе гений применил и такой художественный приём как сфумато. Сфумато – едва уловимая дымка, окутывающая лицо и фигуру, смягчающая контуры и тени. Как выражался сам художник – это «некий род тумана». Благодаря ему достигался гипнотический эффект, что делает изображение Моны Лизы почти живым, выражение её лица – неуловимым. Кажется, что знаменитая её улыбка вот-вот разомкнётся и эта красивейшая из женщин произнесёт слово. Её усмешка так приятна, что подобна ласкающей мягкости прикосновения рук! Вот, взгляните крупным планом на её черты, – выдержал паузу Озеров, пока его помощница меняла в аппарате иллюстрацию. – Видите? Мастерство Леонардо здесь достигло таких высот, что выражение лица Джоконды с разных точек – разное. Леонардо применил и такой революционный приём, как концентрический взгляд. Она всегда смотрит на зрителя, откуда бы вы ни глядели на неё. Взгляд Лизы как бы простирается за пределы картины. Убедитесь сами…»

И оратор вновь замолчал, давая возможность Татьяне продемонстрировать собравшимся портрет в разных аспектах. По залу лёгким ветерком пролетел шёпот, подтвердивший, что студенты весьма впечатлены.

«Некоторые недалёкие в искусстве люди, не разбирающиеся в художественных тонкостях, – изобразил гримасу горечи Дмитрий, – пытаются принизить величие Моны Лизы. Они прибегают к недостойным приёмчикам. Говорят, что в изображении замаскирован сам мастер. Или намекают, как выражаются на Западе, на нетрадиционные наклонности да Винчи… Ведь первым владельцем картины после смерти мастера был его любимый ученик Салаи. Или же утверждают, что всё дело в рекламе. В той детективной истории, когда в 1911 году шедевр выкрал из Лувра некто Винченцо Перуджа. А сначала и вовсе подозревали Пабло Пикассо. Его даже арестовывали. О том тогда действительно писали все газеты мира, и была шумиха. Но всё это наносное. Не имеющее прямого отношения к гениальному творению. Истина же заключается в том, что вот уже почти пятьсот лет Джоконде поклоняются миллионы людей. В Лувре, самом большом музее мира, Джоконда – самый посещаемый экспонат. В 1974 году в Японии её посмотрело полтора миллиона человек, а в Москве за два месяца – почти три миллиона! И загадка Моны Лизы, как говорят всемирно известные критики, не в том, что это загадочная женщина, это – загадочное бытие! Мона Лиза – произведение малого формата, всего семьдесят семь на пятьдесят три сантиметра, но всемирно-исторического значения. Или, как выражался великий советский историк искусства и член-корреспондент Академии художеств СССР Борис Виппер: «Джоконда – это одухотворённость, это не умирающая искра сознания»!

Произнеся финальную цитату, докладчик слегка склонил голову и перевёл дыхание, прежде чем его озадачат соперники. Лёгкая задержка оказалась кстати: раздались аплодисменты. Нельзя было утверждать, что публику проняло, но Озерову из вежливости хлопали в ладоши не только «счетоводы», но и «братья-юристы». От них не отстало и жюри, разместившееся в переднем ряду и состоявшее из профессуры и студентов нейтральных факультетов.

– Спасибо, Дмитрий, – поблагодарил Озерова ведущий диспута, преподаватель филологического факультета, профессор кафедры зарубежной литературы Эйбоженко. – У уважаемых оппонентов вопросы есть?

– Позвольте, – встал со студенческой скамьи Подлужный. – Скажите, Дмитрий, а почему вы в своём выступлении даже не упомянули про выставку «Сокровища гробницы Тутанхамона», что экспонировалась в нашей стране в 1973 году?

– А, при чём здесь… э-э-э… Тутанхамон? – как и почти весь зал, недоумевая, посмотрел на Алексея тот.

– Ну как же, ведь у вас один из главных критериев, с позволения сказать, шедевральности – массовость идолопоклонников. А Тутанхамона лицезрело около трёх миллионов советских ценителей искусства. И на «Титаник» до его крушения – тоже.

– Вопрос не по существу, – скривился экономист. – Видимо, не зря я говорил про недалёких в культуре людей…

– Спасибо, маэстро! – вежливо поклонился ему Подлужный, и уселся на своё место.

– Я попрошу спорящие стороны быть взаимно вежливыми, – вмешался в ход дискуссии Эйбоженко, уловив разноречивый шум, как на половине экономистов, так и на половине юристов. – У уважаемых оппонентов ещё есть вопросы?

– Да-да, имеются!

Это громкоголосо заявил о себе сокурсник Алексея Коля Бойцов, которого с его же собственной подачи окрестили «правнуком комбрига Котовского». Он и вправду здорово напоминал собой знаменитого революционера и российского Робин Гуда – комбрига Григория Ивановича Котовского. Крупный, ощутимо склонный к полноте, обладающий недюжинной физической силой, Бойцов от природы был наделён массивной глыбоподобной головой, которую стриг наголо. Большие оттопыренные уши и глубоко посаженные глаза придавали его лицу смешанное выражение потешности и пронизывающей проницательности. Сам же Николай, не только грезивший стать сыщиком, но и реально помогавший сотрудникам уголовного розыска, пребывал при том твёрдом убеждении, что его «мужественно-свирепый вид потрясает до микиток уркаганов

и разную блатную шелупонь»

.

И вот сейчас «правнук Котовского» лихо выдал «домашнюю заготовку» студентов-юристов:

– Разъясни мне непросвещённому, пожалуйста, маэстро Озеров, отчего так любят Мону Лизу в основном мужчины?

– Кхе-кхе, – несколько смешался тот, не улавливая подвоха. – По правде говоря, я не располагаю статистикой на этот счёт. Но если так, то, вероятно, потому, что она красивая женщина…

– Да нет, – вальяжной отмашкой остановил его Бойцов. – Мужчины всего мира, особенно женатые, обожают Мону Лизу потому, что она всегда не только улыбается, но и всегда молчит.

Шутка, что называется, прошла. Аудитория смеялась вне зависимости от болельщицких пристрастий. И на этом фоне Подлужному, которому предоставил слово для выступления Эйбоженко, легче было «поймать нужную волну».

– Перед вами тот, кто не разбирается в нюансах творчества да Винчи. И кого вышучивал маэстро Озеров, – без тени смущения заявил Алексей, умышленно выдержав паузу. – И я же имею смелость отрекомендовать себя «варваром». Я не в силах считать произведения экспрессионизма, футуризма, кубизма и прочих «измов» высшим проявлением художественного гения. Я их не понимаю. Я не испытываю от них никакой радости…

– А не много на себя берёшь?! – выкрикнул кто-то с половины экономистов под общий гул.

– Я попрошу не нарушать порядок! – грозно насупил брови профессор Эйбоженко, восстанавливая порядок.

– Между прочим, только что прозвучали не мои слова. Только что я процитировал Ленина, – «оглушил» забродившую было публику эпатирующий докладчик. – Он их высказал в беседе с Кларой Цеткин. Желающие могут убедиться в этом незамедлительно.

И Подлужный через Колю передал в жюри раскрытую в нужном месте книгу Цеткин «Воспоминания о Ленине». В зале воцарилась тишина. Спорить с вождём мирового пролетариата никто не решался. Мало того, что проделанный «интеллектуальный кульбит» утихомирил противников «законников». Он породил в слушателях эффект некритического восприятия: а что если этот шустрый малый снова примется жонглировать цитатами Владимира Ильича?

– Зато есть подлинная радость, – хитро прищурился Алексей, возобновляя пояснения. – И она у каждого исключительно своя. Это радость любви. Вообразите, что вы безумно влюбились, но вдруг появляется знаток, который день и ночь поёт вам на ухо, что есть девушка гора-а-а-здо красивее. Почему? Да потому, что она лучше накрашена, одета по последней моде, а причёска – шик. Что скажет настоящий мужчина такому эксперту? Как минимум: «Ко всем чертям с матерями катись!»

А как максимум – элементарно набьёт морду… Правда, это уже не ленинские рассуждения, а мои собственные. Вперемешку со словами Маяковского, – смущённо добавил Подлужный, завершая тезис.

…Оценив посыл, зал засмеялся и зашумел. В основе своей – благожелательно. А кто-то невидимый выкрикнул сверху:

– Понимаем, понимаем…

– Ведь восприятие прекрасного – сугубо субъективно и индивидуально, – проникновенно продолжил нить рассуждений Алексей, обводя взором университетское сообщество. – И не может быть иным. Обычному советскому любителю искусства, – жестом как бы обнял он присутствующих, – дела нет до сфумато, световоздушной перспективы, концентрического взгляда и прочих зрительных иллюзий. Художественный приём – средство донести до зрителя замысел живописца. Если картина потрясает, заставляет задуматься, будит добрые чувства, ведёт на славные поступки – жизнь искусника оправдана. Если же художественная техника выходит на первый план, то это называется формализмом в искусстве. Буржуазным эстетством, чуждым народу. Например, для нас – без всякой нудной назидательности – не является тайной за семью печатями замысел художника Верещагина в его картине «Апофеоз войны». Потому, если произведение, что называется, разжёвывают, идею растолковывают, красоту навязывают, то это либо чёткий критерий внушенности, как в случае с Джокондой, либо расчёта автора на скандальность, как в случае с «Чёрным квадратом» Малевича, либо откровенной мазни…

– Джоконда – не мазня! – перебил оратора аноним с галёрки.

– Я этого и не говорил, – жестом руки остановил Алексей Эйбоженко, готового приструнить нарушителя порядка. – Более того, в аспекте изобразительной техники я не оспариваю ни одного из тезисов маэстро Озерова. Зато с позиции восприятия, с точки зрения эмоциональной, Мона Лиза оставляет меня равнодушным. На картине я вижу невзрачную женщину не первой молодости. Мало того, деликатно выражаясь, мужеподобную даму…

И по сигналу Подлужного Коля Бойцов под неясный гул зала дал на экран крупным планом лицо Джоконды.

– Кое-кто недоволен, – сделал указующий жест докладчик в сторону анонима, – но, по крайней мере, это – проявление живых чувств. Тех самых, которых не было, когда вы взирали на картину да Винчи во время доклада Дмитрия. Ведь тогда было всё, кроме эмоций… Кроме одухотворённого восприятия… Зато теперь они есть. И далее мы покажем вам эдакое, что оно в мгновение ока заставит вас призадуматься, – самоуверенно посулил почтенному собранию дерзкий юрист.

И ещё не успело смолкнуть эхо обещания Подлужного, а заинтригованное сообщество установить мёртвую тишину, как Бойцов заложил в эпипроектор очередную иллюстрацию.

– Перед вами репродукция картины Леонардо да Винчи «Иоанн Креститель», – воистину утихомирил аудиторию Алексей. – Поразительно, насколько не только внешность этого библейского персонажа, но и выражение лица напоминает Джоконду! Не правда ли? Мало того, Иоанн, который, согласно Ветхому завету, был весьма суровым мужчиной, Леонардо здесь изобразил весьма и весьма женоподобным. Их роднит та же улыбка. Те же уголки рта. Да и концентрический взор с тающим сфумато тоже присутствуют, не так ли? Однако, наверняка, многие из присутствующих впервые видят данное произведение, ибо вокруг него не было всемирного ажиотажа. Впрочем, для вас, уважаемые ценители прекрасного, эта картина демонстрируется с иной целью. «С какой же?» – спросите вы. Прежде чем получить обоснованный ответ, давайте взглянем на ещё одно творение титана живописи.

Подлужный даже не успел повернуться в сторону своего помощника, а Николай отрепетировано успел подать на экран следующее изображение.

– Это знаменитая настенная роспись Леонардо в одном из монастырей Милана. Называется она «Тайная вечеря», – пояснил залу Алексей. – На ней изображена трапеза Иисуса Христа с апостолами. По его правую руку, согласно всем канонам, сидит Иоанн – любимый ученик Христа. Прошу не путать его с Иоанном Крестителем. Это разные персонажи. А теперь попросим дать лицо апостола крупным планом… «Ба! знакомые всё лица! И вновь мужчина в образе девицы!» – дав залу прийти в некоторое замешательство, ёрничая, воскликнул Подлужный. – Извините, уважаемые слушатели, но ваш покорный слуга сейчас невольно перевоплотился в небезызвестного Фамусова, ибо и ученик Христа тоже выглядит женственно… По крайней мере, настолько не мужественно, что многие критики принимали его за Марию Магдалену…

– Тебе дай волю, ты и Микеланджело опошлишь! – раздался возмещённый голос из рядов студентов.

Это, согласно задумке юристов, сработала «подсадная утка № 1». И пока профессор Эйбоженко стучал по столу и призывал к порядку, Коля Бойцов уже «выдал на гора», то есть, на светящееся табло, новые иллюстрации, которые он оперативно менял по ходу пояснений Алексея.

– Перед вами потолок Сикстинской капеллы в Ватикане, расписанный Микеланджело, – невозмутимо продолжил свой комментарий Подлужный. – Вот сцена изгнания Адама и Евы из рая. Вот крупный план Евы. Вы только взгляните на неё: какие у неё развитые бицепсы, атлетическое строение фигуры – слепок с Адама, да и только. А вот фрагмент Страшного суда… И здесь женщины тоже уродливо мужеподобны, мускулисты…

– Говори яснее! Что ты этим хочешь сказать? – подала голос «подсадка № 2», затесавшаяся в ряды экономистов.

– Назревший вопрос! – назидательно воздел указательный палец «ниспровергатель устоев». – Вы говорите: «Непревзойдённые исполины изобразительного искусства». Но почему тогда их, мягко выражаясь, необычные пристрастия к существам одного с ними пола, были перенесены на самое прекрасное, что есть на свете – на женщин? Профанация, да и только! Где, правда жизни, а?

И пока аудитория растерянно внимала ему, поскольку излагаемое находило очевидное подтверждение на экране, была введена в действие «заготовка № 3».

– Ну, хорошо, – раздался возглас с галёрки, – а в чём твоя правда жизни?

– Честно говоря, – признался Алексей, – в нашей команде при подготовке к сегодняшней встрече возникли разногласия по поводу двух великих полотен. Вот одно из них. Коля, будь добр, – обратился он к Бойцову.

И тот подал на экран изображение картины русского художника Александра Иванова «Явление Христа народу».