День воина. Историческая фантазия о событиях при селе Шевардино в августе 1812 года

«Прекрасная Эльжбета Марциновска»

Австрийская Империя, город Лемберг, весна 1812 год.

Поздним дождливым вечером весны 1812 года, в таверну под названием «Прекрасная Эльжбета Марциновска», что располагалась почти на окраине городка Лемберг (ныне г. Львов. Украина), изнемогая от усталости, ввалился огромного вида человек в грязном плаще скрывающим военный мундир. В высокой чёрной каске с медной отделкой русского образца, с характерным гребнем в верхней части. Его головной убор накрывала перетянутая завязками специальная накидка, скрыв репейку и закрывающая, своей ниспадающей частью, шею. Белые колеты на ногах и высокие ботфорты были покрыты грязью. Тело закрывала лёгкая кираса, перетянутая ремнями. В руках он держал короткий нарезной штуцер, очевидно вынутый из чехла, притороченного к седлу лошади. Военный осмотрелся, в поисках свободного стола, постояв на пороге заведения, и проследовал через небольшой зал таверны, к выбранному месту. Посетителей в тот час было немного. У дальней стены за столиком расположился пастор, при свече углубившись в чтение какой-то книги и потягивая из глубокой чашки чай. Два горожанина допив из своих пивных кружек, поднялись из-за стола и, кивнув трактирщику, маленькому взъерошенному человечку в фартуке до пола, вышли из таверны, осторожно обойдя прибывшего военного, стараясь не смотреть ему в глаза. Закутанная в платки женщина вытащила из корзины несколько связок толстых свечей и, получив плату за товар, так же торопливо выпорхнула из заведения. Путник снял с себя промокший плащ, представ в мундире офицера Малороссийского кирасирского полка Русской Армии, судя по наличию жёлтого цвета на обшлагах, погонах и воротнике. Своим появлением кроме священника, он привлёк внимание ещё трёх человек сидящих за столом в середине зала. Это были польские военные. Обозначения их воинской принадлежности скрывало скудное освещение помещения, но отдельно вырывающиеся фразы выдавали в них именно поляков из подразделения гусар. Они переглянулись между собой, перебросившись несколькими фразами, и вновь принялись за внушительную трапезу. Новый посетитель снял каску и поставил её на лавку справа от себя, незаметно положив между собой и головным убором пистолет, и принялся ждать, покуда кто-нибудь подойдёт к нему и примет заказ. Согревшись, он немного задремал от тепла, исходившего из камина. Ему даже приснился сон.

– Прошка, monsieur le lieutenant Ulrich. Rеveille-toi, rеveille-toi! (франц. Прошка, господин поручик Ульрих. Просыпайся, просыпайся!) – слышался ему дивный женский голос.

Прохор ощутил нежное тепло ладони, без всякого сомнения, прекрасной дамы, скорее всего певички из какого-нибудь кабаре и вздрогнул, открыв глаза. Никакой женщины рядом не было. А жар исходил от огня, где негромко потрескивали поленья. Ульрих помотал головой, отгоняя усталость и сон. Нестерпимое чувство голода заставило его проявить некоторое нетерпение, и он оглянулся в сторону стойки, где человек, с невозмутимым видом продолжал протирать полотенцем тарелки так, словно и не было никакого нового посетителя, появившегося около десяти минут назад. Прохор сдвинул брови и, обернувшись всем своим мощным корпусом, в упор стал рассматривать хозяина заведения. Мельком увидев подобное внимание со стороны посетителя, человек ещё более углубился в своё занятие, взяв следующую тарелку, старательно дыша на край посуды и нервно протирая её всё тем же полотенцем. С шумом выдохнув воздух, военный взял в руки небольшую глиняную солонку и, повертев её в руках, несколько раз громко стукнул о стол. Ситуация не изменилась. Один из мужчин за соседним столиком обернувшись, обратился в полголоса к хозяину, кинув несколько еле уловимых фраз. Хозяин бросил своё занятие, и смешно перебирая ножками, приблизился с большим подносом к столу, суетливо принявшись убирать остатки еды и протирая столешницу. Другой офицер из гостей поманил хозяина пальцем, от чего тот склонился ещё ниже и стал внимательно слушать. Покорно закивав головой, затем он подхватил поднос и направился к стойке.

– Эй, братец любез… ный, как тебя…, – обратился было Ульрих, но трактирщик даже не взглянул на него, пробежав мимо.

Наоборот, он скоро появился вновь и, подбежав к соседнему столу, заботливо расставил большие кружки с каким-то напитком.

– Пан? – негромко произнёс плюгавенький человечек в фартуке.

Польский офицер кивнул головой и хозяин, переместился на противоположный край стола, уткнувшись взглядом в пол. Военный развернулся сев верхом на скамью, а затем со стуком положил ногу в грязном сапоге, вызывающе демонстрируя подошву к гостю, и громко отрыгнул. Прошка нервно забарабанил пальцами по столу. Подняв голову, он вновь обратился к хозяину:

– Подойди ко мне, кабацкая твоя душа!

– Jesli nazywasz pana, to jest ani gdzie sie nie pоjdzie, dopоki nie skonczymy jesc. Wiec bedziesz musial poczekac! (польск. Если ты зовёшь хозяина, то он ни куда не пойдёт до тех пор, пока мы не закончим ужинать. Так что тебе придётся подождать!) – сказал всё тот же офицер.

Ему очень хотелось быть понятым, поэтому он намеренно произносил свои слова медленно.

– Jesli ci sie cos nie podoba, to poszukaj inna instytucja i najlepiej w Rosji. (польск. Если же тебе что-то не нравится, то поищи другое заведение и лучше всего в России.) – поддержал своего товарища другой военный, вытирая жирные от мяса пальцы тряпочной салфеткой.

Все трое презрительно усмехнулись.

– Dir wird noch besser kommen. (нем. Тебе всё же будет лучше подойти) – настойчиво произнёс поручик, перейдя на немецкий язык.

Словно после сна, он потянул свои руки, незаметно взведя курок пистолета, взглянув мельком на штуцер, лежавший на столе, и стал ожидать реакции. Поляки переглянулись. Очевидно, что они поняли его и в первый раз и во второй.

Хозяин дёрнулся всем телом, наверно желая всё же приблизиться, но один из военных остановил его жестом руки и ответил:

– Nadal jest ani gdzie sie nie pоjdzie i nie dostaniesz. Pojawil sie tutaj, wiec siedz i czekaj. Zobaczymy, kiedy bedzie mozna ci rzucic kosc. (польск. Всё равно он ни куда не пойдёт и по- твоему не будет. Явился сюда, так сиди и жди. Мы сами решим, когда можно будет тебе бросить косточку.)

Не переставая скалиться, польский гусар вытащил пистолет и положил его перед собой на стол и добавил:

– Powiedz dziekuje ci, ze w ogоle pozwolono wejsc, a nie kazali czekac tam, na ulicy. (польск. Скажи спасибо, что тебе вообще позволили войти, а не заставили ждать там, на улице.)

– М-да уж, – глухо произнёс Ульрих, сжимая ладонь в кулак, – Пялится вот так, очень даже неприлично, но я научу тебя хорошим манерам!

Он посмотрел исподлобья на польских офицеров.

– Раз, два, три…. А вон в углу, ещё кто-то, сапогом торчит…. Значит, получается четверо? Трактирщик не полезет, он того и гляди со страху рассудка лишится и пастор наверно тоже, а вот эти и их четверо…. Хреновая история, господин поручик. А ничего, одному дам в морду первый, остальные и обделаются, ну и пистолет, для самых пылких.

Так рассуждал про себя Прохор, оценивая обстановку. Он поднял голову и спросил:

– Значит, нет?

Польские офицеры переглянулись, и один ответил, замахав руками:

– Nie! Wynos sie stad, pies! (польск. Нет! Проваливай отсюда, собака!)

– Ну нет, так нет, – глухо произнёс Ульрих, демонстративно притягивая к себе огромную саблю.

Поляки напряглись, и стали медленно подниматься со своих мест. Еле заметное лицо святого отца исчезло в глубине тёмного угла, отодвинувшись от света горевшей свечки. И, в этот же момент, вдруг раздался какой-то стук, один из офицеров вздрогнул и уронил голову на грудь, опускаясь на скамью. Посидев пару секунд, он свалился с окровавленной головой на пол, куда посыпались осколки пивной кружки из обожженной глины. Из темноты угла возник человек, который направлял свой пистолет то на одного, то на другого поляка. Проведя свободной рукой по своему лицу, он зевнул и угрожающе произнёс:

– Опустите свои задницы и сидите смирно, паны. Надеюсь, вы меня понимаете?

Он взял лежащий на столе пистолет, ловко кинув его Ульриху, затем разоружил своих внезапных пленников и добавил:

– Нет, братцы- поляки, с вами у меня благородной дуэли тут не будет! Любому, кто вздумает дёрнуться, я в момент прострелю бошку.

Хозяин таверны в ужасе прижался к стене, прижимая полотенце к груди, словно пытался за ним спрятаться и прохрипел:

– Цо пан желае?

Человек улыбнулся и ответил:

– Ну вот…, как мило! «Цо пан желае»…, – затем он угрожающе сдвинул брови, глаза его сверкнули и он прорычал, – Пан ожидает свой заказ уже целый час. А ты всего лишь умудрился подать это кислое пойло, которое ты называешь вином. Сразу видно, не пожалел водицы-то…, от души разбавил, паскудник!

– Так есть, так есть, – забубнил человечек, перебирая руками, не решив, что делать с полотенцем.

– Значит так…, два больших куска жареного мяса, бутылку вина, кислой капусты подай и пошевеливайся. Я очень голоден и тот господин офицер тоже.

– Так есть, так есть…, – вновь запричитал хозяин, не решаясь сдвинуться с места, – Проше, проше вас…. Вас, пане- господине офицерове!

От чего-то трактирщик стал указывать одной рукой на лавку, где сидели поляки, а другой судорожно протирать стол.

– Так иди уже, – прикрикнул на него человек, – А с этими я не сяду, отдельно накроешь, а то тесно нам будет!

Трактирщик скрылся.

Приставив пистолет к голове польского офицера, человек обратился к Прохору:

– Полагаю, вы русский? Мундир на вас….

Ульрих согласно кивнул головой, не отводя оружия от второго пленника.

– Тогда позвольте представиться, Алексей Колбанов. Состою при военном атташе…, – он оглянулся на «Эльжбету», голова которого выглядывала из-за стойки и добавил.– Всё остальное позже, за тёплым уютным ужином, в этом милом заведении.

Алексей спиной приблизился к Ульриху, не сводя глаз с пленников. Оглядев помещение, он встретился взглядом с трактирщиком. Увидев, что на него смотрят, хозяин боязливо нырнул за прилавок, вовсе скрывшись из виду.

Колбанов приподнялся на цыпочках и громко спросил:

– Так ведь? «Прекрасная Эльжбета». Милое у тебя заведение как я посмотрю. И компания подходящая, даже святой отец имеется!

За прилавком что-то громко упало.