Сказания о недосказанном. Том I

– Ды ну яво, шумел и ворчал грозно дед.

*

… – Доктор, я же в командировке…Дома ничего не знают, что я здесь у вас балдею. Ехать далеко, да и не на чём. Моя машина сломалась, сейчас на ремонте. А там жлобы, автобусом добираться три часа, а то и больше. Да честно говоря, не хочется. Он так однажды сказал, что теперь меня при воспоминании тошнит. Кто? Твой тесть? Так сказал.

Да?

– Ну и что?

– Что, что в то лето я травился дважды.

– И, выжил?

– Ну как видишь. Мы ездили на своей машине жигулёнок, и тестя, тёщу, возил, всю Россию, от средней полосы до Кавказа показал им. И, вот в то лето. Ели черешни, они, деревья вдоль дороги, ешь ни хочу. Хотели, ели. Вот. И я отравился. Деревья опрыскивали купоросом, а мы и не думали их помыть. Три дня мучился, но на Кубань приехали. Мать вылечила,

– А что было? Плохо промыли и там где то, где хвостик крепится к черешни ягоды, остался яд. Вот он и давал дрозда. Промывал, а тесть всё ходил, морщился, как на прокажённого. Потом они ухали к сыну – он служил в армии на Кавказе. А мы, отдохнули у моих родителей и возвращались в свою Орловщину, дочь я и жена. Сделали остановку в Курской области. Зашли в придорожное кафе, поел, отведал ухи и рванули дальше, домой. Километров двести ехали, мутило. Сообразил. Остановились в лесопосадке. Жара. Тень плохая воды мало. Тёплая противная. Давай промывать. Полегчало. Домой к тестю добрались. Сам за рулём. А вечером свалился. Духу нет. Лежу зелёный весь. Мне говорят, давай промывать, а мне уже и дышать нет сил.

– Идите все отсюда, мне скоро совсем будет легко.

– И вот, коронный номер. Подходит тесть, посмотрел, сморщился, как на заразу, и говорит мне и своей дочери.

– Да знаешь Люсь, если он на говне затёртай, так что с няго возьмёшь! Махнул рукой. Как на выброшенный окурок, сморщился, как будто ему в рот жабу с пупырышками засунули, как будто сам он, год назад не отравился рыбой и не лежал под капельницей. Так вот. Постоял, махнул рукой и вышел из комнаты.

– Ну, что ты замолчал, чего молчишь?

– Да воспоминания не радужные… что, что…

– Что потом, скорая, да?

– Нет, ребята, нет. Мать жены, тёща, Нина Егоровна, подошла, полюбовалась на отходящую и почти ушедшую синюю уже красоту и говорит.

– Нука, вставай! Люся, давай неси воду, будем промывать.

– Я поубивал бы их, всех, разом, и, готов был сам отойти, хоть и не в райские кущи, но подальше от предстоящей экзекуции. Сил уже нет дышать, а они – такие ещё муки.

– Промывать! Почти выстрелила тёща.

– Мыыли.

– Казалось вечность, было это колесование.

– Промыли.

– Отошёл.

***

– Неет, ребятушки, в этот раз я уже был готов.

– Здесь в инфекционной всё делал, сам, когда уже пришёл в себя, после реанимации.

– Никто не подгонял, не упрашивал, знал, что можно загнуться. Да и осложнения бывают, то почки, то печёнка селезёнка, если плохо промыть.

– Эй, ребята. Кого ищут?

– Художника.

– Кола, ти что тут сидишь? Поехали. Вон и Толик, старшой бригады, бутылочку привёз.

– Ах, вы мои красавчики, я сейчас. Вот больничный возьму и до свидания.

– Как же мне без вас тут было плохо. Говорили, что не будет долго лежать. А мы вот уже три недели, без тебя бригада.

– Кола, ти что тут развёл?

– Смотри столько друг у тебя появились.

– Выше нос ребята! Всё будет хорошо. И вас выпишут скоро. Не забывайте.

– Обтирание, бег утром и вечером.

– Адреса телефоны не растеряй.

– А вы тоже! Кричали ребята.

Мурад несётся, на мерседесе, перламутром сверкающему Севастополю. Блестит, мерцает бликами море, листва. Небо, такое сияющее. Толик, наш старшой, соскучился: что – то говорит, а потом начал покашливать, надуваться. Я уже знаю. Готовится хорошая подковырка.

– Ну что, давно не тренировался в остротах? Давай, мне это сейчас необходимо. Давай, давай.

– В больнице вас очень не хватало! Ваших с Витей хохмочек, анекдотов. Давай я уже слушаю, вот Мурад, смотри, слушай, оцени. Толик сейчас угостит…

– Да нет, Колюнчик. Мы с Витей готовились к твоей кончине.

– Жаль было бы конечно, если бы ты загнулся…

– Вдвоём мы не смогли бы закончить эту работу без тебя. Ты же и скорость, я имею в виду производительность труда, как при социализме, и форма в наших шедеврах, что – то не идёт, ты же скульптор, пластика оттуда. А Виталик. Да что Виталик. Уехал. Молочко носит новорожденному. Пелёнки стирает. Ему некогда работать сейчас.

– А жена?!

– Да что жена, она его любит.

– А он стирает, двуликий, мама – папа. Он бы не приехал сюда, даже при таком повороте дела.

– Да. Так вот мы представили себе, как твоя Людмила убивалась бы по тебе, и решили облегчить её участь, ну представь, написали бы в истории болезни отчего ты умер. А загнулся, как засранец, такой человек и таак жидко… Мы уговорили бы врачей на другой диагноз, – например сифилис. Вот бы ты и спокойно там лежал. С чистой совестью ушёл на покой. Как настоящий мужчина.

– Тола, ти что говоришь?!

Мурад так преживал, что резко придавил тормоза, машина завизжала.