Сказания о недосказанном. Том I

– Серёж, ты машину поставь, нормально, моргалку включи. Раскатал губы мужлан, а то нас сейчас поцелуют в задницу.

– Да я сразу сам не понял с дурру. Нажал резко на тормоз.

– Уж очень ты закрутил.

– Нет, дорогой это не я, – жизнь крутит…

…Прошло пятьдесят лет.

– Давай. Городи дальше.

– А что с красавчиком?

– Женился, детей сейчас пасёт. Он же тогда не болел.

– Что там с Муськой, – сварщицей. Встретились? Ходил к ней этот лирик?

– История, Серёжа об этом умалчивает.

– Тайна ушла в землю. Ушла навсегда, как моча.

– Ну и пожалела лирика Федю. Пожалела, как?

– Ээх и тупой. Дошло. Дошло хоть тупой. Баба, ой прости, девка знала, что заразная, и не дала, не подарила красавчику.

– Пожалела?

– Слушай, дед. Тебе только рассказы, нет, романы писать. Нет, строчить.

А не баба, конечно дивчина, молодец! Ну и девка, ну и зараза, ну и сучка! А любовь? А? И деньги у него не взяла, не стрындила. Понравился видать красавчик, полюбила досрочно с первого раза, маать твою! С первой такой близкой постельной встречи. И часы не стянула у него.

– Серёж. Ну, поехали. Смотри свет на горизонте, прямо, глянь, трасса светлая. Ох, красотища, такой мост! А высота. Я, когда первый раз увидел, такое, опешил, такого я никогда не видел, думал что наш Чонгарский мост в Крыму,– пуп земли, а туут.

– Это была для меня вершина мыслей конструктора и дизайнера архитектора. А, такой мостик. Ах!

…Тихо – мирно проехали этот мост. Пошли домики города. Опять сугробы, наледи. Неет. У соседей лучше.

– Так ты же ругал Финнов.

Не каркай под руку. Ругал, ругал, зато здесь не занесёт и не заснёшь, тут соплями дорога измазана наледи и сосульки откуда то…

– Тьфу ты, твою мать!

Светло. Свет. Слава Богу. Город. Наш драгоценный Виппури. Порт. Корабли. Краны высокие, как Эйфелева башня. А вот и Пизанская башенка, кланяется нам, металлом грузят за бугор, сплавляют золото,– готовый металл…

И кран уподобился этой башне…

Башня в пол неба. Древний замок на острове. Крепкие стены кремля. Красота какая. А, Серёж!

– Хорошо то хорошо, да ничегоо хорошегоо. Мотор, опять напала на него, как ты передразнивал своих хохлов, помнишь?

– И напал, …на нос понос, а на попу кашель…

– Вот и мы сейчас. И глушить опасно, потом можем засесть, уже почти дома. Кого ночью искать. Хотя уже и в городе. Да ещё такая пурга, мороз, мать бы его в качель.

– Давай, давай что – ни будь пострашнее, я тебе потом сталинскую премию выделю, со своего этого промысла. Давай страшное, чтоб кровь закипела…

– Неет, Серёж, не хочу Сталинскую, перепутают с бумагами подарят успокоение – упокоение тов. Берии… и закроются двери бытия, но распахнутся врата бития…

– Серёж, ты думаешь я магнитофон и там развлечения, у меня в голове на всякие случаи жизни?!…

– Опять газ. Снова корова…на льду. Стоп, убери звук своего магнитофона. Прогазую немного, мне нужно понять, как он чихает, принимать меры, если ещё не поздно. Во. Воот хорошо…

– Давай, милый, давай. Поеехалии…

– Ну, видишь, как ты молчишь и дело тормознуло. Крутит. Вот дорога, даже не направление, а то, что – то непонятное по которому пытаемся ехать,– передразнивать корову на льду.

……. Накось, выкуси. Получай. Получай операцию, со скальпелями и распоротым пузом. На закуску, нет, не жареную гуску, на закусь, накось выкусь, – щедрую медвежью болезнь во всём её величие, нет, скорее величине Северо крымского канала. Слушай и не перебивай, всё таки не импровизация, но событиям этим уже, ох мама, больше пятидесяти лет…

Слава Богу и дети растут и внучка, – колючка, с норовом, славный красивый ёжик, но слава Богу, не ехидна, стреляющая своими иголочками, как у дерева,– глядичья, называли, в детстве, иголки длиннее моего среднего пальца. Внуучка. Характер. Воля.

… А ведь могли из меня сотворить шедевр, восточного образца – евнуха, дрогни рука моего мясника, ой, нет хирурга…

… Стоп стоп. Хорош пугать, а то и нам этот херрург понадобится. Ну ладно давай. Я всё внимание на дорогу и тебя

Хирургические опусы…

… Заканчиваем Р.У. Передача на завод. А я не годен к строевой подготовке и обороне страны.

– В армию не берут, – грыжа, паховая, водянка правого семенного канатика, и добавок, подарок природы, или эхо, наследство, – прошлого воплощения,– аритмия сердечка.

Подопытный кролик, это я, – не играет бицепсами, и не блещет ни фигур не мускулатур, как говорил один хороший человек и керамист, грузин, – Мурад Семёнович, в Балаклаве. Но на завод меня нужно отправить живьём. Зря, что ли, хлеб да кашу,– мамалыгу нашу, были и котлетки и сталинские пятилетки, ели в ремесленской столовке и подхваливали, – целых два года.

Гроза!

– Операция…

… Долго не шёл. Боялся.

… Привели.

… Помыли, там же в посёлке Аршинцево, где было училище, недалеко от наших корпусов, больница, хер, ррургическое отделение, операционная, и, совсем рядом кладбище, ну прямо всё по делу, и к месту, недалеко ходить, ой нет, близко носить…

– И, и карты в руки.

И, Муська, – живой дрыгнажёр по половой части тоже не очень далеко. На любой исход,– вперёд, в поход, и, выход,– зелёная дорога.

… Ну, пришёл я в больницу. Привёл Дробот, фамилию помню. Воспитатель. Подбодрил, сказал, что с такой царапиной как у тебя три дня и домой. Даже без наркоза делают.