И дело даже не в той минутной слабости, что случилась у меня со Светланой.
«А, если бы, вот так, ушел мой ребенок. Даже непослушный и бестолковый?».
– Хорошо, – согласился я.
– Ой, спасибо! – сказала соседка и протянула мне листочек, на котором красивым почерком были написаны данные Егора.
Я взял, сунул в карман халата.
– Не спешите благодарить. Попробую завтра с утра.
– Попробуйте! На вас одна надежда, я уже совсем…
Она снова хлюпнула носом и разревелась.
Глава двадцать первая
20 января 2014 года, понедельник
***
Где искать Егора я догадывался.
«Если свои не придушили, то, вероятно, он у ментов».
В последние дни проходили ожесточенные столкновения между повстанцами и милицией в центральной части города.
Ведомые бесами и зомбаками, обе стороны исходили злобой, как могли, вредили ближним, мстили за избитых и сожженных товарищей, что приводило к новому насилию и издевательствам.
Сатанинский маховик набирал обороты, но в это никто не хотел верить, упорствуя в своем варварстве и прикрываясь «высокой целью», которую денно и нощно транслировали статуи Люцифера.
Участились аресты особо зарвавшихся активистов и пленения правоохранителей. Как среди милиции, так и среди протестантов, ползли слухи о страшных взаимных пытках, которым подвергались враги в подвалах и камерах.
Центр древнего города, который я обожал в детстве, любил нежной любовью в юности, а теперь – в свете новых событий – брезгливо презирал, погрузился в беспросветный средневековый хаос.
ХАОС требовал новых жертв.
«Не исключено, что Егор стал закланным тельцом на этой тризне…».
***
Сначала нужно было установить: живой ли Егор; если живой, то где находится?
В Киеве десять районов. Восстанием охвачены два центральных. Однако задержанных, и я это знал, развозят по районным управлениям милиции на окраины.
Вместе с тем, возможность использовать «ЖЕЛАНИЕ» или путешествие в сгущенном астральном теле, я сразу отверг.
Не настолько мне был дорог Егор (да и Светлана), чтобы из-за него губить чью-то жизнь или использовать драгоценный эликсир.
***
За время моего проживания в этом доме, я встречался с Егором лишь несколько раз. Ничего, кроме гадливости, наши встречи не вызывали.
Первый раз близко столкнулся с ним прошлым летом на лестничной площадке, где он ругался с матерью.
Я как раз вошел в подъезд, и они меня не видели.
– Я не Егор, я Игор! – кричал Егор Светлане Ивановне.
– Это два разных имени, – несмело возражала соседка.
– Дура! – заорал Егор и кинулся вниз по лестнице, чуть не сбив меня с ног.
– Что это с ним? – спросил я Светлану Ивановну, поднявшись на площадку.
Та лишь горестно вздохнула, и, по секрету, будто о чем-то стыдном, рассказала, что Егор в университете связался с националистами, исповедует фашистские идеи и ненавидит все русское. А конфликт у них случился из-за того, что он не хочет больше быть Егором, поскольку это имя русское и среди его друзей неприменимое.
***
Во второй раз я увидел Егора у двери нашего подъезда, на которой тот клеил листовку со стилизованной свастикой. Еле удержался, чтобы не дать идиоту затрещину.
– Ты что делаешь? – спросил я. – Сними эту гадость!
Тот хмуро глянул на меня, но листовку не тронул.
– Твой дед воевал с фашистами. А ты… Позорище!
– Не воевал. Он в лагерях ишачил, – пробубнил Егор, но затем взял себя в руки, заговорил выученными фразами: – Нация превыше всего! Нация является наивысшей ценностью, которой должны быть подчинены все другие ценности. А вы – враг!
В недоумении я уставился на истерившего юношу.
– Я – враг?
– Враги украинской нации – это все неукраинцы или украинцы, не разделяющие идей интегрального национализма! – зло тараторил Егор.
– Ясно… – мне хотелось заехать ему в ухо, но сдержался. Из-за Светланы Ивановны. – Если я враг, так ты, значит, и твоя шобла – друзья. И вы – против меня?
– Мы против москалей, жидов и ляхов! – убежденно сказал Егор.
– Ага. И ты против своего отца, против матери, и против себя?
– Нет, конечно! Я же сказал, мы против москалей, жидов, и ляхов.
– Твоя фамилия Вишневский?
– Да, – нехотя согласился тот.
– Егор Моисеевич – насколько знаю?