Серебряные нити

– Не знаю, – впервые за последний год я не накричал на Рю за подобные слова, не выгнал его из своего дома… Как если бы что-то изменилось, что-то вокруг меня и внутри моего мира.

Родившаяся пауза заполнила весь зал, облагородила его той печальной тишиной, в объятиях которой так хорошо и приятно думается, пишется и просто мечтается. В воздухе больше не было напряжения или страха, не было постоянных, грызущих душу воспоминаний. Как если бы вместе с «Серебряными Нитями» студентка-Акане забрала и часть моей душевной боли.

– Да, и прости, что приехал так поздно, – Рю посмотрел на меня и сдержанно улыбнулся. – Меня задержала Миоко, и я не смог как следует разобраться в твоей проблеме, но…

– Но?

– Подумай сам, – тон Рю стал чуть ли не жизнерадостным. – Известно, что призраки посещают наш мир только в том случае, если их дела ещё не закончены, или если они хотят кому-то отомстить.

– Да… Наверное.

– Возможно, Акане и подталкивала тебя к «Серебряным Нитям»…

– Да, я думал об этом, но…

– Но это могло быть только её незримое присутствие – видимый облик имеют только мстительные призраки. А ведь ей незачем мстить тебе, незачем возвращаться…

– Да… Ты прав, – я вдруг невесело хохотнул. – Значит, за мной всё-таки следила какая-то сумасшедшая поклонница? И не более того? Просто изворотливая и хитрая преследовательница…

– Вполне возможно…

– Рю, я бы сейчас не отказался от баночки пива…

Он одобрительно рассмеялся, снова став тем юношей, каким я его помнил до проклятой экспедиции в горы. Забытая и почти нежилая туманная деревня сточила его изнутри, замкнула на самого себя, убила его былую светлую радость. К счастью, со временем все шрамы расползаются, даже те, что разрывают душу…

Слишком поздно я задумался об этом и начал понимать, слишком поздно для себя и для мира, живущего за стенами моего интереса – я уже не был молодым и горячим, потерял способность ухаживать и нравиться девушкам… Нет, для меня было слишком много потеряно. Жаль, что Рю всё никак не хотел этого понимать.

Некоторое время мы просто сидели и молчали, рассматривая тьму за широким окном, сидели, окружённые знакомым и привычным домашним полумраком. Вечер постепенно сменялся ночью, а Рю, казалось, даже не двинулся, даже не шелохнулся. Мы думали о чём-то своём, о чём-то, что для нас было странно общим.

– Но… – я тяжело сглотнул. – Кто мог… убить мою Акане?

– О чём ты? – Рю напрягся.

– Её убили, – повторил я, сжав кулаки до боли в неглубоких порезах. – Её сначала убили, а потом…

– Что заставляет тебя думать именно так? – его взгляд стал тяжёлым, гнетущим даже, но совсем не таким, к которому я привык. Я не понял сразу, но это не понравилось мне. Очень, очень не понравилось.

Слишком раздражённым было моё сознание, раздражённым и подозрительным. Я мог воспринимать реальность неадекватно, мог – но в то же время я мог читать между строк этого текста реальности, цепляться за каждую возможность. И я знал Рю слишком хорошо, чтобы не понять его мгновенного напряжения.

– Ты преувеличиваешь, – Рю вновь стал самим собой, непроницаемой статуей, эталоном самого безразличия, и меня как будто бы окатило ледяной волной.

– Не говори, что ты не знаешь, – в моём голосе чувствовалось напряжение, я ощущал это даже сквозь грохочущие удары сердца.

– Ты не говорил мне.

– Нет, Рю, я сказал тебе. Я говорил тебе, и ты прекрасно знал…

Рю не ответил – только сцепил пальцы перед лицом и нахмурился, похоже, принимая какое-то невероятное решение. Его плечи чуть подрагивали от скрываемого возбуждения, видно было, что на этот раз он сдерживает эмоции с огромным, невероятным трудом.

Когда Рю заговорил снова, я думал, что задохнусь на месте, подавлюсь пресекшимся дыханием.

– Она ограничивала тебя, – он задумчиво прикрыл глаза. – Она всегда ограничивала тебя. Да, она хотела сохранить «Серебряные Нити», но… С её появлением твои рукописи потеряли что-то очень важное. Она управляла тобой. Сводила гениальные идеи к нелепым байкам для домохозяек. Это нужно было пресечь!..

– Рю, ты хочешь сказать, что?..

– Прости, Саюки. Прости.

– Ты…

– Бегство из той горной деревни будто бы обесценило человеческую жизнь для меня… И когда всё закончилось… Нет! Я не хотел причинять ей вред, но… когда очнулся – было уже слишком поздно. И ещё раз я хочу попросить у вас прощения. У вас обоих.

– Нет, нет, Рю, я не верю! – я кричал на него, срывая связки, кричал, не боясь больше никого и ничего.

– Я любил её, Саюки, как и ты… Но… Рядом с ней было место только для одного, – на его губах появилась мрачная полуулыбка. – Как ни странно, но я даже не подумал о том, чтобы сдвинуть со своего пути тебя… Потому что ты мой друг, Саюки, и я сделаю всё, чтобы ты…

– Чтобы я мог продолжать работу над рукописями?

– И это тоже… Это моя работа…

– Рю, прошу тебя, – я сдавил собственные колени. – Прошу, уходи. Мне… Мне нужно побыть в одиночестве. Наедине с Акане и этим домом…

– Конечно, Саюки. Я понимаю, – он медленно поднялся с дивана и вышел в прихожую.

Странно, но во мне не было ненависти, не было даже простейшей злобы, неверия, страха… Я просто ощутил себя одиноким. Невероятно, дико, варварски одиноким. Одиноким после злосчастного похода в горы, одиноким после предательства Акане, предательства Рю, даже предательства самого себя… Всё вокруг было против меня!

Я посмотрел в потолок, уже ожидая – и надеясь – увидеть там бледные стопы повесившейся девушки в чёрном погребальном кимоно, но иллюзии покинули меня. Покинули из-за того, что реальная жизнь вдруг стала слишком насыщенной, слишком дикой для того, чтобы вновь пропустить в неё след недавних кошмаров.

– Почему?! – я спросил у пустоты, зная, что она ответит мне, ответит, если я попрошу её снова… – Почему, Рю, почему? Моя милая Акане, как это могло произойти? Почему это всё произошло? Какая связь между…

В горле моём взорвалось крохотное облачко сухости, и я умолк на половине очередного бессмысленного вопроса. Хотелось рыдать в ладонь, как рыдают все дети и страдающие романтики. Хотелось – но я не проронил ни одной слезы.

Она вошла без стука. Вошла медленно и почти неслышно. Минула прихожую, с чинным траурным благоговением прошла через залу и села на диван справа от меня, медленно склонила голову. Журнальный стол по-прежнему был перевёрнут, поэтому девушка положила «Серебряные Нити» в пространство между нами.

– Спасибо, что не говорили мне, – Другая Акане попыталась улыбнуться, но губы её лишь предательски задрожали. – Спасибо, что не сказали о том, что случилось с моей сестрой. Я… Я жалею, что прочла…

Я несколько раз кивнул, покачиваясь всем корпусом.

– Но… Могло ли это происходить на самом деле? – её брови скорбно изогнулись в стороны.

– Да. Да, это было на самом деле. На самом деле я был в той деревне. На самом деле я видел всё, что описал. На самом деле мне везде мерещится образ моей Акане… Теперь нет смысла это скрывать.

– Ваша Акане, – медленно повторила девушка. – Что с ней произошло?

– Её… Её убил мой друг, самый лучший и единственный из настоящих друзей, – я не знал, что заставляло меня идти на откровения, и поэтому просто рассказывал, надеясь, что это принесёт хотя бы толику облегчения. – И я не знаю, что думать теперь, во что верить… Мне тяжело, Акане, мне слишком тяжело… Я даже не знаю – в здравом ли уме…

– Вы снова назвали меня по имени, – в её голосе послышалась обида. – Я же не ваша Акане…

Я угрюмо кивнул, после чего подтянул к себе «Серебряные Нити» и беспечно пролистал сухие жёлтые страницы. Приятный шорох сливался в бесконечный гул, гул сотен голосов, но я отогнал от себя эту галлюцинацию и просто открыл последний лист. Там, прямо под почти стёршимися иероглифами, отчётливо виднелись следы любимой шариковой ручки Акане.