Сказания о недосказанном. Том I

Прошло три дня.

*

Шли удручённые, но с чувством комсомольцев, первопроходцев. Может, наладим с ними двустороннюю связь, они нас научат лечить все болезни. И, даже душевные, но не такие, как у неё, бывшей красавицы. Страданий, то нет, как корова языком слизала. Ан. Не корова, и не языком. Вот тебе и телепатия. Вот тебе и обезьяна. Кто, кого ищет? Кто кого изучает?! И кто, кому и как помогает.

Трое суток, какой результат

– А наш перезревший юморист, с фингалами, спел, потом, под гитару:

– И трое суток мы не спали из – за того, что он уснул.

Уснула… это уже был речитатив, и, пальчиком покрутил у своего виска.

Мы приходили, каждое утро. Слушали её дыхание, ровное. Рооовное. Решили, она, ещё не у фараона, и не у прабабушки.

С нами!!!

Юморист подходил поближе, хотел пощупать пульс. Протянул было руку к её запястью, но его предупредили, – телепатически, – не тяни руки, протянешь ноги! У меня рост и кулак – три твоих, дохлый интеллигент.

Не зря он читал книгу, *внутренняя речь и мышление*, – вот это речь, вот это мышление!

*

На четвёртые сутки, у ствола огромного кедра – реанимационный филиал академика Бикфута. С трудом добрались, это был, не институт Склифасовского, где могут пришить что угодно, куда угодно, но только не такую деликатную красоту, – вторая половинка большой, красивой, но бывшей ягодичной мышцы.

*

Радость, правда, мы уже не могли выражать, от такого увиденного, – невиданного… эмоции приутихли – запасы продовольствия иссякли, а грибы с белыми червячками, могли есть не все…

Реанимационный пакет с панацеей, лежал в сторонке, на её перине, видимо запасной, а другой, который с ней, при ней, раскрывать боялись… А, тот, наш, профессор, который бывал, почти в таких же горячих точках, … – снял, резко, быстро, и с тааакими чувствами! …И хочется и колется, но страшно ажжуть… Вдруг… таам, торричеллева пустота… Нееет, о о о, оказалась, сама какашка – малашка, как будто её только изготовили кудесники.

Не поверили глазам своим. Она, как девчёнка, села на свой гамак, который был рядом, на её реанимационном столе, бывшей кроватки, гамака, села и, болтала своими красивыми ножками.

…Она улыбалась, таак таинственно, потом, а потом, потом как гимнасточка, кувыркнулась лицом в низ, в пуховую подушку из травы. И, блеснула тем местом, которое так поспешно, не думая и не гадая, тогда оставила таам, на корявом суку древнего кедрача, потом, правда пошёл в дело, птицы, почти орланы, сшибли, старались и, он, этот подарок для пташек поменьше, пошёл в дело.

…Эта, ягодка – ягодичная мышца, была явно новая, свежая, как у младенца… и, и без подгузника, ой, лопуха. Не было ни шрамов от иголки и дратвы, которыми зашивают, а иногда и не пришивается, не заживляется, как у меня было в Выборге, аппендикс, перитонит, одолели. Зашили. Нитку, дратву, наверное забыли, в цыганскую, кривую иголку вдеть…

…А у меня три месяца заживление, без хер рургического сожаления и вмешательства, почти заросло, правда, смеялись, но не все, что перепутали – кроили, зашивали как внематочную. Тьфу тыы, ну ты – мозги загнуты, как у вепря клыки. Ошибочка, получилась. Правда, этому, было потом оправдание, …случилось, оно, это действо, после встречи досрочно нового года. Ведь уже тридцать первое… декабря… двенадцать ноль ноль, – пополудни, ..А таам… А здесь… у нашей реанимированной красоте, не вода в решете, – Быыль! И никакого нового года…

…За операцию, без инструментов и средневековой пытки, за которую пришлось бы отдать в Москве – пятёрку, со многими нулями, профессору, за топорную работу – даа, и такой запчасти вряд ли у них, в Москве не достать, даже по блату…

А она, проснувшаяся царевна, пропела.

– Не боюсь я ничего, кроме Бога одного.

Юморист этого не слышал.

И.

И… тогда решили совсем открыть лопушок, – тот, запасной, с панацеей, и, как, только, рука, спасателя М.Ч.С., прикоснулась и открыла реанимационный пакет, подарок её друга и собеседника, … наш юморист запел, как то странно, громко, как солист большого театра, таак, протяжно. И, ии, почти театральная икота, как на сцене греческого амфитеатра. Потом, быстро, как волк – ну погоди, рванул за столетний кедр и были слышны оттуда, его йоговские а, но это были не асаны. Он, юморист, скоропостижно, с этими звуками оставил весь свой аскетический завтрак, натравке муравке, который как биолог, он назвал меню этого завтрака на исходе пребывания научной экспедиции. – Меню – аш два о, плюс пшено – каша, четыре ложки. Это были останки, их продовольственной программы, последних дней выживания. ..Но, то, что произошло, было и ушло, было выше его сил, удерживать в себе, так близко к сердцу, такое, после,– такого.

…Настоящий оптимист, комсомолец, припас на всякий, вот такой неадекватный случай, как разведчик, припас ампулу, почти доза с цианистым калием, – маленький пузырёчек от пенициллина, н. з. – хранил на самый крайний случай. Научное название его винус – спиртус – денатуратис.

Хряпнул, проглотил, своей панацеи. Помогло. Почувствовал, насколько он ещё живой, хотя эту гремучую смесь, можно было сравнить по химическому составу, с панацеей – бурундувай,

Что же это было, а это уже терпимый коктейль, по сравнению с подарком, в лопухе.

А, её половинка, этой мышцы, теперь покоилась в желудках лесных пташек, зверюшек и муравьёв.

Он вывел её эдентичность и, и завершающий букет явно ощутимый, даже у тех, кого давно обоняние ушло, покинуло хозяина – …аромат – оружие скунса, во время газовой атаки, поражающий своих врагов, на почтительном расстоянии.

Вот он юморист. Его жалят теперь оводы, жрут слепни, мошка играет в щекотку, и прочие таёжные радости. Он и не чует. Счастливый. Ох, счастливый.

*

Так закончилась, хорошо, что не скончалась, вся история вместе с красавицей … – Машей, теперь уже не нашей и не вашей, участниками похода в гости к снежному человеку. Все живы, здравствуют и готовы защищать теперь свою страну, диплом институтский и, конечно, сердечное его, письмо, послание… Гиппократа.

…А, настоящий, живой, и мудрый Йети?

…Да не нужны ему теперь ни те лесные, и ни эти, – городские, загримированные, под красавиц.

…А настоящая, красота, – юная, хоть и городская, согревает его одинокое лесное, но живое сердце, воспоминанием тепла, дружеского общения…

…Галя!

Ожившая Галя.

Вот тебе реанимация.

– СЛОВО.

И,

Он,

–Снежный.

– Примороженный,

– Но живой.

…Запах, нет – аромат хвои, и ласковые лучи солнца.

Солнышка.

Задышала, жизнь.

Отошла, ожила, от анабиоза и теперь уже наша Галя.