Сказания о недосказанном. Том I

– Ты капитан, – я боцман.

– Ну, тогда слушай, будет тебе острый,– как серпом… по, яаа….неет, по пальцам.

… Было дело, с одной, нет, не я,– она обнимала меня… Она, краса, – волной коса, ой, я стеснялся,…хуже,– бояалсяаа…

– Было это таам, у нас, в Крыму. На берегу синего, синего моря. Тогда мы все почти пели, помнишь, Бернес, который песни пел сердцем.

– Есть море, в котором я плыл и тонул,

– И на берег выброшен к счастью…

–Да. Тонул и я, ох, в этом самом синем море. И не выбросило меня из моря, вытащили…

– Ой, ох, мама, всякое было. Позор, до берега песочка вот, он, пять метров, люди сидят, а у меня судорога ногу хватанула.

– А что, учились в ремесленном училище, лето, тепло, воскресенье, пришли купаться, и пять смельчаков, проверили водичку, ничего, не очень холодная, рванули к сейнерам. Рыбаки там ставили свои кормушки на якорь, подальше, чтоб, такие как мы, не таскали у них сушёную рыбку, там, на рыбацких сейнерах, бывало. Пошли. Вошли в светлые воды. Поплыли. Доплыли вплавь, не все.

Добрая половина…

– Что утонули?!

– Неет!

– Ну, ты даёшь. Мои нервы не бережёшь…

– Ты же просил взбодрить. Стараюсь…

– Не мешай, а то забуду, что там дальше было, прошло ведь много десятков лет и високосных.

– Таки было так.

– Далековато, а слабаки, назад, на песочек, возвращались. А, чё, рисковать, на песок, на бочёк и молчёк. Ну вот, тогда и на сейнере побывали, рыбки немного попробовали. Согрелись. Позагорали. И вперёд, раскинулось море широко…

– Ох, широко, и далёко… Посмотрел на берег, далековато, ну что делать. Прыг, ногами дрыг, с кормы и вперёд, но не с песней…

– Трудно, но добрался, еле – еле, душа в теле, по лягушачьи, – руками уже не мог мотылять. Вот он берег, а, а меня…

– А, а меня, кто – то за пятку, таак ласково щекочет.

– Потом, повыше, выше, по коленям холодной рукой, как ластами, холодными, таак, – неежно, ласково, к промежности, моих драгоценных, органов различия продвигается. Потом гладит, и, и глядит своими рыбьими, выпученными, но крассииивыми глазищами, и, и мне в очи, уже теперь не ясные глядит, и гладит, гладит взглядом и улыбкой.

… – И. Я чувствую, пока ещё, что ухожу от берега. В глубинку, царство Нептуна, а она или оно, так незаметно увлекает, кудысь не тудысь…

– Дудки, думаю. Согнулся. Уцепился за резинку на трусах, ищу, её, нет, не её трусы, нет там никакой одёжки, на ней, а я с такими глазами, уже тормозами, – ищу булавку. Всегда мы с собой носили, когда к сейнерам спешили.

Крутился, вертелся, достал булавку и жиганул со всей дури, себе, в туда, куда попал, да не пропал, а, за компанию дуплетом и ей, моей, не земной красоте.

– А, глядь, около мня уже, оказывается девка, но какая -то с зеленью в лице, Волосы, волосы как волны мне на шею. А потом глаза вылупила, она, якобы девка,…хвостом как у кота, ой нет, – кита, рыба – Кит. Я тут собрал останки силёнок, удалось высунуть нос на воздух, и, заорал, но благим, матом, русским, отборным, в Р.У. постигали ликбез. Но она, краса волной коса, сильнее меня оказалась,– от мееняа, который без тормозов…– отказалась…– туда сюда к моей ядрёной матери отправить постаралась, тремя русскими отборными, словесами, далёкими от гимна или романса. Получилось ещё ядрёнее.

И воот, пока пристёгивал булавку к трусам, спасибо не забыл, когда собирался посетить рыбацкие сейнера. Попробовать рыбки, и на, тебе, встретил, настоящую красивую, почти пиранью с хвостом кита…

Хлебанул водицы, пока разбирался с девицей, но оказалось, их было две, а я один…

– Потом кувыркнулся, смотрюююю, мигом прозрел, – мужик рядом видит такое дело, вытащил. Заговорил.

– Чего это тыы? Но понял, что меня свело, скрутило в баранку, щипал, шлёпал, судорога опять проснулась.

– Ушла судорога.

– А я пришёл, прибежал почти в себя.

– Задышал. Отошёл.

– Морская водица покинула меня, ожившего, почти.

– Вот так, на ровном месте, явился жених невесте, как же, чуть не угодил в объятья с хвостиком рыбки,– русалочки. Русалочек…

– Слушай, рунопевец, трёп выдал?

– Во! – Зуб даю, и кумпол на отсечение! А сам большим пальцем, ковырнул у себя во рту, почти вырвал себе этот зуб клятвенный, конечно, по нарошке, а потом махнул ладонью по кадыку, ясно было, почти сабля, великого суда. Потом объяснял, что у них, в училище это была самая крутая клятва, и кто учил их, и…

– Недоговорил…

– Ох, беда, не закончил, рунопевец, свою славную песнь, но не про купца Калашника…

Сергей истошно заорал,

– Каюк!

– Мотор!

– На! Держи газ, не отпускай, трындец тогда, я ппошёёёл!

Пару секунд, он, что – то включал, утопил ещё кнопку, рванул до отказа ручник, поставил на нейтралку, хлопнул резко дверцей и он там, в пурге.

… Капот открыт, его не видно, дворники не работали.

Не зги.

Неизвестность хуже неволи.

Ждать. Догонять…

Это тоже не малина в лукошке.

Надеяться и молиться, это то, что оставалось, во что ещё верилось.

Всему всегда приходит конец.