День воина. Историческая фантазия о событиях при селе Шевардино в августе 1812 года

– Обморок, – скалясь, предположил Ульрих, – Эй…. Ты там живой, «Эльжбета»? Пан Марциновски?

Сначала появилась голова с блестевшей залысиной и всклокоченными волосами, а затем и сам хозяин, который угодливо закивал головой и забормотал:

– Так есть, так есть! Марциновски, Марциновски, то я….

Он подбежал к Прохору и стал протирать стол, затем скамейки, приговаривая:

– Эльжбета Марциновска, то е моя цорке-панонька…. То е дочке…. Жестем замаж цорке оддае за чоловика и шинок в посагу. Ние забияе мние, панове- офицерове, проше ние забияе….

Он несколько раз указал пальцем на оружие.

– А-а-а, не хочешь, что бы мы убили тебя?

Трактирщик затряс головой и протянул руки Прохору:

– Так, так, панове…. Я бедный човек. Вжистку…, э-э-э, то е те воюют, а мие горе…

– Смотри-ка, почти по-русски залепетал, а всё равно ничего не понятно. Ух, душа наизнанку, пошевеливайся давай! – прервал его Алексей, – Жрать давай! Надеюсь переводить не надо?

Трактирщик, втянув голову в плечи, прошмыгнул между двух офицеров.

– Поручик Ульрих…. Прохор Ульрих, – в свою очередь произнёс Прошка, поднимаясь со скамьи и протянув для приветствия руку, – Еду в Россию…. За капустой….

Колбанов усмехнулся и ответил:

– Ну да, ну да, конечно за капустой, зачем же ещё….

Они крепко пожали друг другу руки и, не сговариваясь, уставились на сидевших поляков. К столу подбежал хозяин и выставил пару кружек, бутылку вина, столовые приборы и два огромных куска мяса на больших блюдах. Поклонившись, он собрался было исчезнуть подальше от этих русских, но Ульрих поймал его, схватив за шиворот.

– Стой, каналья! Принеси- ка нам верёвок сюда и побыстрее.

Кивнув головой, хозяин исчез. Ему хватило пары минут, что бы появиться вновь, протягивая требуемое.

– Покуда тут побудь, не уходи.

Ульрих бросил одну верёвку поляку и приказал:

– Вяжи его!

Поляк отрицательно замотал головой.

– Вяжи, – зарычал Прохор, – Иначе я тебе руки выломаю!

Оба пленника переглянулись, и один из них стал связывать руки другому, переместив их за спину. Алексей взял вторую верёвку и связал второго пленника, а затем и обоих, привязав их спиной друг к другу, усадив верхом на лавке.

– Вот так-то будет лучше? – с удовольствием произнёс Алексей.

В темноте угла что-то зашевелилось и в пламени свечи появилось вытянутое лицо пастора. Офицеры переглянулись, и Колбанов потрясая кулаком, прошипел:

– Ух, смотри и ты у меня. А то вмиг на небеса отправишься. Как раз у тебя всё с собой. Читай и не отвлекайся.

Лицо исчезло. Новые друзья рассмеялись.

– Панове, панове…, – опять проскулил хозяин.

– Ага, теперь ты! Иди- ка сюда, – подозвал Алексей человечка.

Он взял со стола большую бутылку и налив в кружку некоторое количество напитка протянул её хозяину.

– Пей!

– Цо панове, цо есть не так? – затрясся от страха трактирщик.

Колбанов схватил его за худые щёки и поднёс кружку ко рту.

– Пей, сука! Знаю я ваше нутро. Яду насыпал, подлец?

– Так нет, так нет, пшысегам, пшисегам!

– Присягаешь что ли? – спросил Ульрих.

– А-га-га, то есть мие клява, – заикаясь, ответил трактирщик.

– Что же ты, подлец, русский язык не выучил, пока под Россией был? Вже- вже да пше- пше только и слышишь от вас…. Ну ничего, скоро мы вас в обратку загоним. Женим твою Эльжбету на русском парне, а тебя в православие перекроим, сам лично в реке перекрещивать буду, пока своей жопой не всплывёшь. Хочешь?

– Так, панове, так, – затряс головой хозяин.

– А царя нашего любишь, курва?

Трактирщик вновь согласился, пытаясь изобразить на лице улыбку.

– Ну люби, люби, он-то тебя уж точно в обиду не даст. Не то что эти.

Ульрих кивнул на связанных польских офицеров.

– Пей уже, – прикрикнул Алексей.

Стуча зубами о край кружки, трактирщик сделал несколько глотков и уставился на русских.

– Так нет…, – и в подтверждение своих слов допил всё содержимое, утерев рукавом свой рот.

– Ну вот и славно. Сейчас я вижу, что «так нет»! Теперь жри мясо, продажная душа! Вот тут отрежь!

Хозяин улыбнулся и, отделив ножом указываемый кусок, проглотил его с удовольствием. Офицеры опять переглянулись и Алексей сказал:

– Значит так, неси, что там есть у тебя, всё это в тряпицу заверни, мы уезжаем. В следующий раз погостим подольше, если ты уж так рад нас видеть.

Завернув провизию в кусок материи, офицеры сложили всё это в сумки и оделись. Алексей положил на стол несколько монет, затем подойдя к связанным полякам, кинул им три ассигнации: