День воина. Историческая фантазия о событиях при селе Шевардино в августе 1812 года

– Ты болван, Робер! Это наши сапёры…, полагаю, что они будут ставить переправы!

– А эти…? Ну, которые там? – Робер кивнул головой в сторону русского берега.

Пьер поднялся и, надев кивер, ответил:

– Ты хотел увидеть русскую армию? Так вот это она и есть…, русская армия…, и я не удивлюсь, если сейчас появится медведь, который выкатит пушку и всадит в обоз пару ядер.

– Там всего два всадника, Пьер и эта женщина…! Какой ещё медведь…? – ничего не понимая, произнёс Робер.

С противоположного берега раздались два громких выстрела.

– Тиу…, – «пропела» пуля.

Солдаты упали на землю, но тут же подняв головы, стали смотреть на русских. Один из кавалеристов ловко подхватил на крепкий конский круп селянку, и они скрылись в чаще леса.

– Так это…, они в нас стреляют! А теперь уехали, – прошептал Робер.

Пьер посмотрел на него и ответил:

– А что ты хотел от них? Ни куда они не уехали…. Они рядом…, им некуда уезжать! Они будут защищать свои дома…. А что мы у них забыли, чего нам не хватает дома? Вот потому я и спрашиваю, зачем мы хотим идти в эту Россию? Вот лично ты, что там забыл?

Французские сапёры высыпали к берегу и стали кричать вслед русским:

– Эй, эй, там! Русские, ну куда же вы? А не желаете прокатиться по нашему мосту? Ждите в гости, мы уже идём!

– Господи, сколько же много идиотов ты собрал в одном месте…, – в отчаянии произнёс Пьер и уронил голову на руки.

Глава 6.

Яблоко на траве

30 июня 1812 год, село Дорогомилово 10 вёрст от г. Лида (Российская империя. Белоруссия).

Затмение прошло от того как стоявший рядом штабс-капитан Кирилл Щербатых одёрнул Руднёва несколько раз за рукав. За стенами церквушки были слышны звуки, которые сопровождают всю эту военную суету на недолгом привале. Вокруг было по- своему тихо и спокойно, словно не было войны. Здесь был он, его боевые товарищи по полку и самая желанная девушка на свете. На фоне событий последних двух недель, это казалось просто невероятным и лишённым смысла. Немногим менее миллиона человек совершали действия, которое называется военным искусством, но здесь и сейчас был другой мир. Ему казалось, что за свою недолгую жизнь, он совершил самый опрометчивый поступок, сначала безнадёжно влюбившись, а затем и вовсе тайно увезя из родительского дома понравившуюся ему селянку. Со свойственным молодёжным максимализмом того времени, он быстро разочаровался в светской жизни, и получив родительское благословение, посвятил себя военной службе, а к двадцати годам, без всякой протекции дослужился до артиллерийского капитана, находясь в группировке войск сосредоточенных в Молдавии под командованием князя Багратиона. И вот теперь, то, что совсем недавно казалось делом всей его жизни, пошатнулось под натиском томительных чувств, рискуя разрушиться окончательно. Он сам и его избранница, с разрешения командира полка двигались на восток в составе отступающих русских войск, преследуемых императором Наполеоном.

Денис поднял голову и осмотрелся, задержавшись взглядом на удивлённом батюшке, который стоял перед аналоем, держа в руках толстую церковную книгу. Эхо от голоса священника ещё продолжало летать в помещении церкви.

– Отвечай же, – шёпотом произнёс товарищ, – Ты чего, онемел от счастья что ли? Батюшка ждёт.

Стоявшие вокруг офицеры, указывали на священника. Штабс-капитан посмотрел на батюшку и слегка кивнул головой в сторону Руднёва.

– Святой отче, он от счастья слуха лишился.

– Вот как? – удивился священник.

– Так, конечно так. Ему бы сейчас в самый раз с молодой барышней в театр прокатиться, али конями поскакать, а у нас вишь-ка, война, однако.

Соглашаясь, батюшка кашлянул в кулак и повторил:

– Имеешь ли ты, раб божий Денис искреннее и непринужденное желание и твёрдое намерение быть супругом рабы божьей девицы Екатерины, что зреешь тут пред нами и собою?

– Имею, честный отче! – ответил Руднёв.

– Не связан ты обещанием или другим действием другой девице али невесте?

– Нет, я связан, нет. У меня нет ни кого….

Помолчав немного, священник слегка кивнул головой и посмотрел на девушку. Набрав воздуха, он обратился уже к ней:

– Имеешь ли ты, Екатерина искреннее и непринужденное желание и….

– Поторопись, святой отец, – перебил его Щербатых, поправив саблю, – У нас совершенно нет времени. Неужели ты не видишь, что тут всё по согласию?

Двери притвора храма распахнулись и тут же появились трое мужчин.

– Czekajcie, сzekajcie, to zlodzieje! Pobyt! (польск. Стойте, стойте, это воры! Остановитесь!,) – закричал пожилой селянин, потрясая руками.

Стоявшие за спинами молодожёнов офицеры развернулись и, преградив путь, остановили человека. От удивления батюшка раскрыл рот. Невеста, сжавшись в комок, уткнулась в грудь Руднёва, который обхватил её руками, словно защищая от внезапно возникшей опасности.

– Chca porwac moja cоrke! Zatrzymaj ich! (польск. Они хотят похитить мою дочь! Остановите их!), – продолжал вопить старик.

– Эх ты ж хохол! Уже в поляка перекроился? – закричал один из офицеров, – Хватай его, ребята! С самой Лиды видать за нами гонится, курва!

– На постое были у него, так три шкуры драл с нас, подлец! У, рожа твоя панская! – подхватил ещё один офицер.

– Стойте! Остановитесь! Что вы творите в божьем доме? – громко произнёс батюшка, сверкая глазами, – Тихо всем!!!

Он обвёл всех взглядом, сопровождая его вытянутой рукой с массивным крестом, и добавил:

– Христиане! Православные! Что творите вы? От чего свою доблесть роняете?

Голоса стихли. Священник приблизился к девушке, и осторожно погладив её по голове, спросил тихим голосом:

– Не бойся, дитя. Тут тебя ни кто не обидит. Я буду твоим заступцем против любого числа.

В ответ она закивала головой.

– А теперь скажи мне безо лжи, какому богу ты веруешь?

– Она католичка, – опять завопил старик.

– О как, вот и по-русски вспомнил, Иуда! – довольно произнёс Щербатых, встряхнув как следует старика.

Двое мужчин прибывших вместе с селянином, один из которых был управляющим, а второй лавочником, угрожающе двинулись на помощь своему товарищу.

– А ну стоять, быдлы! – прошипел штабс-капитан, – А то вмиг за чубы выволоку! Плетей захотели? Лучше до греха не доводите!

Батюшка осторожно освободил девушку из объятий офицера, обнял за плечи и, отведя к аналою, спросил, смотря прямо в заплаканные глаза: